Двойники - Ярослав Веров

Дальнейшие события развивались стремительно. Прибыл гонец из штаба — командование решило сдаваться. Решение было принято мгновенно — и люди дюка, его батальон-кортеж, ожидавшие только приказа Глебуардуса, арестовали штаб. По полковым рациям был передан сигнал сбора — и войска сдвинулись.

Прорыв удался. Корпус вырвался на Мексиканское нагорье и уходил в глубь неприятельской территории. Наступая на пятки, их преследовала стотысячная армия ацтеков.

Здесь следует поведать о некоем казусе из тех, что нет-нет, а случаются на любой войне, однако имевшем далеко идущие последствия для нашего героя. Арестованный генералитет наотрез отказался следовать дальше с корпусом, желая по-прежнему сдаться на милость индейцев. Баба с воза — кобыле легче: фон Гертольд, пятеро командиров дивизий, вкупе с денщиками и верными адъютантами, остались в лагере.

Но ацтеки в покинутый русский лагерь так и не вошли. Да и что они там могли забыть? Грозный Теноч ринулся преследовать ускользнувшего противника, некогда было обшаривать брошенные палатки и полевые кухни — настолько стремительным и внезапным был прорыв.

Поэтому уже через день, экс-командование благополучно поднималось на борт крейсера «Варяг», и оттуда полетела радиограмма на Камчатку, и далее, через цепь ретрансляторов — до самой столицы, с сообщением об измене и мятеже во главе с наследным дюком Глебуардусом. Об ультиматуме ацтеков и попытке капитуляции бравые генералы предпочли умолчать. И «Варяг» лег на обратный курс к берегам России.

А что же мятежники? Вырвавшийся из окружения корпус вот уже которые сутки поднимался всё выше и выше, углубляясь в таинственную страну, куда нога белого человека не ступала еще никогда.

Полковник Ведмедь применил на сей раз излюбленную тактику экспедиционных походов вдали от баз и тылового обеспечения. Корпус отчаянно маневрировал, рассылая во все стороны мобильные казачьи разведотряды, наскоком захватывая малые города и селения, где пополнялись запасы продовольствия путем безжалостного обдирания населения. Используя наконец-то развернувшуюся разведку и радиосвязь, удавалось пока избегать нового прямого столкновения с основными силами противника.

А вел экспедиционный корпус Ицтлакоатль, пленный офицер-ацтек. Глебуардус давно уже понял, да в общем-то понимал изначально, всё безумство императорского плана. Он был единственный, кто не удивился, обнаружив, что противостоит им огромная армия, и справедливо предполагал, что это не последний резерв Империи Смеющегося. Впрочем, не удивился еще один — Ицтлакоатль. Однажды он прямо спросил дюка — куда движется армия.

— Мы идем на вашу столицу, Теночтитлан, — не стал уклоняться от прямого ответа дюк.

— Значит ли это, что ты, Уэкойотль, хочешь посвятить себя высокой жертве?

— Не понимаю.

— Пасть под стенами столицы врага — высокая жертва, — пленный ацтек был невозмутим.

— Мы собираемся эту столицу взять, — возразил Глебуардус.

— Под стенами столицы тебя встретит войско, вдвое превосходящее то, что сейчас вас преследует, — гнул свое индеец.

— И тем не менее — я возьму ее!

— Я помогу тебе, Уэкойотль. Я приведу тебя в место, где есть прямая дорога на Теночтитлан. А взамен ты отдашь мне свой долг.

Дюк хотел было ответить, что не станет исполнять варварских обычаев, но лишь рукой махнул. Что-то говорило ему, что к столице им всё равно не прорваться.

Через несколько дней армия перевалила через горную цепь. Далее начинался спуск в котловину, скорее даже — обширную долину. В долине виднелись сооружения города. Даже с высоты перевала было видно, что сооружения эти огромны, а две пирамиды, торчавшие словно два клыка в центре города, — просто циклопических размеров. Сооружения располагались закономерно, образуя сложный геометрический орнамент, что хорошо было видно отсюда, с перевала. За долиной, восточнее возвышалась еще одна горная цепь. Горы казались высокими и неприступными. С севера, выходя из ущелья, город пересекала широкая дорога, снова уводя в такое же ущелье на юге. Других выходов из долины не просматривалось.

— Это Теотиуакан, город без жителей, — сказал Ицтлакоатль. Он, дюк и Артур Хлысток с двумя казаками стояли на каменном уступе, по карнизу которого начинался спуск вниз. — Я привел тебя, Уэкойотль. Вот та дорога ведет к столице. Но вам по ней идти не следует.

— Что значит — город без жителей?

— Теотиуакан — на древнем, давно забытом языке значит — «город, где люди летали как боги». Говорят, его выстроили гиганты, пришельцы из-за океана, во времена незапамятные. Город пуст, сейчас ты в этом убедишься. Теперь вам надлежит спуститься, — голос ацтека вдруг зазвучал надменно, — и ожидать, пока по этой дороге не придет войско. Оно уже идет, и настолько велико, что лучше вам сдаться. Скоро праздник зимней луны. С вас всех сдерут кожу, и наши молодые воины, облачившись в нее, будут танцевать вместе со жрецами праздничный танец. Это большая честь и достойная жертва.

— Предал нас, собака! — вскричал Артур Хлысток. — Вот тебе честь!

Прежде чем дюк успел вмешаться, молодой кельт выхватил маузер и трижды выстрелил пленному в живот. Удары пуль бросили того на камни. Он медленно подогнул колени под себя, попытался встать, не сводя с дюка упорный, требовательный взгляд. Глебуардуса передернуло, но он остался стоять неподвижно. Ацтек, уже в предсмертной судороге, попытался улыбнуться. Смерть запечатлила этот дикий оскал. Дюк вспомнил — Ицтлакоатль называл это «улыбкой жертвы»; так «улыбались» все убитые ацтеки.

— Собаке — собачья смерть, — буркнул Хлысток, засовывая оружие обратно в кобуру. И не вздумайте меня осуждать, дюк! Я предупреждал — нельзя верить чумазому. Что нам теперь делать?

— Теперь, капитан, мы спустимся в долину и займем оборону в этом их городе. Там есть где укрыться от артиллерии, есть корм для коней и есть вода. Похороните его где-нибудь, — кивнул дюк казакам, указывая на тело.

Кто первым произнес — город мертвых? Неважно, все стали называть его так. Этот город не мог принадлежать живым да и вряд ли был построен для людей. Там не было домов — лишь массивные кубы, сложенные из черного камня, без окон, с одной лишь узкой вертикальной щелью, всегда в западной грани куба. Щель вела в узкий коридор, который тут же сворачивал под прямым углом, всегда влево, и там вошедшего ожидал тупик — гладкая плита базальта. Плиты эти не поддавались ни рычагу, ни взрывчатке, но в одном кубе плита лежала, опрокинутая внутрь помещения. Внутри была лишь маленькая, в две сажени камера, тоже кубическая, доверху набитая перемешанными человеческими костями. Черепов не было. Сооружение было странной, но несомненно гробницей.