Двойники - Ярослав Веров

Кроме «гробниц» были «дома» — продолговатые призмы без окон и дверей и «храмы» — тоже призмы, но шестигранные и вытянутые в высоту.

В центре огромного орнамента города возвышались две ступенчатые усеченные пирамиды. На них можно было взобраться. Обе верхние площадки оказались залиты чем-то вроде блестящего черного стекла, сквозь которое прямо под ногами высвечивались багровым светом какие-то таинственные письмена, непохожие на письменность ацтеков. На всякий случай дюк перерисовал эти знаки.

Но не в этой мертвой стереометрии была главная тайна города. Ощущение вечных сумерек и незримого присутствия — его, казалось, источали плиты мостовой и эти черные стены. Уже спустя несколько часов пребывания в городе дюк отчетливо различал этот зов мертвых стен.

Да, неудачное место для обороны. Дюк словно заранее знал, что предпримет противник. Завтра появится преследовавшая их армия и, закрепившись на западном гребне, развернет батареи тяжелой артиллерии. А не завтра, так послезавтра и с севера, и с юга подойдут еще войска. Хорошо бы уйти в горы, в горах вражеским армиям не развернуться, там можно продержаться долго. Неужели восточный хребет непреодолим? Группа за группой возвращались разведчики и докладывали одно и то же — дороги нет, отвесные стены, осыпи, завалы.

Уже ночью вернулись черкесы из его батальона.

— Есть тропа! — возбужденно доложил командир отряда. — Совсем-совсем малый тропа. Никто не нашел, Асланбек нашел. Я горы знаю, мне горы — дом!

— Хороша ли тропа?

— Нехороша, командир. Конь не пройти, человек пройти. Веревки надо, крюк надо. Но человек идет.

Дюк задумался. Что-то тянуло его туда, за хребет. Что-то там должно было сыскаться эдакое. Уже не в первый раз в этом походе возникло немедленное решение — взять всех своих людей, нет, не всех, лучших, в первую голову — горцев, а впрочем, всех, кто вернулся из Африки, и двинуть за хребет. Непременно захватить с собой одну полковую радиостанцию. Поставить в известность Ведмедя и не мешкая — вперед.

Старый вояка, полковник Ведмедь попытался было отговорить дюка от предприятия. Почему такая срочность? Почему ночью? Незнакомые горы, опасная тропа. Полковник отказывался понимать Глебуардуса. Но тот и сам не понимал себя.

Однако скоро выяснилось, что торопился дюк не зря. Рано утром, когда его отряд уже поднимался к тропе и вот-вот должен был вспыхнуть быстрый тропический рассвет, из долины раздался треск ружейных выстрелов, и тут же загрохотала артиллерийская батарея корпуса. Дюк обернулся — в долину с севера тянулась цепочка огней, много огней; ацтеки вливались широкой лавиной как раз в двадцативерстное пространство между восточным хребтом и городом мертвых, отсекая тем самым отряду Глебуардуса путь к отступлению.

Как и утверждал черкес, тропа оказалась проходимой. А за перевалом взгляду дюка открылась та самая картина, которую он, не отдавая себе в том отчета, жаждал увидеть.

Это произошло на закате третьего дня их похода. Разведчики передового дозора вернулись очень быстро — по их словам выходило, что там, внизу, «город небывалый». Дюка как толкнуло в грудь, и он скомандовал приближаться с предельной скрытностью. Вскоре весь отряд дюка засел среди камней — они были в двух шагах от святая святых Империи Смеющегося, в двух шагах от Чолулы, таинственной Мекки ацтеков, и в этом не было никакого сомнения.

Небольшая котловина, гораздо меньше оставленной позади, была словно вырублена в отвесных скалах. Единственная дорога из северного ущелья была широка, но здесь и заканчивалась. Отвесная стена, высотой не менее двадцати сажен обрывалась вниз прямо от скал, за которыми укрылся отряд. Посреди котловины возвышалась пирамида-теокалли, пирамида самого Смеющегося бога. Вокруг, двумя концентрическими кругами стояли мелкие капища его сверкающей свиты. А в южной стене была высечена гигантская статуя. Смеющийся бог сидел на пятках, одетый в плащ из человеческой кожи, его шею обвивало ожерелье из отрубленных рук. В своих шести руках бог держал атрибуты власти. В это время закатный луч осветил безмятежно улыбающееся лицо статуи. Кто-то из казаков выругался, кто-то перекрестился. Зубы бога были, наверное, выкрашены какой-то карминной краской — бог улыбался окровавленными зубами, улыбался в ожидании великой жертвы, которая должна была произойти уже скоро. А ведь он так долго ждал, так долго…

С севера по дороге двигалась цепочка людей. Вооруженные воины конвоировали скованных попарно. Разумеется, жертвы, подумал дюк, разумеется, двести человек. Ежедневная порция чудовищу в скале.

Однако воины не вошли в храмовый комплекс. Остановившись в почтенном отдалении, они подождали, пока за жертвами не явились жрецы. Причем вооружены они были лишь копьями, ритуальным оружием. Да и зачем им оружие здесь, в самом центре империи, в месте средоточия могущества их верховного божества?

Стало ясно — главный храм можно захватить. Бойцы батальон-кортежа с нетерпением ждали ночи.

Ночью, спустившись на веревках в котловину, отряд начал поголовное истребление жрецов. К рассвету храмы, не имевшие даже ворот, которые могли бы запираться, были очищены, предназначенные к закланию — освобождены. Это оказались португаллы, плененные еще два месяца назад в морском сражении. Они с трудом верили в происходящее.

Над пирамидой Смеющегося бога уже развивался русский флаг. Но в саму пирамиду дюк приказал пока не соваться. Она отличалась от прочих капищ тем, что вход в нее странно напоминал гробницы города мертвых — такая же узкая, двоим не пройти, вертикальная щель, только гораздо выше. Лезть туда не хотелось даже закаленным бойцам Глебуардуса. Лишь один Артур Хлысток, казалось, не боялся и уверял дюка, что готов залезть хоть черту на рога.

«Быть может, капитан, именно туда мы и премся», — подумал Глебуардус.

Дюк кликнул добровольцев — «кто со мной?» Вызвалось два десятка. Для штурма пирамиды этого казалось мало, кто знает, насколько обширны там, внутри, помещения и сколько в них жрецов? И нет ли скрытых ловушек, подобно ловушкам египетских пирамид?

Но Глебуардус не настаивал. Он скомандовал зажечь факелы и хотел уже лезть первым, но Хлысток опередил:

— Нет, командир. Первым пойду я.

И спас Глебуардусу жизнь. За первым поворотом, в темноте пирамиды дежурил жрец, и смертельный удар топора обрушился на голову Артура, на миг прежде, чем тот успел выстрелить.

Дальше было еще несколько таких же поворотов, и за каждым углом прятался жрец, но теперь Глебуардус стрелял, перепрыгивал через тело и снова стрелял. Последний поворот, последний враг — и они оказались в широкой и высокой зале, наверное, в самом центре пирамиды.