К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

К Новому году обычный семейный съезд на Петровской кошке не состоялся.

Полумертвый Орлов добрел до Петровского 10 января... Известия, им доставленные, ошеломили Невельского. Слу­шал он Орлова молча, оживившись лишь в момент, когда узнал о том, что шхуна испытала в походе сахалинский уголь и что он оказался прекрасного качества. Прослушал молча и рассказ о трагедии «Николая» и «Иртыша», толь­ко сжал кулаки и процедил сквозь стиснутые зубы: «Ско­тина!»

Через несколько дней к месту трагедии шагали предназ­наченные на убой олени, до отказа нагруженные продоволь­ствием. Геннадий Иванович провожал, осматривал снаряже­ние, укладку... Высыпали на двор обитатели Петровского. И тут впервые в жизни Екатерина Ивановна увидела, как по обветренным морщинистым щекам мужа текут и падают на снег слезы... Заметивши, как он отворачивается, стараясь скрыть их, она повернулась и сама быстро пошла к дому – слезы душили ее. Не хотелось верить, что это мстительный, предательский удар когда-то оскорбившегося мелкого себя­любца... Столько жизней!

В начале февраля неожиданно явился к Невельскому чистенький, тщательно выбритый Дмитрий Иванович Орлов и как-то бочком, отвернувшись и не глядя ему в лицо, чем-то смущенный, сказал:

– Геннадий Иванович, я совсем оправился и чувствую себя очень хорошо.

– Ну что ж, прекрасно, – ответил Невельской. – Скоро весна, надо готовиться к дальнейшим исследованиям Саха­лина. Пойдете вы так...

Невельской наклонился к столу и вынул из ящика кар­ту Сахалина с новыми намеченными маршрутами.

– Я не о том, Геннадий Иванович, я хочу просить вас отправить меня сейчас.

– Вы что, с женой, что ли, поссорились? – вскинул голову Невельской.

– Нет, Геннадий Иванович, – и потупился, выдавливая из себя слова и заикаясь. – Подбодрить надо... Олени-то еще когда придут?

– Подбодрить, говоришь?.. Дмитрий Иванович, доро­гой! Ведь я об этом самом все ночи напролет думаю. Да послать было некого. Ах ты, боже мой, как это хорошо ты надумал! Да хоть завтра выступай! Налегке-то скоро пройдешь... Да со словом утешения кое-чего подкинешь, ну хоть сахару там, что ли, чаю, медикаментов!..

И через пять дней с двумя легкими нартами, с лучшими собаками Орлов спешил на лыжах к Константиновскому порту. Он нес слова утешения, но с ними и распоряжения о весенних плаваниях «Николаю» и «Иртышу», сахалинские маршруты для самого себя и исследования берегов к югу до Кореи – для Бошняка.

В марте в Императорской гавани цинга забирала свою двадцатую жертву...

Еще в заливе ломало лед, как от адмирала Путятина пришел корвет с продовольствием для зимовщиков, докто­ром и медикаментами. Две чарки вина в день, чай с ромом, весенний воздух и свежатина – утки, гуси, лебеди – произ­вели в несколько дней чудо. Больные стали поправляться. Бошняк просил командира забросить в Аниву Орлова и там помочь, если понадобится, Буссе и Рудановскому: как там команда? Сумели ли они справиться с зимовкой?.. Коман­дир сделал больше – он захватил с собой на свой корвет всех больных, в том числе и капитана «Иртыша», а на «Ир­тыш» назначил Чихачева.

Олени из Петровского запоздали. Они пришли только в мае, но пригодились для снабжения готовящихся к нави­гации «Иртыша» и «Николая».

Ушли они, пришел из отряда Путятина компанейский барк «Меньшиков» предупредить, что за ним идет под ад­миральским флагом фрегат «Паллада», что сюда соберется вскоре вся эскадра, что на борту «Паллады» находится из­вестный писатель Гончаров и, наконец, что адмирал Путя­тин назначил рандеву и здесь будет поджидать генерал-губернатора Муравьева.

Невельской ждал от весны много: он знал, что Муравьев задумал провести по Амуру сплавную экспедицию воинских команд и что для этой цели на Шилке подготовляется большая флотилия, что в помощь ей строится пароход и что машину для него готовит Петровский завод... Все это хоро­шо... За дело взялись его старый друг Казакевич и инженер Дейхман, формирует команды для сплава Корсаков, все люди надежные, значит надо считать, что так и будет... Но что скажет Петербург? Что скажет господин Нессельроде?..

А в Петербурге в это время происходили ожесточенные схватки только что подлечившегося за границей Муравьева с азиатским департаментом и чуть ли не со всеми министерствами: департамент путал его политические карты, военное министерство не давало ни солдат, ни пушек, ми­нистерство финансов – денег, великодушно предоставляя право действовать на свои сибирские «остатки».

Тем не менее дела здесь пошли хорошо: Муравьев до­бился от царя права самостоятельно вести переговоры и пе­реписку о границах, сформировать и сплавить войска и ар­тиллерию по Амуру для укрепления Камчатки и доставки их затем через Аян в Петропавловск и, наконец, свободно рас­поряжаться остатками бюджетов по всем ведомствам по Восточно-Сибирскому генерал-губернаторству.

Российско-Американская компания в двадцатых годах вела оживленные сношения с Нессельроде и его азиатским департаментом. Ее высокопоставленные члены главного правления в Петербурге и управление на местах получали от Нессельроде специальные задания и инструкции, как себя вести в Русской Америке и на островах Тихого океана.

Такое положение подрывало авторитет генерал-губерна­тора Восточной Сибири, с которым управление в Ситхе могло и не считаться.

Суровые, не приукрашенные фиговым листком светской вежливости письма Невельского давно уже не нравились правителям Российско-Американской компании. Вместе с жалобой на бесцеремонное использование Невельским кораблей компании для своих нужд, на самостоятельное распоряжение товарами, запасами продовольствия и даже людьми правление представило Муравьеву «избранную пе­реписку» Невельского, просило о «защите».

Муравьев вспыхнул: только этого недоставало! И тут же написал Геннадию Ивановичу:

«Я, к сожалению, должен заметить вашему высокобла­городию, что выражение и самый смысл этих бумаг выхо­дит из границ приличия и, по моему мнению, содержание оных кроме вреда для общего дела ничего принести не мог­ло... Неудовольствия ваши не должны были ни в коем слу­чае давать вам право относиться неприлично в главное правление, место, признаваемое правительством наравне с высокими правительственными местами...

Не могу не повторить с сожалением, что неуместные бумаги ваши и неосновательные требования нарушили уже навсегда то доверие, которое бы главное правление для пользы службы должно было иметь к власти, поставленной на устьях Амура...»

23. ВНИЗ ПО РУССКОМУ АМУРУ

Муравьев спешил на Шилку приводить в исполнение свою давнишнюю мечту: снабдить войсками петропавлов­ские и амурские посты. Впереди предстояло близкое свида­ние с Путятиным и с Невельским где-нибудь возле устья Амура. Путешествие шло по совершенно новому, небыва­лому пути.