С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко

— Евгений Дмитриевич, — Василий Ерчев, увидев меня, поспешил поделиться радостной новостью, — только что звонили радисты, обещали завтра устроить нам переговоры с домом — в последний раз перед отъездом. Мы вас первым записали!

— Что-то вы совсем раскисли, — улыбнулся я. — Хлюпаете носами, на переговоры с домом потянуло... А может, лучше слетаем куда-нибудь, напоследок, а?

— А почему бы и нет? — засмеялся Валера Сергиенко, — я, например, на Южный полюс хочу.

— Ну, полюс далековато, — я посерьезнел, — не достанем. А вот вечерком в «Мирный» сгонять можно было бы...

Никто, конечно, всерьез не принял этого разговора, но он для меня стал еще одним шагом к принятию окончательного решения. Какого? Пока я этого и сам не знал — слишком много неизвестных было в условиях той задачи, которую нам предложила решить Антарктида.

Я зашел к Склярову. Здоровый, крепкий мужик, он переносил грипп тяжелее, чем такие «легковесы», как я.

— Ну, зачем вызывали-то? — Женя приподнялся на постели, но я легким жестом уложил его обратно.

— Плохо дело на «Востоке». Тяжело заболел радиофизик Родин. Врачи видят выход из положения только в эвакуации его в «Мирный».

— А лекарства?

— Не помогают. Да и запас их там не безграничен. Поэтому нужно слетать на «Восток» — больше помощи ждать неоткуда. Но не знаю, позволит ли там сесть температура. Сейчас на «Востоке» стоят морозы за шестьдесят градусов...

— А может, сходить туда на сброс? Упаковать лекарства понадежнее, и...

— Наверное, такой вариант возможен, но парня это не спасет. Нужно какое-то другое решение. Время не терпит. Поэтому сейчас давай соберем весь состав, объясним, что к чему, и выслушаем людей.

И вдруг, почти неожиданно для самого себя, сказал:

— Но сегодня вечером я с экипажем Белова вылечу в «Мирный», а ты останешься здесь, на страховке...

Я не успел закончить, как Скляров вскочил с кровати:

— Почему ты? Почему Белов?! Я там отработал весь нынешний сезон... Лететь должен я, или лучше пойдем в «Мирный» двумя бортами.

Я почувствовал, как сердце забилось часто-часто и во рту появился какой-то металлический привкус. В голове зашумело. «Давление повышается. Грипп, — я поставил этот диагноз самому себе, словно совершенно постороннему человеку. — Нужен покой...»

— Женя, ты ложись, — я почувствовал, что голос слегка охрип. — В ногах правды нет.

Скляров тяжело сел на кровать.

— Вдвоем идти нет смысла — лишний риск, — продолжал я. — А вот страховать нас лучше тебя никто не сможет. Поэтому второй самолет надо тоже готовить, ты прав, но только на случай каких-то непредвиденных обстоятельств, которые могут сложиться у нас в рейсе. Ты помоложе, Антарктида меньше истрепала тебе нервы, чем мне, вот и работу даю вам потруднее. Ты же знаешь, что иногда легче самому выполнить сложный полет, чем ждать из него экипаж — сам себя поедом съедаешь...

Скляров молчал, но я чувствовал, что логика моих размышлений ему ясна.

— Дальше. Этот полет на «Восток», если его придется выполнять, выходит за те пределы, что отпущены и людям, и машине. Ну, не летал никто на «Восток» в тех условиях, что там сложились, ты же знаешь. Поэтому я не буду запрашивать разрешения на него ни у наших командиров в Мячкове, ни в УГАЦ, потому что я больше чем уверен, придет категорический запрет. Если бы руководство экспедиции или ААНИИ вышло с запросом в наше министерство или в Совет министров, еще можно было бы надеяться, что нам ответили бы: «Рейс выполнить по возможности», или что-то похожее. Но такой инициативы нет. У тебя есть чего-нибудь хлебнуть? Горло сохнет...

Скляров налил в чистую чашку холодного чая и протянул ее мне.

— Спасибо, — я сделал несколько глотков. — Вот и получится, что за этот рейс, как бы он ни закончился, командира отряда все равно накажут, а если полетишь со мной и ты, то и тебе достанется. Так зачем нам обоим шеи подставлять?

Информация о рейсе наверняка просочится в Москву, вот ты нас и будешь прикрывать, пока я не вернусь. Соучастие в нарушениях тебе все равно «пришьют», но это все же лучше, чем снятие с летной работы...

Я замолчал. Шум исчез, но теперь кровь гулко стучала в висках.

— Ладно, — сказал Скляров, — только обещай, что будешь держать меня в курсе событий, как бы ни складывалась обстановка.

— Вот это я тебе обещаю.

— И не лезь на рожон.

Я улыбнулся:

— Все! Собираем весь состав.

Через несколько минут практически весь отряд до отказа заполнил комнату подготовки к полетам, служившую теперь маленьким кинозалом, где каждый вечер, а то и всю ночь, «крутили» знакомые до последней реплики актеров, старые, клееные-переклееные киноленты. Я коротко обрисовал ситуацию, сложившуюся на «Востоке»: мороз под семьдесят, состояние больного ухудшается...

Реакцию это сообщение вызвало бурную:

— А какого хрена они тянули? Сказали бы, мы его еще две недели назад вывезли. Слетали в начале марта и дело с концом!

В местоимение «они» умещался широкий круг людей — «восточники», врачи, руководство экспедиции, которым досталось по первое число. Я поднял руку и постучал по часам:

— Во-первых, болезнь не планируют, а приходит она всегда неожиданно и в самый неподходящий момент. Во-вторых, мы теряем время, мужики.

Повисла тишина, нарушаемая лишь кашлем то одного, то другого. Потом вдруг все начали говорить. Но любые варианты спасения тут же разбивались о возможности самолета — профессионалы высшей пробы, они отдавали себе отчет в том, что машина может не выдержать. О них самих речь не шла...

— Надо ехать, — вдруг негромко сказал кто-то.

Но его услышали. Гомон затих. Иного решения я и не ждал, но... Решил ничего не скрывать от экипажей:

— Вы понимаете, что приказывать лететь в этой ситуации я никому не могу. Полет, который, возможно, придется выполнить, лежит за пределами технических возможностей Ил-14. Шансов на то, что больного удастся вывезти совсем мало. Поэтому каждый должен решить сам — готов он лететь или нет. А теперь — кто пойдет со мной?

Все четыре экипажа Ил-14 молча поднялись со своих мест. Я пробежал взглядом по хорошо знакомым мне лицам, оценивая внешний вид каждого. Впрочем, это было ни к чему — я знал, кто, когда и куда выполнял полеты, степень усталости любого из них, но свои жесткие коррективы внесла болезнь. Одни переносили ее легче, другие тяжелее.

— Спасибо всем. Пойдет экипаж Белова. Остальные — на страховке. Руководителю полетов приступить к подготовке аэродрома. Аркадий Иванович, — обратился я к Колбу, — готовьте Ил-14 41808. Сроки вылета называть не буду, но в «Мирный» хотелось бы уйти уже вечером, как только будет готов самолет и ВПП. Работу начнем сейчас, экипажу Белова — отдыхать...