Живописец душ - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прошел еще несколько метров мимо дома Амалье архитектора Пуча и остановился перед соседним, домом Бальо, который возводил Гауди на месте, как припоминал Далмау, безликого, пошлого здания, состоявшего из прямых линий и правильных балконов: продукта строительной лихорадки на Эшампле, части скучного, единообразного, рутинного градостроительного плана, предложенного Серда, концепции которого, основанной на единой модели, едином видении городской застройки, бросали вызов гении модерна.
Разглядывая дом Бальо сквозь платаны и леса, закрывавшие фасад, Далмау думал, как много времени потерял в плену морфина и на суровую реабилитацию в Пекине. Здание, чьи линии и формы лишь намечались, когда Далмау работал на дона Мануэля, уже возвышалось над соседним домом Амалье, будто собираясь его поглотить. Треугольный ступенчатый фронтон, который до той поры высился над кварталом, выделялся на фоне плоских крыш, затмевал сейчас волнообразный хребет дракона, венчающий дом Бальо. И если фасад дома, выстроенного для кондитера Амалье, очерчивался строгим геометрическим орнаментом, соседний, задуманный Гауди, весь будто извивался, тщился прийти в движение, к чему и стремился архитектор во всех своих работах и добился в этой, велев вручную обтесывать первоначальную стену, чтобы она перестала быть гладким полотном.
И вся конструкция, хребет дракона и фасад, покрывалась керамикой. Дракон – переливчатыми плитками в форме чешуек, наложенных друг на дружку; фасад – в знаменитой технике тренкадис, к которой мастер так часто прибегал; на этот раз цветное стекло и круглые изразцы должны были воссоздать поверхность озера, волны и кувшинки. Истинный триумф стекла, фарфора и керамики, которые, заменив камень и кирпич, стали подлинной кожей здания.
– Можно мне попробовать, Жоан?
Далмау подошел к покрывавшим фасад деревянным лесам, куда в этот ранний час уже подтягивались каменщики, и обратился к стоявшему к нему спиной Жоану Солеру, подрядчику, человеку пожилому, но крепкому, с изрядной лысиной; он охромел в результате несчастного случая, но тщательно скрывал увечье. Услышав свое имя, подрядчик обернулся; они с Далмау были знакомы, работали вместе на нескольких стройках, и их отношения без боязни ошибиться можно было назвать дружбой. Солер вроде бы узнал голос, но долго вглядывался в молодого человека, исхудавшего, обросшего бородой, который застыл перед ним в ожидании.
– Это ты? – спросил он в свой черед. Далмау кивнул. Подрядчик засопел. – Мне сказали… Говорят… – Он не знал, как продолжать. – Тебя объявили мертвым.
– Так оно, почитай, и было.
– Что привело тебя сюда?
Далмау показал на большой деревянный ящик, где громоздились осколки цветного стекла, материал, который Гауди использовал для своего знаменитого тренкадис. Ему был известен метод мастера: Гауди просил каменщиков выбирать куски керамики, или в данном случае стекла, по цветам, тонам каждого цвета, формам, размерам и складывать отобранное в корзину; потом лично осматривал каждую и судил о тонкости восприятия, какой обладает тот или иной рабочий. Те, кто правильно подбирал разнообразные формы, цвета и тона, затем работали под руководством самого архитектора или его помощников над созданием тренкадис.
– Мне бы хотелось попробовать со стеклом.
– Ты хочешь работать на стройке? – изумился Солер. – Ты слишком хорош для этого.
– Нет, Жоан, – энергично качая головой, перебил его Далмау. – Я хочу заниматься именно этим. Я должен работать. Я пережил трудные времена, и сейчас мне нечего есть и негде ночевать, – признался он. – Я не умею кидать отвес и возводить стену, но в том, что касается керамики, я дока.
– Как по мне, так ты уже, считай, нанят. Сильно поможешь нам, на этой стройке стекло и керамика – главная работа. Я только должен сообщить…
– Жоан, – прервал его Далмау. – Чем меньше людей будут знать, кто я такой, тем лучше. Мне особо гордиться нечем.
Подрядчик заплатил Далмау авансом за пару дней, чтобы покрыть самые насущные расходы после того, как Жузеп Мария Жужоль, сотрудник Гауди, покопался в корзине Далмау, рассмотрел выбранные стекла и задал несколько вопросов о технике укладки плиток, на которые тот послушно ответил, и принял его в команду плиточников, составлявших тренкадис на фасаде дома Бальо.
С того утра начал работать, как прочие, над воплощением того, что создавали другие. Он должен был покрывать мелкими осколками цветного стекла всю часть фасада над эркером с окнами неправильной формы, которые обрамлялись тонкими колоннами: из-за этих необычных очертаний здание в конце концов прозвали «домом костей».
Сердце забилось быстрей к концу рабочего дня. До тех пор оно стучало размеренно и неспешно, в том самом ритме, в каком Далмау составлял абстрактную, волнообразную мозаику из цветных стекол. Теперь, по мере того как он с Пасео-де-Грасия спускался в старый город, пульс учащался и прерывалось дыхание. Глубоко вздохнув, он остановился на площади Каталонии, где пересекались две большие улицы, та, по которой он шел к Ла-Рамбла, и та, что вела от Порталь-дель-Анжель до Рамбла-де-Каталунья. Потом пошел по улице Риваденейра, мимо ресторана «Мезон Доре», где его осмеяли,
