Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

И если бы этот бык был её единственной заботой! Лорд Одвелл привёл с собой двести пятьдесят воинов, а затем, совершенно неожиданно, к ним присоединилась сотня солдат лорда Пейревана, и всех их надо было где-то разместить, накормить, напоить элем и проследить, чтобы они не слишком буйствовали и не хватали служанок посреди двора. Всё это Никлас также предоставил её заботам: она была здесь хозяйкой; всё, что не касается войны, дело леди, а не лорда. Часть союзных солдат удалось расселить в замковой казарме, к большому неудовольствию воинов Индабирана, вынужденных теперь ютиться вдвоём на одной койке — и это лишь для старших чинов, простые же солдаты спали прямо на полу как попало, но им всё равно надо было раздобыть одеяла. Остальных пришлось расквартировать на конюшне, в амбарах, в пекарне, даже на кухне, хотя это немедленно привело к скандалу — бравые воины так и норовили стащить лишний окорок или бутылку джина. А ещё стягивались крестьяне из окрестных, уцелевших в недавней резне деревень, приносили срочно потребованный оброк провизией и скотом, и за этим тоже надо было следить. Большинство дел, конечно, вёл управляющий, но и на долю леди Индабиран оставалось столько работы, что она ни разу не присела с самого утра и всё равно была отнюдь не уверена, что всё идёт как следует. Прогнать со двора старшин лорда Одвелла, высыпавших из казарм и пожелавших развлечься тренировкой, она так и не сумела — они лишь откровенно рассмеялись ей в лицо, когда она попросила их освободить подворье, потому что сейчас прибудет стадо коров из Дубовой Рощи. В результате коров принимали прямо перед входом в замок, и Катарине осталось в отчаянии наблюдать, как толкущееся мычащее стадо топчет и пачкает двор перед главными воротами, который она всего час назад велела как следует вымести.

И, будто все боги в тот день ополчились на Катарину, почти сразу после этого вернулся Никлас.

Ей вовремя сообщили об отряде, показавшемся за поворотом дороги, и она едва успела подняться к себе и переодеться в торжественные одежды своих цветов. Она не сделала этого в прошлый раз, когда Никлас вернулся с поля боя — наконец-то победителем! — и получила от него за это жестокий выговор. Заниматься волосами не было времени, и Катарина просто стянула их в узел и накинула на голову покрывало. Спускаясь по лестнице, она уже слышала крики и суматоху внизу — ворота распахнулись, её лорд со своими воинами, друзьями и господином въехали в замок. Перед самой дверью Катарина задержалась и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она устала, но день только начинался. Убедившись, что сердце бьётся почти ровно, а лицо сохраняет неподвижность, она ступила во двор, чтобы приветствовать своего мужа и его гостей.

Их вернулось меньше, чем уехало: с собой лорды взяли дюжину пленников, захваченных во вчерашней битве с Анастасом Эвентри, и ни один из осуждённых не вернулся назад. Катарина знала, что с ними случилось, — она слышала, какую забаву предложил лорд Пейреван вчера вечером, когда они праздновали победу. Никлас любил такие забавы, и обычно они затягивались надолго, поэтому Катарина, захваченная врасплох столь быстрым возвращением мужа, изо всех сил старалась скрыть отчаяние. Никлас сердито сверкал на неё глазами из-под кустистых бровей и два раза спросил про быка. Катарина ответила, что всё готово, молясь про себя Неистовой Яноне, чтобы это не оказалось ложью, — она уже часа два не заглядывала на кухню и не знала, как там обстоят дела. Во дворе, где и так было не повернуться, стоял галдёж и толкотня, Никлас кричал на неё, а она стояла прямая, внешне спокойная, и тихо отвечала ему: «Да, мой лорд». Он понемногу успокаивался, как обычно, и она, видя, что способна вернуть ему самообладание, успокаивалась тоже — всё было так, как всегда, и всё наладится, как всегда, она поняла это и на душе у неё стало легко…

И тут она увидела этого человека.

— Яблоки-и-и!

Позже, когда Катарина Индабиран вспоминала это мгновение, она поняла, что посмотрела в ту сторону ещё до того, как услышала пронзительный голос дурачка Олпорта. Как будто, думала она позже, ей почудилось там что-то, какая-то вспышка света, она оглянулась и увидела человека, который навсегда изменил её жизнь. Но в тот миг ей казалось, что она повернула голову именно на крик — холодея, проклиная свою неосмотрительность и предвидя ярость Никласа, запрещавшего ей пускать Олпорта болтаться по двору, когда в замке находились посторонние. Обычно она выполняла приказ, вполне соглашаясь с его целесообразностью, — но сегодня ей было просто не до того. Она не уследила. Она была виновата. И теперь Олпорт вопил, повиснув на руке человека, которого Катарина видела впервые в жизни. Она была совершенно уверена, что он не состоял в свите ни одного из лордов. Иначе она заметила бы его раньше.

Он слишком сильно отличался от всех, кто его окружал.

Он был не очень высок, но строен, в его движениях сквозило странно небрежное изящество — и отчего-то Катарина, за свою жизнь побывавшая от силы в трёх замках, инстинктивно ощутила, что это изящество у него не врождённое, просто там, откуда он приехал, так держатся все. Его лицо было гладко выбрито — кроме лорда Одвелла, он оказался единственным из скопившихся на подворье мужчин, кто не носил бороды, и это сбивало Катарину с толку и мешало точно определить его возраст. Сперва она решила, что он очень юн, но потом поняла, что ошиблась. Его светлые волосы, вновь как у лорда Одвелла, были заплетены в короткую косу, прикрывавшую затылок и шею. Одежда тоже выделяла его среди прочих: светло-бежевая куртка и коричневые брюки облегали тело, подчёркивая не крупную, хорошо сложенную фигуру, высокие голенища сапог туго обтягивали ноги — Катарина никогда не видела ни таких сапог, ни вообще таких одежд. На фоне остальных мужчин, закутанных в многочисленные накидки, отчего их грузные тела казались ещё больше, этот человек выглядел маленьким и как будто незначительным…

Но ей хватило одного взгляда, чтобы ощутить исходящую от него опасность.

«Олпорт, — подумала Катарина, — о Янона, Олпорт! Что же ты наделал?» Никлас уже приплясывал подле них с плетью, брызжа слюной и угрожая запороть дурачка до смерти. Катарина всегда боялась, что однажды он всё-таки это сделает, — и, замерев от ужаса, смотрела на странного, яркого, изящного человека, который стоял, отвернувшись от неё, и смотрел вниз, на валяющегося у его ног идиота. А потом он заговорил. У него был сильный, звонкий голос, от звука которого окружающие невольно замолкали, и Катарина слышала, как этот голос отпустил грубую шутку, облекая её при этом в такие изящные и затейливые слова, что соль сказанного дошла до слушателей не сразу. Несколько мгновений висела мертвенная тишина, прежде чем Никлас расхохотался, подарив дурачку Олпорту ещё один день жизни. Золотоволосый незнакомец тоже улыбался.