Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

На страже стояли двое солдат, и они слегка заколебались, когда она объяснила, куда идёт.

— Миледи, я не уверен, что… — начал один из них, но она оборвала его и спросила:

— Разве его велено держать впроголодь?

Стражники переглянулись, и Катарина поняла, что никаких указаний на сей счёт они не получали. Это её слегка успокоило — она боялась, что с ним будут жестоки, и помыслить не смела о том, к чему это приведёт. Её не только пропустили, но и проводили вниз: один из стражников ступал впереди, освещая факелом каменные ступеньки, по которым она ступала.

Подземелье бывшего замка Эвентри было небольшим, им нечасто пользовались — знатных пленников во время междоусобиц обычно попадалось мало, а смердов вешали сразу, без долгих проволочек. От глухого коридора камеры отделяли цельные решётки, служившие дверьми; вонь и сырость беспрепятственно проникали сквозь них на лестницу. Стражник, сопровождавший Катарину, отпер замок на решётке и сказал, что подождёт её здесь. Она поколебалась, но кивнула. Ей не хотелось оставаться наедине с Эдвардом Фосиганом, если неподалёку не стоял бы человек, которому она доверяла.

В камере было темно, и Катарина взяла у стражника факел, прежде чем ступить за порог, но ей всё равно пришлось присматриваться несколько мгновений, пока глаза не привыкли к полумраку.

Эдвард Фосиган сидел здесь уже три дня, и его глаза успели привыкнуть к темноте, поэтому он рассмотрел её раньше.

— Леди Индабиран! Не могу поверить оказанной мне чести.

Он сидел у стены, на тощем обтрёпанном матраце, и, щурясь, насмешливо глядел на неё. Его лицо казалось бледнее, чем прежде, волосы растрепались, на щеках синела щетина. Грязь на светлой ткани щёгольского костюма выделялась болезненно ярко. Он снял куртку и, видимо, укрывался ею ночью, а также расшнуровал ворот рубашки, словно ему было жарко — тогда как Катарина уже подрагивала от промозглого холода подземелья. Она пожалела, что не захватила плащ — не для себя, для него.

— Прошу извинить мой вид, если он вас смущает, — будто прочтя её мысли, сказал Фосиган и тут же добавил: — И я нижайше молю простить меня, что я не могу встать и приветствовать вас со всей учтивостью — как видите, мои передвижения несколько ограниченны.

Катарина машинально опустила взгляд — и только теперь увидела кандалы на его ногах. Цепь от них тянулась к стене и была очень короткой. Он едва мог подняться на ноги, не то что ходить по камере. «Должно быть, ему приходится справлять нужду почти на том самом месте, где он лежит», — подумала Катарина и вспыхнула от этой мысли. В камере сильно воняло — кажется, отхожий чан ещё не сменили ни разу.

Она почувствовала, что её руки начинают дрожать. Все мысли вылетели из головы, осталось лишь отчаяние, граничащее с ужасом. Как Никлас может держать этого человека в таких условиях?! Неужели он не понимает, что…

А хотя что он может понять, если она толком не понимает сама?

— Я принесла вам поесть, — сказала Катарина и, неловко наклонившись, поставила корзинку на пол. Эдвард Фосиган с интересом взглянул на принесённую пищу, его кадык дёрнулся, и он сглотнул.

— Нет никаких слов, способных выразить вам мою горячую признательность, — с чувством сказал Эдвард и, опершись обеими руками на пол, приподнялся и пододвинулся вперёд. Гулко звякнула цепь. Катарина поняла, что поставила корзину так, что он не может дотянуться — и, кляня себя последними словами, поспешно присела, чтобы пододвинуть её ближе.

— О, простите, я… — воскликнула она, хватаясь за плетёную ручку корзинки — и в то же мгновение Эдвард Фосиган тоже взялся за неё, и Катарина Индабиран ощутила тепло его кожи на своей руке.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Я достану.

Катарина выпрямилась, чувствуя, как лицо заливает краска. Она невольно отодвинула факел, который всё ещё держала в левой руке, пытаясь спрятать своё лицо в полумраке.

— Почему они… почему Никлас так с вами обходится? — резким от волнения голосом спросила она.

— Никлас? Вы имеете в виду вашего супруга? Нет, я здесь по приказу лорда Одвелла, — беспечно сказал лорд Эдвард. — Думаю, он очень боится, что я сбегу. Я вполне понимаю его опасения, так что зла не держу, не бойтесь.

«Почему он не ест?» — подумала Катарина. Она заметила на полу пустую миску и глиняный кувшин, на дне которого поблескивала вода. Пленника кормили, конечно, но, судя по всему, весьма скудно.

— Вы позволите? — его голос прозвучал странно. Она неожиданно поняла, до чего он голоден, и судорожно кивнула. Он поколебался, будто смущаясь её присутствием, потом откусил от хлебной краюхи и прожевал — неторопливо и аккуратно, так же, как ел три дня назад за общим столом. Потом глубоко вздохнул и посмотрел на поднос. — А табака вы мне случайно не принесли?

Катарина вспомнила, что там, в общем зале, он курил, и мысленно упрекнула себя за забывчивость.

— Нет… простите… я принесу, если желаете.

— О нет, что вы, я не посмею вас утруждать. Я и так до сих пор не пойму, чем обязан такому вниманию со стороны моей леди.

Катарина промолчала. Она не могла ответить на его неявный вопрос, как не могла — и не хотела — объяснить чувства, которые вызывал в ней этот человек. Он сидел в подвале, на цепи, словно пёс, и не проявляя никакой враждебности ни к ней, ни к её мужу, но с каждым мгновением, проведённым рядом с ним, страх Катарины рос и крепчал, вытесняя все прочие чувства. «Сжалься, — подумала она с внезапной страстью, — сжалься, пощади нас, молю тебя! Молю… Что хочешь тебе за это дам». Она смотрела, как он ест, с трепетным благоговением, будто наблюдала, как божество поглощает жертвенные дары, принесённые ею. Когда он отложил недоеденный хлеб, у Катарины вырвался встревоженный вздох — она боялась, что не угодила. Но тут увидела его смущённую улыбку и поняла, что он просто утолил самый острый голод и не хотел вести себя как дикарь в её присутствии. Он не был богом. Он был человеком.

Было что-то утешительное в этой мысли — утешительное, как любой самообман.

— Я… мне пора…

— Как там Олпорт?

Катарина Индабиран замерла, потом медленно повернулась и подняла факел выше. Эдвард Фосиган смотрел на неё, по-прежнему улыбаясь самой приятной и обворожительной улыбкой из всех, что ей доводилось видеть. «Не пытается ли он соблазнить меня?» — подумала Катарина — и вновь покраснела от этой дикой и неуместной мысли.

— Олпорт в порядке, — сказала она ничего не выражающим голосом. — Благодарю вас.

— Вы очень добры к нему.

— Мы должны быть милосердны к сирым мира сего.

— Это верно, — задумчиво сказал Эд. — Он ведь был замковым дурачком Эвентри, не так ли? Вы мужественны, миледи. Не всякий смог бы каждый день терпеть перед глазами напоминание о преступлении своего клана.