Significant Digits - Значащие цифры - Alexander D

запутанный упрёк. – Думаю, было бы ошибкой пытаться избежать прямой просьбы, ведь тогда я бы ещё больше полагался на неизбежный «изначальный» контекст. – Он задумался ещё на мгновение. – К тому же, контекст подходящий – мы действительно говорим о жизни и смерти.

В том, как он говорит, узнаётся что-то знакомое… это магловская философия. Гарри мельком взглянул на хижины из грубой коры, кроме которых на поляне ничего не было, не считая священного побега в центре. Где они берут магловские книги? У них есть какая-то магия или артефакты, позволяющие им менять внешность, или у них есть посредники? Наверняка об этом знает кто-нибудь в Волшебных Созданиях… если бы Гарри знал раньше, он бы обязательно спросил. Стоит разузнать. Хотел бы он, чтобы у него было время самому изучать такие вещи, но даже одна эта встреча далась ему тяжело. Чтобы её устроить, ему пришлось использовать некоторые контакты, оставленные ему Дамблдором, а также неоплаченный долг крови.

Гарри был очарован: казалось, что перед ним целая цивилизация философов. С другой стороны, эта беседа показывала, что некоторые потоки мысли были слишком уж непрозрачны для приятной дискуссии.

– Рунвит призывает тебя обозначить причины, которые, вероятно, преувеличены в стремлениях, хоть твои стремления и не имеют значения. Обозначь свои потребности и предоставь аргументы, и дай нам принять своё решение, – прогудела Аоста. Её тёмно-каштановый цвет кожи почти совпадал с цветом её шерсти, что делало её однотонной и выделяло из толпы кентавров (которые обычно были двухцветными). Этот окрас хорошо сочетался с исключительно спокойным характером Старейшины.

Стоявший рядом с ней Гленсторм согласно закивал. В руке он держал чётки и пассивно перебирал бусины большим пальцем с самого начала беседы.

– Мои потребности… – Гарри в отчаянии потёр лоб, а потом собрался с мыслями. Он прочистил горло. – Мне нужно ваше содействие в определении местоположения некоторых могущественных объектов, скрытых от магических кристаллов и чар обнаружения, но, как я полагаю, не от прорицания и пророчеств. Это единственный способ удержать в заключении Тёмного Лорда Волдеморта, и сохранить безопасность мира.

– В момент, когда что-то получает начало, оно получает предопределённый конец, детёныш волшебников, – сказал Гленсторм. – Даже если звёзды не предвещают будущей расплаты, это случится, и тогда долг создания будет уплачен. В первичном хаосе создавались и разрушались бесчисленные миры. И так будет продолжаться. Но тебе следует знать, прежде чем приходить к нам вот так: сегодня ты здесь только с молчаливого согласия Фиренце и в знак признания его долга… перед тобой. В других обстоятельствах мы не стали бы закрывать глаза на то, что ты станешь причиной. Звёзды кричат о будущем, и ни один кентавр не может игнорировать их. – Голос кентавра был спокойным, но за ним скрывалась хрупкая глубина.

– Да, – Рунвит бросил взгляд на двух Старейшин, затем снова на Гарри, и кивнул. – Мы не можем не выслушать тебя после того, как узнали о том бесчестии и о твоём благородстве. Но разрушение – не внешняя сила. Конец системы обусловлен несоответствием идеи и реальности, и поскольку в нашем мире идея и реальность постоянно находятся в противоречии, разрушение лежит в основе всех вещей, в области, эксцентриситет которой обеспечивает плотное средоточие системы, участвуя в созидании того, что одновременно с этим грозит уничтожить. – Кентавр задумчиво помахал хвостом влево-вправо и добавил, словно спохватившись: – Потому, можно прийти к выводу: разрушение – это не действие, которое следует после, извне, в один короткий день. Оно постоянно происходит внутри предмета.

– Маглы пришли к подобного рода идее… правилу, которому следует природа, под названием Второй закон термодинамики, – сказал Гарри. – Оно говорит, что любая закрытая система стремится к хаосу, в конце концов. Но, – он поднял палец, – Внешнее воздействие может стабилизировать её. Считайте себя этим внешним воздействием и стабилизируйте мир.

Гарри на мгновение ощутил неловкость из-за жуткой эксплуатации научного принципа и его использования в качестве метафоры. Он почувствовал себя грязным, и ему захотелось отмыться. Но это не настоящая дискуссия о реальности… это спор, построенный на аналогиях и риторике, и все мы неявно согласились с этим. В противном случае мы бы обсуждали факты, а не разводили… даже не знаю как назвать. Фрейминг [167] Думаю, я могу согласиться на эти условия. На мгновение он задумался, принадлежала ли эта мысль Волдеморту, но решил, что нет. В конце концов, они установили правила дискуссии, так что нет ничего плохого в том, чтобы ими руководствоваться.

Аоста покачала головой. У неё были красивые длинные волосы, собранные джутовым шнуром в хвост, который поразительно походил на её настоящий хвост (наверняка так задумано?). Гарри зафиксировал глаза на её волосах и лице, что было довольно непросто, учитывая её рост и тот факт, что кентавры не носили одежды.

– Мы видим, что творится в мире, и вполне очевидно, что повсюду царит страдание. Мы не можем позволить, чтобы наши действия приблизили конечный хаос, особенно если бездействие отсрочит на время его наступление. Отсутствие боли предпочтительно.

Некий утилитаризм? Так или иначе, какой-то вид консеквенциализма. Гарри казалось, что его неподготовленного забросили в яму к фанатам книги «Философия 101»[168]. Ладно, и как мне доказать, что в мире гораздо больше радости, чем боли, и что его спасение – совершенно добрая и этичная цель? Они примут доводы статистики?

– И этот путь не худший, – согласился Рунвит. – Худшее насилие происходит, когда некто, – сказал он, подчеркнув последнее слово, – с которым ты так или иначе связан, полностью принадлежит себе, самодостаточен. Полное исключение других делает такое насилие худшим насилием – предела ему не будет, поскольку реальность и представление о ней в этом ком-то полностью слились воедино.

– Вы же не имеете в виду, что станет лучше, если мир будет разрушен? В противном случае вы, наоборот, обязаны мне помочь, раз считаете, что ваша помощь может приблизить конец… – Сказал Гарри, изо всех сил приспосабливаясь к другой аргументации. Нет, даже больше… Ему нужно было понять совершенно другой язык, другой взгляд на мир. Они не согласны друг с другом в фундаментальных принципах – этике добродетели или консеквенциализме – тогда как их можно убедить хоть в чём-то?

– Нет, я не имел этого в виду, – сказал Рунвит. – Своими руками напрямую помогать тебе… мы не станем этого делать. Гражданское общество и его законы – это насилие. Помочь тебе означало бы стать частью этого насилия или того хуже – стать его причиной. Достаточно плохо уже то, что мы об этом говорим и должны принимать решение. Мы не препятствуем тебе и мы не поощряем ошибку