Significant Digits - Значащие цифры - Alexander D

– Нерешаемо? – подсказал Гарри, надеясь, что понял неправильно.

– Да, – с улыбкой сказал Рунвит. Он ударил копытом и кивнул.

Ладно, время попытать удачи с остальными двумя. Больше похоже на подбор кода, чем на дискуссию.

Вообще, их диалог напоминал о том, почему политические дебаты в Парламенте имеют тенденцию переходить от апелляций к эмоциям, нападкам на докладчика и ложной аргументации.

– Тогда вы, – сказал он Гленсторму, – считаете ли вы, что лучше, чтобы мир был уничтожен? И что добродетельное создание должно позволить этому случиться?

– Настоящего уничтожения нет, – ответил синевато-чалый кентавр. Он стучал чётками, перебирая бусины в опущенной руке. – Несомненно, существует бесконечное количество миров, и мы с ними взаимосвязаны. Но я не стану прятаться за идеями Демокрита. Нет, то, о чём ты говоришь, не привело бы к добру, и добродетельное создание воспротивилось бы этому. Но мы вернулись к утверждению, которое ты пытался оспорить с обеих сторон, словно запутавшийся притворщик: помощь тебе приблизит угасание звёзд и конец света, а не предотвратит их. У вашего народа есть свой грубый способ прорицания, разве твои люди не говорили о предсказанном?

Пророчеств больше нет. Три года назад Гарри вошел в Зал Пророчеств, только чтобы увидеть, что он разрушен – осколки кристалла, разбитые полки и плотная дымка волшебной пыли. Дамблдор говорил правду, в какой-то момент он разрушил помещение… и с тех пор скрывал этот факт. Результат величайших магических трудов был уничтожен, и предсказания более нельзя было собирать и изучать. Ни у одной страны не было ничего подобного, и многие века Британия господствовала над магическим миром. Так что эта потеря стала национальной трагедией. Уцелели лишь пророчества, спрятанные в Венгрии – более сотни предсказаний, каждое индивидуально запечатано уникальными чарами и скрыто в особом тайнике в каменной расщелине карьера Урист. Большинство из них были впечатляюще древними, из домерлинской эпохи, ещё было несколько дюжин более современных пророчеств из других стран и всего пара британских, запечатанных почему-то с особой тщательностью. Скорпион и лучник, запертые за гранью, откуда нет возврата…

– Да. И потому ещё более важно найти волшебные артефакты, которые мне нужны, чтобы «конец света» оказался качественно другого рода, – сказал Гарри. – Конец света может случиться множеством способов… При одном из них мир превратится во что-то большее и лучшее.

– Частичка всего есть во всём остальном, потому не существует движения и не существует изменения, – покачал головой Гленсторм. – Конечно, доброе создание должно предотвращать страдания… но мудро помнить, что никого нельзя винить в неспособности. Воистину, если конец неизбежен – а звёзды говорят лишь о том, что неминуемо случится – доброе создание должно оправдать свою добродетель. Как справедливо заметил Фиренце, мы не можем вмешиваться в дела философствующих королей из народа волшебников, иначе мы запачкаем свои копыта. – Кентавр замолчал, всё ещё качая головой, и добавил, – Хотя, как тебе известно, он опоздал с этим советом.

Гленсторм сомневался, были ли слова Фиренце неблагодарными: «Он диктатор-платоник, которого мне не удалось убить и который вернул меня к жизни, прикрываясь фантастической историей; он планирует победить войну, боль и смерть, так что, возможно, лучше не мешать ему… но и помогать или как-то содействовать тоже не стоит».

Гарри посмотрел на Аосту и Рунвита, чтобы понять, согласны ли они с этим утверждением. Если каждый из них в итоге решил, что идея невмешательства необходима, чтобы не запачкать руки о неотвратимое зло, если теперь все трое заняли одну позицию, то он мог перестать ходить кругами и сфокусировать своё внимание на одной идее.

– Я согласен со Старейшиной Гленстормом, – сказал Рунвит, – Но думаю, что нам не стоит обманываться, Старейшина, полагая, что решение не вмешиваться не является формой взаимодействия, ведь и оно будет иметь последствия. Оно должно приниматься в рамках глобальных социальных структур, всемирных, не только магических. Принимая это решение, мы помимо воли становимся их частью, иначе это неэффективно или невозможно. Вне их рамок решения не имеют чётких целей. Известным, определённым образом решения принимаются лишь в социальных структурах. Борясь за добродетель, мы решаем отступить, но сам процесс принятия решения вовлекает нас во взаимодействие… это большое упущение, которое нас всюду преследует. Важно знать, что ты всегда вовлечён, особенно когда не подозреваешь об этом.

К концу этой диатрибы Аоста уже выглядела немного нетерпеливо, но она определённо привыкла к подобному, Гленсторм тоже не собирался прервать своего юного соплеменника. Дискуссия священна. Однако, когда он закончил, Аоста изложила свою точку зрения более просто, с несвойственной её народу лаконичностью.

– Как сказал Гленсторм, конец этого мира неизбежен, – сказала она. – У нас есть хорошие тому доказательства. Я не уверена, несёт ли он что-то хорошее и может ли быть качественно другим, как ты сказал, детёныш волшебников. Я не уверена насчет «нерешаемости», но я знаю, что не существует непреодолимого основания уделять внимание этому делу, если оно уменьшит для нас ценность оставшегося времени.

Гарри казалось, что его мозг горел от напряжения, пока он пытался уследить за тремя независимо выведенными философскими традициями и ответить одновременно на все возражения. Если бы он всё ещё вёл диалоги внутренними голосами, в этот момент он пообещал бы своему мозгу печеньку.

– Значит, если я правильно понял, – наконец сказал он, опять наморщив лоб. – Вы, сэр, – указал он жестом на Гленсторма, – считаете, что помогать мне неправильно, потому что добродетельное создание так бы не поступило. Но позвольте предположить, что это всего лишь подмена действительного значения оценки, и переформулировать. Добродетельное создание – это создание, которое творит добрые дела. Решение не делать чего-то, что улучшит мир (сделает людей более счастливыми, здоровыми, богатыми) не является действием добродетельного создания.

Гленсторм покачал головой.

– Мы знаем о будущем лишь то, что говорят звёзды, поэтому добродетель должна исходить изнутри, а не смотреть на последствия. Если я спасу дитя, а позже этим днём оно совершит убийство, я всё ещё буду добродетельным.

– Значит, ключевой вопрос заключается в том, ведёт ли ваше знание к убеждению, что действие является добрым?

Кентавр кивнул, казалось, его занимала эта беседа.

– Запомните эту мысль, – сказал Гарри. Он повернулся к Рунвиту. – А вы, сэр, считаете, что мы можем оценить мир и выбрать наиболее этичный путь, но при этом каждое действие приписывает нам вину в участии в системной несправедливости. Вы полагаете, что это нерешаемо, но в то же время принимаете моральные решения по некоторым вопросам и делаете это, определяя наиболее этичную линию поведения, не так ли? Если вы согласны с тем, что мы постоянно являемся частью