kniжka (сборник) - Женя Новиков

– Это жена моего сына, Анжелка.

– Постой-ка, а твой сын же ещё в школу ходит?

– Да, в последний класс.

– А огород на него опять оставила?

А мы в этом году решили огородом не заниматься. Так, я цветы посажу, когда приеду.

– Ну, Анжелка, Ольга, проходите. В первой комнате что ли гостей принимать?

Чтобы проехать через всю Москву, нужен целый день. Но мы таких задач себе не ставим. Налегаем на кофе. Благо BROL на каждом углу. Мы с Катериной всё говорим, говорим, а Анжелка улыбается, как ангел.

– Ольга, назови меня по-польски.

– Катарина.

И смех. Смех ещё – вот, что добавляет лет. А как смеётся Анжелка! Золотой смех, как говорит Анджей.

Белый пудель

Посвящается моей маме

Так могла бы называться мафиозная организация, а не рассказ. Ноги само собой предназначены для ходьбы. А Вася стоял. Он стоял в самом начале бульвара Гейзеров. Стоял и смотрел. То себе под ноги, то просто вперёд. Впереди, там вдалеке, заканчивался бульвар. Прохожие, прохожие, прохожие. Каштаны и дубы. В кармане время от времени неприятно дрожал телефон. Вася не мог его выключить. Он ждал, когда позвонит Мила, её звонок отличался от других мелодией. А Мила принимала ванну с хвоей. Но Вася об этом не знал среди дубов и каштанов. Мила жила в самом конце бульвара Гейзеров. Там, где уже дубы без каштанов. А ещё у неё был пёс, белый пудель.

Взгляд

Всё нормально и так приятно, что кажется даже, что всё хорошо. Всё в порядке. Все живы, все здоровы. Сахар. Сахар в доме есть, значит можно пить сладкий чай. Или кофе, кому как больше нравится. Можно спать до упаду, а упавши (желательно на что-нибудь мягкое) снова спать. Вкусите момент. Да нет, не надо нюхать. Понюхайте мой кофе с корицей и молоком. Лучше? Тянет к прозе, тянет к этой стороне тетради. Не можешь ничего написать – не пиши. А я вот напишу. Одно слово хотя бы. Маша.

Маша налила лимонаду в стакан со льдом. Вечер переходил в ночь и ей хотелось пить. Лимонад был кажется грушевый, но, впрочем, быть может и малиновый. А это не всё равно. Я люблю малиновый. Хотя мне конечно с ней сейчас не пить. Как пить дать!

А выпью я фруктового чаю. Спать бы сейчас. Если у Маши сейчас ночь, у меня глубокая уже ночь, уже четвёртый час.

Всё нормально и так приятно, что кажется даже, что всё хорошо. Муж давно вернулся с работы и спит. И дочка спит тоже. Только она одна и не спит. Читает в пятый или в шестой раз это письмо. Которое и не письмо-то вовсе, а так, набросок какой-то, какой-то скетч. Но такая грусть. Запряталась в нём, в этом письме какая-то тоска. И тоска эта, моя тоска, она – по ней. По единому взгляду её, по единому слову. Не то что чаем, водкой не залить. Но очень приятно, очень хорошо, что всё так, что тоска эта есть. Вот если бы осталось у меня одно только слово. Маша.

Маша написала последнее слово: «Обнимаю». А ещё в её письме много разных слов, за каждым из которых живое чувство. Разделила она грусть-тоску эту пополам и теперь осталось только письмо отправить. Обнимаю.

Всё нормально и так приятно, что кажется даже, что всё хорошо. Если только так и есть, если это правильно, правда то есть, тогда не просто хорошо, а прямо-таки здорово. Сварю-ка я ещё кофе.

Диабет

Стекла все перебили. Не так давно. Чемпионат дворовых команд. А я все играю. И парни тоже. Музыка старше футбола. Когда первое стекло вылетело, мы все решили, что это от нашей музыки. Громко играли, наверное.

Я играю на скрипке и пою. Стихи пишу я сама. Вот моя последняя песня. Называется «Ангелу от ангела».

Под небом под твоимГде звёзды – просто маленькие точкиКоторые мы снимИ снятся космонавтам дочкиИ сняться в фильме про твоё киноГде люди у природы в эпизодахХочу яТак давным-давноНа карте обозначил броды

Наша группа называется «Диабет», потому что мы все заразные, наша музыка заразная. Конечно, музыка вообще довольно заразная штука. Хотя вот диабет, я слышала, не заразная болезнь, но самая благозвучная, пожалуй. Возникает на нервной почве. И вот мы все тут на нервной почве пишем, играем. Записали недавно диск. Наш первый альбом называется «Огурцы». Мы все любим огурцы, мы так называем свои песни. Пусть теперь Витька скажет что-нибудь.

– Маргаритка, я не умею, не знаю, что сказать.

– Ну давай, попробуй, это же всё равно не для журнала какого-нибудь.

– Не для журнала? А если и для журнала. Ну ладно. Переводите тогда.

Огукам бтльбах вирутог параст.

Это значит, я играю на гитаре. На обычной гитаре. Фенди, я ее называю. Маргаритка поет и на скрипке. А, она уже сказала. Барабанщика зовут Миха. Ещё у нас есть клавишник Борис, Бор. Он ходит в разных ботинках всё время, вчера пришел в синем и чёрном. Вообще, это нехорошо заставлять музыканта говорить, я играю. Даже, по-моему, писателя заставить говорить и то более человечно. А, наши ориентиры! Но я вам не скажу об этом, мне нравится слишком разная музыка. Если о стилях, то… Вот думайте, что хотите – поп-нойз, Мар, всё что ли? Нет, не так. Так ты мне не можешь ответить.

– Мар, всё, что ли?

– Да не знаю, они меня все ещё держат.

– Кто?

– Строчки.

– Скажи им что-нибудь такое, чтобы отстали.

– Хорошо, сейчас попробую.

Отпустите нас, пожалуйста! Столько групп ещё есть. Все что-то играют. У нас через полчаса репетиция.

Давайте и правда их отпустим, пусть живут своей жизнью. Нет никакого толку писать про музыку, ничего не слышно. Если хоть немного стало слышно группу «Диабет», то, конечно, это очень хорошо. Зато, правда, теперь мы все знаем, что такая группа может быть.

Dear Beth

Моя мама любит говорить, что «лучшее враг хорошего». Мне всегда хотелось стать врагом хорошего. Пусть даже очень хорошего. Хорошо – это когда удобно, сыто, тепло. Мы – лучшие. Я и мои ребята. Мы не попадаем в струи. Мы сами струя. Мы играем на музыкальных инструментах, которые сами придумали и собрали. Я – самый тривиальный инструмент. Я пою, кричу, шепчу, говорю. Меня зовут Мэтью. А группа наша называется Dear Beth. Забавно, что в некоторых славянских языках мы звучим, как Диабет. Страшная болезнь, но очень хорошо. Хорошо было бы если бы. Не знаю, что я хочу сказать. Я не хочу, чтобы было просто хорошо. Лучше мы, а не болезнь. Пускай это будет схватка за это чёртово название. В Польше на нашем концерте можно получить шприц с инсулином. Я никогда бы не спел, что дерьмо – это дерьмо. Я спою, что дерьмо это омьред. Наоборот. Перевернуть все к йовотрёч матери! Вот задача. Некоторые считают, что мы играем поп-нойз, а мы не играем. Мы не играем ничего. Ни с кем. Ни во что. Dear Beth – это серьёзно. Мы – страшная болезнь.

Евстахий

Евстахий пел в церковном хоре. Пел так, что прихожане о нём спрашивали. Предлагали всевозможное вспоможение. Был он всем доволен и пригож. Молился не менее усердно, чем пел. Батюшка любил его. Так, как и должно, но и более. Любил, как родного сына. Но, как везде и всегда, где добро, там и немного зла. Опустели окрестные церкви, такая слава пошла за Евстахием. Верующие уже не шли в церкви, что ближе к их домам, а шли послушать Евстахия. Батюшки тех церквей в немалой пребывали печали. В православной вере не дозволено как-либо заманивать в церковь прихожан. Да и в любой другой, хотя и не так строго. И решили они пойти в ту святую церковь, где ангелом человек поёт и с человеком этим побеседовать, чтобы перестал он, Евстахий, петь. Но как пришли и как услышали, так и остались в той церкви навсегда. И вот стоит в городе одна церковь, охраняемая ангелом, что поёт в Евстахии, а остальные милиция охраняет, кассиры билеты продают, музеи в общем.

Ковёр и сон

Такой, как есть. По полчаса на каждый шнурок. Или на каждый ботинок? Минус шестнадцать на улице. Иду в магазин. На улице светит солнце. Яркое – яркое. Начинается день. Мне постоянно советуют смотреть, куда я иду. Но я так и делаю. Просто я иду на солнце. Сегодня самый обычный день. Но сегодня сбудется моя мечта. Я куплю себе ковёр. С портретом Мадонны. Я слушаю Мадонну с семи лет. И вот теперь я смогу на неё прилечь. Ну, не на всю. На лицо. Копил два года. Отказывал себе во всем. Бросил пить. Курить. И бросил бы есть, если мог бы. Этот ковёр, когда я его увидел, я сказал себе, это – мой ковёр, он должен лежать у меня в комнате. Положу его на кровать, лягу и буду разглядывать так близко, как только возможно. Я живу в городе Оленегорске. У нас в городе есть стадион. Но Мадонна никогда к нам наверное не приедет. Всё получилось. Денег ещё хватило на пачку Беломора. Теперь я могу позволить себе закурить. Как и планировал, расстелил ковер на кровати. Даже не стал курить. Сразу лёг на ковёр заснул. И приснился мне сон.

Она сидит в каком-то доме. Зима. Мы идем с товарищем по улице. Проходим мимо этого дома. Я знаю, что Мадонна там и хочу постучать в дверь. Но мой товарищ меня отговаривает. Она же замужем, неприлично стучаться.