Эскадрон комиссаров - Василий Ганибесов

— Ну, что? — спросил человек.

— Едва не утопили. Перевели-тка... в брод. Пленный-то хотел кричать, но мы ему пригрозили; морду, мол, набьем, не посмотрим.

— А Румянцеву как, шибко?

— Нет, за волосы только дернули... Как же мы теперь? По дороге-то нельзя. Кабы не медички, так вброд пошли бы.

— Мы здесь форсируем... Зови скорее ребят и тащите бревна, вон они у дороги. Положим поперек и перейдем.

От говорившего поднялась фигура и, пригибаясь, побежала по берегу назад.

— Пулемет! Пулемет! — спросил опять тот же голос. — Не спишь?

— Не-е, — ответили из куста от дороги.

У дороги замаячили фигуры, подняли один конец бревна и понесли к берегу. Потом бревно, сползая, зашуршало к воде. Хитровича кто-то осторожно пошевелил за ногу, он дернулся, как от ожога, хватаясь за кобуру нагана.

— Тс-с, это я.

К плечу Хитровича подполз разведчик Ковалев.

Хитрович, склонившись к самому уху, прошептал Ковалеву обстановку.

— Не теряй из виду никого. Смотри вон за теми. Это или застава, или уже передовые части.

Помкомвзвода сполз вниз и побежал к лошади.

— Противник готовит переправу вот в этой стороне, видимо, хочет обойти с фланга, — занося ногу в стремя, передал Хитрович разведчику. — Передайте Исакову.

Он дал шпоры и, отводя ветки из кустарника рукою, сильно зарысил к эскадрону.

— Стой, кто едет? — остановил его один куст.

— Хитрович. Где командир?

— Вон там, в канаве. Он вас давно ждет.

Соскочив с коня, Хитрович побежал в придорожную канаву. От моста опять раздавались отдельные выстрелы, и почти одновременно с Хитровым подскакал разведчик.

— Товарищ командир! Товарищ командир! Где он? — задыхался подъехавший.

— Ну! В чем дело? — поднялся из канавы комэска.

— Противник теснит нас от моста, не удержаться. Их больше полувзвода, взвод почти.

— Командир первого взвода, дайте одно пулеметное отделение. Мост взять! Чего вы там! Ну что, товарищ Хитрович? — обернулся он к помкомвзводу.

Хитрович доложил виденное и предположение противника форсировать канал в стороне от моста.

— Сколько их всего?

— Около роты.

— Так... гм... Возьмите взвод... засаду... разведку уничтожить без крику. Когда подойдут главные силы к переправе — пару залпов, а пулемет нейтрализовать. Понятно?

— Есть! — Хитрович повторил приказание и убежал ко взводу.

Взвод, рассовавшийся по кустам, наполовину спал; одни — лежа на земле под ручку с поводьями, другие — стоя, ухватившись за луку седел.

— Живо! — торопил Хитрович красноармейцев. — Растолкайте Вишнякова. Что вы — на привале? Сади-ись! За мной, шагом а-арш!

Он увел взвод правее намечаемой переправы, в глубь кустов. Остановившись там, он рассказал красноармейцам обстановку и задачу, предупредив, что действовать надо втихую, без звука, а то пропадут сами и подведут весь эскадрон.

— Возьмите, товарищ Головкин, двух человек и езжайте к валу. Схоронитесь, чтобы дозорный вас не видел. Как разведка перейдет, отходите на эскадрон, но от них не отрывайтесь.

— Есть! Силинский и Брагин, за мной!

Головкин подъехал к валу, спешился и ползком пошел на бугор. В одном кусту его кто-то схватил за голову и, зажимая рот ладонью, едва слышно, в самое ухо прошептал:

— Тише! Дозорный переправился, осматривает вал. Смотри.

Головкин, взглянув на Ковалева, крепко про себя выругался: «За морду еще, сволочь, хватается! Гад».

В это время к ним подошел разведчик противника, постоял, почти касаясь головы Ковалева ногами, посмотрел с вала вниз в сторону эскадрона и, обернувшись к каналу, глухо прошептал:

— Нету. Ничего нету. Айдате. Они, наверно, все мост берут. Пусть берут! — хихикнул он.

У моста выстрелы все учащались. Затрещал пулемет со стороны эскадрона, и вслед за тем мост загремел от атакующих кавалеристов. От переправы по мосту заплевался пулемет противника. С обочин дороги пачками захлопали винтовки.

— Наза-ад! — слышался от моста голос Ветрова. — Назад! Вы расстреляны пулеметами еще на мосту.

Началась перебранка. Потом конные на рысях переехали мост обратно.

По бревнам переправы один за другим, размахивая руками, перебежало человек пятнадцать разведчиков, скопляясь у прибрежного куста. К переправе по обочине подходила рота.

— Оставайся тут. Нашим покажешь пулемет синих, — прошептал Головкин, сползая из куста вниз.

Он послал Брагина к помкомвзводу сказать, в чем дело, а сам остался ждать разведку. Она скоро появилась, перебегая от одного куста к другому. Головкин начал постепенно отходить. Разведчики синих заметили Головкина и, рассыпавшись подковой, пошли на него, видимо, рассчитывая поймать живьем. Головкин и Силинский отходили шагов на тридцать, вставали в куст и замирали в ожидании, и, как только сбоку начинала маячить пешая тень, они молча отъезжали в другой куст и опять ждали. Силинский дрожал в седле, как в лихорадке. Головкин пытался прогнать его в сторону, но он молча жался к нему, теребил отделкома, как только увидит разведчика.

— Стой! Стой, ребята! — негромко сказал один из разведчиков. — В роту-то ведь мы никого не послали сказать. Она небось ждет там...

Справа зашуршали кусты, глухо затопали кони, блеснули шашки и на схватившихся бежать разведчиков навалился взвод Хитровича. Конные ловили разведчиков за загривки, вырывали винтовки и молча сводили в кучу.

— Головкин! Уведите пленных к дороге, где эскадрон, возьмите свое отделение. Остальные за мной, рысью марш!

Разведчики хлопали глазами, стараясь понять, что же такое случилось.

— Не бегать, — предупредил их Головкин, — а то стопчем.

— И так уже стоптали. Ногу отдавили.

— Без разговоров! Курицы мокрые! Туда же! — самодовольно прикрикнул на пленных Головкин. — Иди прямо!

Пленные пошли, торопко оглядываясь на неприятные пики и тускло поблескивающие шашки.

Хитрович спе́шил взвод, и, когда с пулеметом взобрались на вал, рота синих была уже около переправы. Он расположил взвод, указал пулеметчику пулеметное гнездо синих.

— Сначала по роте, для паники, потом туши пулемет. Стрелять по моему выстрелу. Готово?

Хитрович взял у красноармейца винтовку и выстрелил. Вслед за этим грохнул залп, пулемет затахтакал. Рота вскочила и заметалась то на дорогу, то обратно.

— Кто там стреляет? — крикнули с той стороны. — Искандаров, ты? — спросил своего, забывая, что у разведчиков не было пулемета.

А взвод стрелял, пулемет-трещотка скрипел, как немазанное колесо.

Слева грохнул мост, будто на него просыпали вагонов десять камней. Загремел и замолчал. Теперь загудела дорога, из-за кустов вырвалась темная лавина.

Ошеломляющим шквалом налетел эскадрон на брызнувшую в сторону роту синих.

Крутились над головами всадников тускло взблескивающие шашки, растущим гулом стлался по кустарникам тяжелый конский топот.

В это время горнист заиграл отбой.

Рота собиралась к обрыву канала и строилась. Разноцветные кепки смешались с косынками. Среди бритых лиц бледным отсветом выделялись пегие усы героя труда Фадеича.

В перезвоне оружия и стремян немного в стороне от роты строился эскадрон. Тонкие пики тянулись в небо. Желтыми вспышками горела бронза сабель. Разгоряченные лошади раздували ноздри, и углями светилась в них прилипшая кровь. Торопко равняясь, бойцы тушили волнение первой кавалерийской атаки.

И когда шорох равнения хлестнула команда: «Смирно!», от эскадрона двумя короткими бросками отделились командир и военком. Они приблизились к роте и отдали рапорт.

— Товарищи рабочие шефы! Эскадрон готов в любую минуту на защиту...

Росла тишина. Остывали кони. Предутренним туманом курился канал.

Фадеич стащил с головы измятую кепку, подошел к эскадрону и сказал:

— Здравствуйте, товарищи эскадронцы!

— Здра-асс!.. — качнувшись в седлах, ахнул эскадрон.

Этот хоровой отклик подхватили и леса и кусты. Разбуженный Горбатый мост вздрогнул и скороговоркой тоже повторил:

— А-ас!..

— Вольна-а! — весело крикнул комэска. — Осмотреть лошадей! Оправить седловку!

Сломался строй. Куда-то враз пропала торжественность. На месте бойцов появились неловкие крестьянские парни.

Шефская молодежь полезла в седла, бесцеремонно щупая лезвия клинков.

— Разрубит? — спрашивал один и вздрагивал от прикосновения к холодной остроте.

— Ежели поперек попадется — разрубит, а вдоль — нет.

Пожилые курили, они смотрели на молодежь, усмехались и вспоминали бои, которыми они отвоевывали свою жизнь.

Туман густел. Он до краев наполнил канал и медленно выползал на дорогу.

Впереди шли шефы. Покачиваясь в седлах, бойцы пели о своих старших братьях и двадцатом годе.