Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов - Александр Петрушкин

Беременность

Идёт подряд на свет вода[безногая] другим путём,не протерев свои глаза[что несущественно] – что днём

себя ощупывает, какнаутро женщина краясвои исследует, рукойтечение судьбы двоя,

когда сияющий плавник,толкается в мамашин сон,где бьёт [вольфрамовый родникпочти что током] в мягкий схрон.

Где сдуру в дуру бог идёт,он собирается семьюсобрать из запчастей водымежду пятью и восемью,

с утра ползёт к воде на духдвоичный, будто бы Лилити Ева [мало ли там кто] —его в себе проговорит

под роговицей у пупкаон вяжет свитер для неё —ещё без тени и лобка[который – знаешь ли? – враньё],

и видит мир, как тот бомжарь,что светом согнут или свитсегодня [и в последний раз],а послезавтра догорит.

И сын – на выгнутой вовнутрь[пока срифмован в малафью]исследует источник, а —быть может даже мать свою.

Она с утра ещё гола,и ощущает, как еёотметил угол [то есть мракза муравьями в дочь ушёл],

Пока вода – ещё вода,а не вина за чей-то стыд,четырелицый свысокав живот клюётся и молчит.

Бездоказательно еёсуществованье в этом Че —пока нутро не выжжет сынкак свет на жестяной воде,

на жестяной воде еёгде он и мать в постели спят[на свет, конечно, без пупков]и входят в душ, как в чей-то ад.(22/07/12)

Сергею Ивкину

…глухонемая Кондакова Ира

Она живёт на Малышева/Мира,

а я живу на Мира 38,

второй этаж, квартира 28.

(Андрей Санников, Глухонемая техничка I)

Пока сдаёшься ты, «пока-пока»произноси в одежде праотцовской,пропитанной бензином и водой,что тоже нефть в ошкуренном Свердловске.Пока сдаёшься ты, находишь их,своих двоих и будущих, младенцев,хватаешь Интернетом их языкно вряд ли понимаешь – как чеченцев.Пока сдаёшь наверх алавердысвои водой замотанные ноги —ни много и ни мало – все портызабиты битами излишними. Урокииди учи, пока длинней пока,чем голос электрички удалённой,вдыхай жлобьё вокруг, и темнотаих скроет в этой массе оживленной,где каждый как Георгий Ивановждёт растворенья в мудаках и стервах.Вот ты идёшь, вот ты идёшь втроём,но богу это всё не интересно

пока сдаёшься ты, когда покаизнашиваешь в тёплую одежду,и ангел нам дыхание в бокавещает с Мира номер под надежду[читай – целует в губы гопоту].На то дана нам речь, чтоб мы сдавались,чтоб пили нефть и спирт, за в пустотузабитый гвоздь своей любви держались —пока стоит твой [гладкий, как Е-бург]цыганский праотец, что неизвестен в общем,совсем неузнаваем в чернотесочащейся из дерновой и общейгостиницы – казённой, костяной,плывущей вдоль Исети мутной. Прощеказалось бы молчать – за божешмойполучишь номерной Челябинск в почки,получишь мудаков или стервоз,получишь замороженные ноги —Мересьев-Жора-нафиг-Ивановот роз своих перебирает логин,

пароли набирает на виске,накручивает мясо нам на кости —зачем он, как отец, стоит везде?за что у нас прощения он просит?Забитый как оболтус в пустоту,он говорит в ошкуренном Свердловскепро ангелов, вмещённых в гопоту,про Мира (два? – не вспомню – сорок восемь?)якшается со всякой татарвой,оторвою и головой на блюде —пока сдаёмся мы внаём, покацелует гопота [живых] нас в губы —твой пращур ненавидимый, в тебев квадрате умножаясь, входит в штопори мясо ангелов висит на потолке,стихи читает, ничего не просит.(07/12)

Летящий пёс

стихотворение для старшей дочери

Проговориться с этим [на огнесидящим] псом – заморенным, ленивым,скрипящим словом: а) откроешь дверьб) утром просыпаешься не с дивой,не с девой в) лопочешь на своейпифагорейской олбани в оправец) слушаешь, как сторож долбит в смертьстеклянную железкой д) он вправесегодня проживать её со мной —е) сомневаться в ней, как в речи. Слушайвсегдашний [захромавший в цифре] год.Проговорился всё ж, урод? – задушиттебя/меня язык родной страны —порхай среди цветов, обозначений, званий,летящий пёс – глазей со стороны,как стороны текут из тёмных зданий,

как немота уходит через руки,как суки, здесь выстраивая адлогарифмический [как хромосомы жуткий]царапают глаза, сто лет наградне требуя, как зацветут жасмины[в соцветии у каждого спит пёс —две головы которого в режимепортвейного Харона]. Как вопрос —так в нас щенок со стороны Аидазаглядывает, и его слюнусо лба стираешь ластиком дебильным.Обняв его огромную страну,

проговоривши мёртвым языком —я тридцать два часа сидел в конверте[в последней номерной Караганде]и наблюдал, как пёс рисует петли,царапает над огородом смерть,что проросла за стрёмное наречье,как дочь моя шестнадцать лет назад,чтоб всё простить однажды, изувечив.Чтоб всё понять, однажды не простив,резиновые реки поднебеснойплывут сквозь пса, раскрыв больные ртыот этой ереси (не потому что честной —а потому что спит ещё Харони потому что стук пифагорейскийнесёт на ржавой палочке Орфейи учит пса портвейном здесь) [в Копейске]

стучаться в тьму то лапой, то крыламина сто семнадцать метров в высоту,и всё испить холодными глазамии выблевать однажды в пустоту,и выблевать свой шерстяной, как коконоткрывшийся, как неродную речь,пифагорейский, сказанный, смолчавшийи полететь от дочери за дверь.За Пушкина [уральского кретина],за всё молчание меж дочерью и мнойпростив меня, скрипит в щенке дрезинаи гонит под урановой дугой.(19/07/12)

«Вот ведь какие дела: чем длиннее душа …»

Вот ведь какие дела: чем длиннее душа —тем укороченней голос – на грани монетысвет заигрался – на смерть загалделся, глуша,нас пескарей прижимая ко дну, не взимая анкеты.

Время, собрав эти речи, уйти из водыследом за лесой, сечением света из суши.Из глухоты в нас врожденной – как божий глядитсмертный посланник – он эту травинку обрушит.

На берегах одинокий со снастью стоит —смотрит, как свет говорит и по небу проходитв этой росинке – и теплой полынью испитв каждом прозрачном и самом прекрасном уроде.

Шевелит губой, как кобыла домой приходя,тычется в руки хозяйские с рыбной заначкою кислой,смотрит сквозь воздух и видит, как смерть (не моя-не моя),между рукою и Богом затихнув, на время подвисла.(27/06/12)

Амброз Бирс

ау тебе закончено уапостящийся тебе моё урамоё тебе не слово грифель в глазкакой ещё китай плыл водолазплыл по стране за н. тагил приплылгде выбился из имоверных силпостичь вотще значенье языкаон онемел и с тем ушёл в бегаон знал что в этомгде-то есть москваи новгород иные берегаон огибал поскольку Амброз Бирсвозможен где-то здесь и слышен свисти волга говорила с ним из плеч

уа уа возможно не сберечьно помню я что водолаз немойкак всякий наш языквсегда изгой(13/05/12)

Сирень

мы не созреем никогданам это климакс не позволитуволь меня отсель рукапошли как на хер в полный голос

постой со мною на «Урале»где спирт казахи продаюти продавщица в полом тележдёт наполненья – наебут

нас смерть и жизньв тени сирени с пятномчернильным в рукавестоящий туз и сивый мерин

на Каолиновом вездекак мы женатые на блядиворуют небо голубкии борзо бога ожидаютчтобы кормить его с руки

и продавщица поднимаясьпод синеглазый потолокмне галстук даритчтоб пластмассой

дыханье затолкать мне в ротпоговорить по человечьипо сучьи чтоб поговоритькогда порхатый чирик-птенчик

устанет призраков вводитьи мы женатые на блядиздесь ляжем как бородинои продавщица из «Урала»

забьёт крестом наверх окно(12/05/12)

Гражданская война

волнующий моментна кокаин садится эта медная воровкамоя страна нуждается в любвии потому бьет в точности до срока

горит моя любимая странаперегорает смерть – до крайней плотиволнуется ОМОН – и слой дерназаламывает крылья в огороде

упавшей под лопату стрекозенаполучавшей с нас по полной дозеи бунт повешенный как бантик на морозеперегибает жестяные гвозди

волнующий момент пал героинщекам щекотно и смешно как знаешьстрана с тобой и за страной одинакын и ты в его трепло вступаешь

ну что ж помолимся сжигая на кострежиганов фраеров и в этом жулишьблудящий с проводницей налегкепока богов её по грудь целуешь

когда она волнуется за бунтвпервые залетая в шмаровозкукак родина что зная здесь убьютвсё улыбается ментам и отморозкам(11/05/12)

«нам здесь не понимание грозит…»