Хроники Нового Вавилона - Любовь Паршина

Хэзер оглядела раскинувшееся перед нею на многоступенчатом блюде рыбное изобилие. Начать она решила с тунца. На нем и закончить – ко всем прочим гадам она относилась с опаской.

А вот Мартенсон уплетал их с отменным аппетитом. Особенно рьяно уничтожал устриц. Блики от отделанных хрусталем подсвечников мерцали на его очках и лысине. Время от времени он переставал жевать, промакивал губы салфеткой и улыбался Хэзер.

Когда ужин был в самом разгаре, вдруг вошел официант и сообщил, что господина Мартенсона срочно зовут к телефонному аппарату. Он извинился перед дамой и спешно вышел. Хэзер любезно улыбнулась ему вслед и впервые за вечер расслабленно откинулась на спинку стула.

Комнату наполнял сгущающийся запах рыбы и ароматических декоративных свечей. Надо же, и на это не поскупился!

Когда Мартенсон вернулся, он был хмур и явно чем-то раздосадован.

– Мисс Эйл, – проговорил он, подходя, но не садясь обратно. – Прошу у вас прощения, но я, очевидно, вынужден буду вас покинуть. На одной из моих фабрик только что произошло чрезвычайное происшествие. Беспорядки по совершенно абсурдной, говоря по совести, причине. Но все это требует моего присутствия. Возможно ли перенести нашу встречу на другой день?

– О, разумеется, я все понимаю, – сочувственно отозвалась Хэзер. – Но вы ведь помните, что завтра я покидаю Вавилон на две недели?

– Да. Но, надеюсь, что по истечении этого срока мы с вами увидимся.

– Конечно, господин Мартенсон! Вы – первый в моем списке.

Он поцеловал протянутую ему ручку и удалился.

Хэзер еще некоторое время посидела в кабинете в одиночестве. Затем она взяла кусочек лимона с тарелки, выдавила несколько капель на тыльную сторону ладони и протерла салфеткой.

Агнесс несказанно удивилась, когда молодая госпожа явилась домой ровно в полночь – чересчур рано.

– Что-то стряслось? – испуганно спросила она.

– Да, – отвечала Хэзер, зевая. – На одной из его фабрик беспорядки.

– Ох!.. А что случилось?

– Не знаю, Агнесс, не знаю. Во сколько ты встаешь завтра?

– Как всегда, госпожа, в половине шестого.

– Разбуди и меня тоже.

– Так рано?!

– Да. У меня с утра будет важное дело.

18. Яблоко

Охранник в нерешительности подошел к решетке, за которой Вальтер Корф только-только приступил к своему последнему завтраку.

– Господин Корф, к вам посетитель. Дама.

Тот, похоже, немного удивился, но ничего не сказал, а только взмахнул рукой, как бы веля вести даму сюда.

Увидев через мгновение Хэзер Эйл, Вальтер замер. Она села на принесенный охранником стул, и следующие несколько секунд они просто смотрели друг на друга через решетку.

Перед Корфом на жестяном столе стояли тарелка с горой оладий и плошка со сметаной. Ел он без каких-либо столовых приборов, руками, лишь закатав до локтей рукава.

Странно это выглядело – словно Мефистофель решил покормить уточек на берегу пруда.

– Последняя трапеза? – участливо поинтересовалась Хэзер.

– Угу, – кивнул Вальтер, закидывая в рот кусок, который так и держал в руке с момента ее появления.

– Выбрали для нее оладьи?

– С яблоками! Мне такие мама в детстве готовила. Надо же, сделали, как я просил.

– Как?

– Яблоки не протерли, а порезали. Так получается вкуснее. Пробовали когда-нибудь?

Хэзер покачала головой. Тогда Вальтер взял с тарелки очередной кусок, обмакнул его в сметану, а затем встал и подошел к самой решетке. Хэзер вначале решила, что он шутит, протягивая ей сквозь прутья яблочный оладушек.

– Кусайте, пока угощаю, – вздохнул Вальтер. – Сами же сказали, что не пробовали.

Хэзер, не вполне веря, что она это делает, наклонилась чуть вперед и откусила край оладьи – теплый, в холодной сметане. Кусочек яблока ей тоже попался, и, едва она почувствовала его на языке, ей мгновенно представился весь плод целиком – золотисто-румяный, небольшой, но очень сладкий.

– Спасибо, – поблагодарила Хэзер. «Вероятно, я нахожусь под действием гипноза, – подумалось ей. – Но рецепт нужно взять на заметку».

Вальтер сел обратно за стол.

– Итак, что же вам надо? Вы же не объедать меня пришли?

– Не знаю, почему, но я решила взглянуть на вас до того, как вы послужите развитию общества. Тогда, на суде вы были так спокойны. Мне не верилось – и до сих пор не верится – что вы смогли бы меня убить. И за что? Для чего?..

– Понимаете ли, мадемуазель, ничто так не сплачивает людей, как участие в общем темном и неприглядном деле.

– Круговая порука?

– Только и всего.

– И меня бы здесь не было… А скажите, если все так просто, то зачем нужны были все эти церемонии? Этот храм, дымящийся бык, потоки крови…

– А! – Вальтер усмехнулся. – Кровь объясняется очень банально. Вы два дня провели в запертой комнате, порядком измучились, помялись, растрепались. Убеждать вас причесаться, переодеться, привести себя в порядок было бы бессмысленно. Ну не поливать же просто мыльной водой! А с кровью получилось эффектно, мрачно.

– И вы не постеснялись бы затем при всех?.. Ну, прежде чем убить меня…

– Нет, не постеснялся бы. Кстати, позвольте спросить и вас, мадемуазель?

Хэзер пожала плечами.

– Спрашивайте, раз я здесь.

– Вы – уроженка Верхнего города. Не думаю, что нужда толкнула вас на путь порока. Так зачем?

Хэзер подумала, что зря пришла и, что, верно, стоит уйти, пока не поздно. Однако она не сделала даже попытки подняться со стула, а спустя несколько мгновений заговорила.

– Да, я из Вавилона, но из самой нижней его прослойки. Моя мать была швеей, и я бы стала швеей, едва выйдя из приюта. Но у меня перед глазами был пример в виде тетушки Люси. Она была куртизанкой. Когда я видела ее, мне до смерти хотелось стать такой, как она – красивой, уверенной в себе и в жизни. Свободной!

– И она, ваша тетушка, взялась обучать вас ремеслу?

– Не так просто. Когда я впервые сказала ей о том, кем хочу стать, она заплакала. Я тогда впервые увидела, как она плачет. Но, видно, она сама не хотела для меня нищенской жизни.

– А у вас самой есть дети?

– Нет. А у вас?

– Нет. И уже не будет.

– Кто знает. Может, вас не всю жизнь подержат в Академии, помилуют лет через десять.

Вальтер махнул рукой.

– Живым меня оттуда не выпустят. Вчера вечером приходил тот врач, в чей проект меня направляют. Говорил со мной, осматривал. Пришел к выводу, что я не в себе…

– К этому выводу пришла половина Вавилона. А в какой проект вас направляют?

– Представления не имею. Не сказали. Но пообещали, что если эксперимент выйдет неудачным, мой мозг будут долго изучать. Может даже выяснят, что с ним не так. Жаль только, я не узнаю…

– А если эксперимент будет удачным?

– Я, скорее всего, и этого не узнаю.

– О чем вы сейчас думаете, господин Корф? Вам страшно?

– Страшно? Нет. Хотя, вероятно, я еще успею испугаться. Я знаю, что вечером войду в Академию наук и никогда больше оттуда не выйду. Мне и горько… и спокойно. Я знаю, что меня ждет. Нюансы их исследований не столь уж важны. Только бы не возились слишком долго.

Тут к ним вновь подошел охранник.

– Время вышло, мисс. Вас проводят обратно.

– Всего доброго, – кивнул Вальтер, глядя на нее сквозь прутья решетки.

– Благодарю за угощение, – кивнула Хэзер, вставая и расправляя складки на юбке и жакете. – Прощайте, господин Корф.

19. Храм науки

Все началось, как обычный прием у врача, только опрос обо всех прошлых болезнях и образе жизни был подробнее и дотошнее. И вправду, куда теперь было спешить?..

В итоге врачи пришли к выводу, что им крайне повезло – такой экземпляр попал в их заботливые, профессиональные руки! Раньше они имели дело только с оголодавшей, толстокожей чернью. Теперь же они и не представляли, с какой стороны подступиться к этому жителю Верхнего мира. Дав подопытному небольшую передышку между взятием проб крови и проверкой на переносимость некоторых сильнодействующих препаратов, медицинские светила решали, в каком же именно эксперименте разумнее и полезнее будет его использовать.

Вальтер, уже переодетый в больничные штаны и рубашку, сидел в кресле, к которому был привязан кожаными ремнями. Стены в просторной смотровой были белоснежны, а окна затянуты тонкой решеткой.

То ли оттого, что из него выкачали небольшую батарею пробирок крови, то ли просто от усталости, он впал в странную, не свойственную ему апатию. Дверь в кабинет, где совещались врачи, была приоткрыта, отголоски их негромкого разговора иногда долетали до него, но он не делал попытки напрячь слух. Какая разница? Все равно решат, все равно сделают… Только бы не возились слишком долго.

Наконец, доктора пришли к единому мнению. Ассистенты тут же стали колдовать над ним. Вальтеру сделали несколько уколов, от которых его тело совсем ослабло, а разум помутился – он то погружался в сон, более похожий на обморок, то просыпался и даже успевал понять, что происходит.