История моей матери - Семен Бронин

- Женатые остаются дома?

- А что им еще делать? У нас тут не Франция. Поэтому мы и не торопимся...- и улыбнулся, как бы приглашая ее в соучастницы этого неторопливого ожидания...

Вечером того же дня, ближе к ночи, из дома, охраняемого полицейским, в Москву полетела эфирная голубка, извещающая тамошних орнитологов о перелетах королевских фазанов, о миграции этой редкой породы птиц в пределах Иберийского полуострова...

Она поехала на следующий день в Порто - город, расположенный севернее Лиссабона, второй по значению порт Португалии. Старенький потертый автобус был занят молодыми людьми с военной выправкой и горделивой осанкой, свидетельствующей о их высоком происхождении. С ними было несколько девушек, державшихся среди них привычно и уверенно и словно записанных в состав курсантского училища: это были невесты будущих офицеров. Рене представили как богатую канадку, приехавшую в Лиссабон для встречи с женихом, но здесь с ним разминувшуюся: после этого она как бы со всеми породнилась, вошла в теневой женский список военного училища.

- Это Марта Саншайн,- объявил Хорхе, заводила в этой компании.- Она приехала сюда к своему жениху: он готовился в одном военном лагере, но не застала его, потому что он уже отбыл в неизвестном направлении! - И автобус в дружном патриотическом порыве загудел и зааплодировал, давая понять, что догадывается в каком направлении улетел неизвестный герой и что они заодно с ним - если не телом, то душой и мыслью. Рене села возле Нинель и ее жениха Аугусто, которого Нинель, пользуясь ее присутствием, уломала поехать с ними: чтоб познакомить с подругой и заодно с друзьями ее брата. Он согласился только из-за Марты, к которой на расстоянии чувствовал симпатию - из-за того, что та не скрывала своего крестьянского происхождения: сам он терпеть не мог аристократического чванства и был дворянин лишь наполовину - отец его, видно, любил простых женщин. Когда раздались аплодисменты, Рене встала и сказала на ломаном португальском (небольшой нации приятно услышать свою речь от иностранца), что надеется все же найти своего суженого. Это было встречено новым смехом и одобрением и воспринято почему-то как французская фривольность, позволяемая одним парижанам и парижанкам. Она извинилась за свой португальский, попросила заранее простить ей будущие оговорки, которые, как она видит, уже успели из нее вылететь, и наконец села - популярность ей была отныне обеспечена: португальцы, даже аристократы, впечатлительны, любят яркое слово и довольствуются в жизни малым.

Нинель чувствовала себя в родной стихии: она была сестрой своего брата, Аугусто же - как рыба, выброшенная на берег. Он разговаривал вполголоса и обращался к одной Нинель, а та, напротив, говорила нарочито громко и все пыталась вывести его на общий разговор: ей он нужен был для того, чтобы узаконить наконец в глазах друзей брата их непростые, хотя и давно тянущиеся отношения. Курсанты относились к ее жениху не то чтобы настороженно, но вяло и без интереса - он был не их поля ягода, это было видно на расстоянии и читалось с его лица большими заглавными буквами. Рене посочувствовала Аугусто. Она ломала здесь комедию, делала это по расчету, и неизвестно, что бы испытывала сама, будь на его месте. Это был красивый (как многие португальцы) высокий черноволосый молодой человек сугубо интеллигентного, то есть вдумчивого и слегка саркастического типа: ни то ни другое военной братии не нравится и ею не одобряется. Рене, вообще говоря, военных любила, но они ей нравились, если так можно сказать, в подневольном состоянии: она ведь была на стороне всех унижаемых и угнетенных, но здешние курсанты, хотя и не были еще офицерами (а может быть именно поэтому), были раньше срока высокомерны и спесивы, и у многих эта черта грозила остаться навеки: они метили в большие начальники. Но как разведчице это было только ей на руку: спесь и гордость болтливы - ребята говорили без удержу и, чувствуя себя в своем кругу (они оглядывались только на Аугусто, а Рене сразу признали своею), кичились друг перед другом осведомленностью и посвященностью в дела взрослых. Поскольку это были дети больших родителей и военных, послушать было о чем, и Рене только этим и занималась.

- Слышали: наши заняли Картахену,- говорил румяный щекастый крепыш, у которого были уже все замашки офицера генерального штаба.- Вчера у отца был генерал Миранда - говорил это как факт, не подлежащий сомнению. Много наших погибло - минимум втрое больше, чем сообщают, но и тех полегло видимо-невидимо.

- Ура! Виват! - прокричал автобус, и вместе с ним и дружески настроенная Рене - лишь Аугусто не ко времени покривился: он не любил публичных изъявлений патриотизма. Рене начала уже подумывать о нем как о возможном объекте вербовки, но дело было деликатное: к нему надо было подступаться не сразу, а исподволь, осторожно; кроме того, она не хотела отбивать жениха у Нинель, с которой подружилась,- в той мере, в какой это было возможно в их положении.

- Это очень важный плацдарм для последующего наступления,- продолжал розоволицый стратег - не то развивал свои взгляды на положение воюющих сторон, не то повторял услышанное.- Там, кстати, отличилась эскадрилья королевских фазанов! - и с особым значением поглядел на Рене: видно, и до него дошел адрес ее любимого.

- Виват Марте! Ура, ура, ура! - прокричала трехкратная здравица, и Рене снова встала и поклонилась. Лицо ее сияло тихой радостью от услышанного.

- Я надеюсь, что смогу попасть к нему,- сказала она, оставляя в стороне скромность и подавая таким образом заявку на поездку в Испанию.

- Браво! - закричали дружные молодые люди, и среди них первый - сын генерала.- До встречи в Мадриде!

- Если там все кончится,- предупредил мудрый Хорхе, который не зря пользовался тут авторитетом.- Эта история грозит, друзья, затянуться. Но мы ко всему готовы - мы воины, а воин думает и размышляет, но прежде всего подчиняется - такова его участь, и мы с ней не спорим!

- Браво, Хорхе! Ты говоришь как поэт. Как Камоэнс!

- Все равно! - стоял на своем пылкий поклонник Франко.- Как евреи говорят: в следующем году в Иерусалиме, так и я скажу: в следующем году в Мадриде!

- Что ты помянул их? - зашикали на него, будто он сказал что-то неприличное.- Хорошо Томмази нет - он бы задал тебе перцу.

- Так потому и говорю, что его нет,- упрямствовал тот.- Я его люблю, конечно: он мой идейный вождь и руководитель, но гуляю я без него. Как и без родителей и без ротного воспитателя... Что: не так сказал что-нибудь?

- Все так, но помолчи лучше. Не говори лишнего.

- Среди нас чужие? - и огляделся по сторонам в поисках возможных соглядатаев, но встретил лишь сочувственный и вместе с тем насмешливый взгляд Аугусто: тот не мог существовать без иронии - остальные сочли тему неприличной и исчерпанной.

- Замяли разговор,- сообща решили они.- В Порто в казино пойдем играть. Марта, играть будете?

Она хотела сказать, что не играет на казенные, но конечно же этого не сказала.

- Сама не буду, но куплю по жетону для каждого.

- Это взятка? - шутливо осведомился кто-то.

- Почему взятка? Это взнос в ротную кассу. У кого есть деньги, тот и платит - так, кажется, в армии?

- Так! - воскликнул тот, что не хотел гулять с идейным вождем: он был чуть ли не влюблен в канадку.- Вы, Марта, своя в доску! Я бы вас выбрал своим ротным и гулял бы с вами как со своим товарищем, как с простым курсантом.- (Откуда ему было знать, что она старше его по чину - лейтенант, только из другой армии?)- Долой деньги! Да здравствует казино! Гип-гип-ура, камарадос!

- Ты выпил сегодня? - спросил его сосед.

- Нет, со вчерашнего не отойду. А что - заметно? - и оборотился почему-то на Аугусто.

- Вам и вправду нравится, что испанцы колошматят друг друга? - не обращая на него внимания, спросил Аугусто Рене на хорошем французском.- По вашему виду не скажешь, что вы так кровожадны.

Нинель услышала это, упрямо и недовольно мотнула головой, но не стала вмешиваться в разговор: была слишком хорошо для этого воспитана. Рене внимательно посмотрела на ее жениха. К ним прислушивались, кто-то мог знать французский, ей надо было быть начеку и не говорить лишнего.

- Мне не нравится, когда люди убивают друг друга - это не по-христиански,- благожелательно и спокойно сказала она,- но когда люди дерутся, приходится выбирать чью-то сторону. Иначе остаешься посредине и тебя с обеих сторон затолкают и затопчут.

- Ты ему этого не втолкуешь,- вполголоса и тоже на французском сказала Нинель.- Хочет быть над всеми. Или в стороне от всех - сама никак не пойму.

Рене это тоже было интересно - только по другой причине, чем Нинель, и она посмотрела на Аугусто в поисках разъяснений.

- На самом деле я думаю,- упорствовал тот, черпая упрямство в соседстве военных,- что было бы лучше, если бы мы остались в стороне от конфликта. Малые страны должны уступать большим право драться...