История моей матери - Семен Бронин

Из всего сказанного ею Рене поняла только это и для поддержания разговора пошутила на испанском:

- Это не он сломал стул? Великие люди обычно неуклюжи,- но этого не поняла уже донья Бланка: ее познания в испанском были ограничены, а понимать шутки на чужом языке, как известно, всего труднее. Беседа их непременно зашла бы в тупик, если бы к ним из своей комнаты на втором этаже не спустилась Нинель, ставшая посредником и переводчиком в их переговорах.

- Вы какую кухню любите? - спросила мать, ободрившаяся с ее приходом.-Французскую, наверно? Она похожа на нашу, но наша острее - не знаю, понравится ли. Я сегодня овощи фаршировала - старалась меньше класть перцу: ребята добавят, если покажется пресным.- Она подождала, пока Нинель переведет, спросила затем то, из-за чего завела разговор и испытывала душевные муки: - Не знаю, сколько брать с вас... Сколько скажете, наверно, столько и будет.

- Что она сказала? - спросила Рене, уловив, что разговор пошел о главном.

- Говорит, что ты сама должна определить цену за обеды,- вынуждена была перевести Нинель, но упрекнула мать: - Наверно, так все-таки не делается. Наша гостья может и ошибиться: она не знает здешних цен.

- Пять тысяч рейсов ей много будет?

- В день? - Рене испугалась этих тысяч, но не подала виду и мужественно попросила перевести их в другую, более понятную ей, валюту по действующему в этот день курсу.

- Пять франков, наверно,- посчитала Нинель: они все здесь быстро считали.

Рене вздохнула с облегчением:

- Так это мало? Пусть будет десять.

- Десять тысяч рейсов серебром? - поразилась донья Бланка.

- Ну да. Если это десять франков. Сколько это будет в долларах? У меня, собственно, доллары. Но не американские, а канадские.

- А они везде ходят? - встревожилась мать.

- Конечно,- успокоила ее дочь.- Канадский доллар дороже американского. Но его курса я не знаю.

- Я поменяю на португальские рейсы, и все станет ясно,- сказала Рене.

- Разберемся! - мать устала от этой бухгалтерии.- Посмотрите, что за обеды, потом будем торговаться...

Фаршированные овощи были восхитительны - немного, правда, остры для непривычного неба Рене, но она была рада познакомиться с новой кухней: она ведь была богатой туристкой и искала развлечений.

- Ну и как? - спросила хозяйка через переводчицу.

- Ничего вкуснее до сих пор не ела,- искренне отвечала та, утираясь салфеткой. Донья Бланка пригляделась к ней.

- Она к жениху приехала? - спросила она дочь.

- Да. Он в армии Франко,- сказала та по-португальски и перевела затем Рене на французский.

- Франко?..- Мать еще раз присмотрелась к француженке.- Странно. Она мне показалась из простых. Как твой Аугусто,- прибавила она: не в упрек Нинель, а для большей наглядности; она говорила по-португальски, полагая, что Рене ее не понимает.- Слишком свободно держится. Даже твой Аугусто как-то поважнее смотрится. Его-то отец был настоящим дворянином.

Нинель покачала головой. Она пропустила мимо ушей суждение об Аугусто: оно было ей известно - но обиделась за новую подругу:

- Даже когда столько языков знает?

- Знание чужих языков, дочь, не свидетельство высокого происхождения, а, я бы сказала, наоборот. Зачем аристократу чужие языки? Ему нужно уметь держать нож и вилку.

Ничего этого Нинель не перевела, но, как ни странно, Рене все поняла или угадала. Она слегка обиделась за свои манеры и решила на досуге заняться этим пробелом в своем воспитании: в последний раз такая проблема возникла у нее в Китае, когда она осваивала палочки для риса,- но от своего происхождения она отрекаться не думала и, скорее, гордилась им.

- Я, донья Бланка, действительно из простой семьи,- сказала она хозяйке.- Родители мои - крестьяне.

- Так это же хорошо! - воскликнула та, трубя отбой и жалея, что завела неосторожный, не ко времени, разговор.- Дворяне всегда душа в душу с крестьянами жили! Это ж две стороны одной медали!

Рене не стала спорить: это не было в ее интересах, но на языке ее вертелось, что хотя медаль и едина, но одна сторона ее все-таки прямая, а другая - всегда обратная.

- Как ты познакомилась со своим женихом? - Нинель была любопытна, как все невесты в мире.

- Как познакомилась? - Рене пришлось снова сочинять и фантазировать, и, как всегда, ложь ее была замешана на правде.- Я приехала учиться в Париж, поступила в Сорбонну и одновременно в Высшую политическую школу...

- Это самый известный институт в Париже,- с гордостью за подругу объяснила Нинель матери.- Там готовят дипломатов.

- И высшую администрацию. Французы хотят, чтобы их бюрократы были людьми образованными.

- И как ты туда поступила?

- Как все. Поступить нетрудно. Платить надо за сдачу экзаменов. Они там трудные, и плата не освобождает от необходимости знать курс лекций... Но я б и экзамены сдала, если б не это...- и Рене показала глазами вокруг себя, имея в виду, конечно же, не их гостиную, а то, что было за ее пределами и охватывало Португалию, Испанию и еще пол-Европы, если не больше.- Вам интересно?

- Конечно интересно! - воскликнула Нинель, а мать в подтверждение этих слов встала из-за стола и отошла к окну: чтоб не мешать рассказу и чтоб удобнее было слушать.

- Там готовили дипломатов. А где дипломаты, там, извините меня, аристократы - это их сословное занятие...

Нинель перевела матери, та усмехнулась, но с места не сдвинулась, осталась стоять у окна.

- Началось все с ссоры. У нас был профессор - не буду называть его фамилии - он был еврей. Мне, простой крестьянке, это все равно: профессор есть профессор и мы все французы, но у аристократов - не всех, конечно: там были молодые люди из очень высоких фамилий - было другое к этому отношение. Они вели себя из рук вон плохо: стучали ногами, били линейками по парте специально приносили их для этого. Их отцы и дяди были послами и высокими чинами в министерствах, и они чувствовали себя хозяевами положения...

Нинель исправно и вполголоса переводила это матери.

- Бывают и такие,- согласилась та, мельком глянув на рассказчицу.- Мы их тоже не любим. У них душа холопов: они редко бывают хорошей крови. Настоящий аристократ всегда помнит свой долг: он как священник - только что не дал обета. Но я не вижу пока ни любви, ни повода для знакомства.

- Твой знакомый был из их компании? - спросила Нинель.

- Нет. Если бы! Тогда было б все просто - я б училась дальше! присочинила Рене, подчиняясь законам романической прозы.- Он сидел за отдельной партой и не принимал участия в их бесчинствах, но именно с ним мы и поссорились. Тем я сделала замечание: они не давали слушать, а мне было интересно, что говорил профессор,- но они и не оборотились в мою сторону: подумаешь, девица без роду и племени, о которой никто не знает,- что с ней разговаривать. Только он посмотрел на меня внимательно, ничего на лекции не сказал, но после нее подошел, и здесь-то мы и начали дискутировать...- и Рене примолкла, будто ей нелегко было вспоминать прошлое...

На самом деле в Политшколе была такая история - если не такая, то чуть-чуть на нее похожая. Рядом с ней, через ряд, действительно сидел молодой человек, углубленный в себя, погруженный в учебу, почти не глядевший по сторонам и вызывавший этим любопытство студенток, которым было мало простого, понятного, нужно было еще чужое, непознанное. Рене он приглянулся своей сосредоточенностью: она сама была такой же - и еще затаенным и скрытным высокомерием, которое она не прощала другим, а у него оно почему-то ей понравилось. Она первая подошла к нему, они разговорились, он проникся к ней доверием и сообщил, что он убежденный фашист и учится здесь, чтоб и дальше бороться за правое дело, но уже вооруженный знаниями: его однопартийцев часто и незаслуженно считают неучами. После этого конечно же чувства Рене погасли, не успев вспыхнуть,- она поспешила с ним расстаться, и вот к этому-то он как истинный фашист и отнесся подозрительно: угадал, что все дело в политике.

- Что он говорил тебе? - Нинель ждала продолжения.

- Для начала скажите, как его звали? - спросила мать.- А то уже интересно, а имени нет - слушать трудно.

Это могло быть ловушкой, и Рене помешкала - хотя сообразила потом, что осторожничает напрасно.

- Имени я вам, донья Бланка, не назову,- сказала она все-таки.- Он здесь под вымышленной фамилией. Германия участвует в испанских событиях, но не хочет, чтобы ее воины были известны. У него могут быть неприятности, если я начнуу его искать по немецкому имени. Поэтому я и отказалась от прямых розысков,- пояснила она Нинель, которой прежде давала иное объяснение своим поступкам.- Увидимся так увидимся, нет так нет. Будет хоть знать потом, что я за ним сюда ездила,- этого достаточно.

Здесь донья Бланка ей наконец поверила.

- До чего хитры женщины. И где ж ты хочешь его увидеть? В госпитале, если ранят?

- Летчиков, донья Бланка, ранят редко,- сказала Рене, и хозяйка поежилась от ее откровенности.- Может, отдыхать приедет... Может, я туда поеду, в Испанию - если повезет,- выдала она наконец заветное желание.- Но об этом я никому не говорю - так что и вы меня не подводите.