Путешествие на Запад. Том 3 - У. Чэнъэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не пью вина, – отказался тот.
– Да ведь это не хмельное вино! Ничего не случится, если благочестивый наставник выпьет чарку! – настаивал правитель.
– «Не пей вина» – первая заповедь монахов, – твердо сказал Танский монах.
– Чем же потчевать тебя, благочестивый наставник, если ты отрекся от вина? – недовольным тоном спросил правитель.
– Пусть мои ученики выпьют за меня! – предложил Танский монах.
Правитель оживился и передал золотую чарку с вином Сунь У-куну. Тот принял чарку, вежливо поклонился всем присутствующим и разом осушил ее до дна.
Увидев, с какой охотой Сунь У-кун пьет вино, правитель поднес ему еще одну чарку. Великий Мудрец не отказался и опять осушил ее.
– Ну а теперь и третью чарку во славу «трех драгоценностей», – засмеялся правитель. Сунь У-кун и от третьей не отказался и выпил ее с еще большим удовольствием. Правитель велел налить еще: – Выпей за четыре времени года! – предложил он.
Чжу Ба-цзе, видя, что вино все не доходит до него, от нетерпенья стал громко глотать слюнки. Когда же он заметил, что правитель усердно потчует только Сунь У-куна, он не выдержал и закричал:
– Есть и моя заслуга в изготовлении снадобья, которое исцелило ваше величество. В него примешана конская…
Сунь У-кун, опасаясь, как бы Дурень не проболтался, поспешил передать ему свою чарку и тем самым заставил замолчать. Дурень схватил чарку, жадно осушил ее и ничего больше не сказал, но правитель заинтересовался и спросил:
– Благочестивый монах, ты только что сказал, что в снадобье вошла конская… что конская?
Сунь У-кун, не давая Чжу Ба-цзе ответить, начал выкручиваться:
– Мой брат отличается чрезмерной болтливостью, и если знает какой-нибудь проверенный способ изготовления лекарства, то непременно должен сообщить его всем. В лекарство, которое ваше величество давеча утром изволили принять, входила конская трава.
– Что за конская трава? – спросил царь, обращаясь к своим придворным. – От чего она излечивает?
Поблизости оказался главный придворный лекарь из палаты врачевания, который так отвечал повелителю:
– Повелитель мой, владыка, – начал он:
На вкус трава горька и нёбо холодит,
Вреда ж в себе она, однако, не таит;
Ровнее от нее становится дыханье,
Спокойней крови бег, острее обонянье.
К тому ж она глистов из тела изгоняет,
Мощь плоти придает, от кашля избавляет,
От вредной хрипоты освобождает грудь
И к исцелению прокладывает путь.
– Вот и хорошо, что эта трава вошла в лекарство, то-то оно подействовало! – смеясь проговорил правитель. – Почтеннейший Чжу, выпей еще!
Дурень продолжал молчать, но все же выпил целых три чарки за «три драгоценности».
Царь поднес вино и Ша-сэну, который тоже выпил три чарки. Пили и ели очень долго. Наконец правитель вновь высоко поднял большую чарку и поднес ее Сунь У-куну.
– Государь! Прошу вас, сядьте! – сказал Сунь У-кун. – Смею вас заверить, что я не откажусь выпить, если только все будут пить по очереди.
– Преосвященный благочестивый монах, – произнес правитель. – Твоя милость ко мне столь же велика, как гора Тай-шань. Я не знаю даже, чем отблагодарить тебя за исцеление. Уж как хочешь, но выпей эту большую чарку, и я расскажу тебе кое-что.
– Что же ты хочешь рассказать? – спросил Сунь У-кун. – Скажи, чтобы мне легче было выпить.
– Мне выпало на долю испытать скорбь, от которой я и заболел, – молвил правитель. – А ты своим волшебным средством прочистил мне внутренности и избавил от страданий.
– Когда вчера я поглядел на тебя, – лукаво посмеиваясь сказал Сунь У-кун, – то сразу же понял, что тебя извела злая тоска, но хотелось бы знать, о чем ты горюешь?
– Есть мудрая пословица: «Нельзя выносить сор из избы», – отвечал повелитель. – Но ты, преосвященный благочестивый монах, для меня являешься милостивейшим благодетелем. Если обещаешь не смеяться надо мною, я, так и быть, расскажу тебе. – Разве осмелюсь я смеяться над тобой, государь? – серьезным тоном проговорил Сунь У-кун. – Прошу тебя, поведай обо всех твоих тревогах.
– Преосвященный благочестивый монах, ты прибыл сюда из восточных земель, скажи, в скольких странах ты побывал по дороге сюда? – спросил правитель.
– В пяти или шести, – отвечал Сунь У-кун.
– Не запомнил ли ты, как величали цариц в этих странах?
– Обычно цариц во всех странах принято величать: «Чжэн Гун», «Дун Гун» и «Си Гун», что значит царица из Главного дворца, Восточного дворца и Западного дворца, – сказал Сунь У-кун.
– А я своих цариц звал иначе: государыню звал Цзиньшэн-гун, так как она была мне дорога, как золото, вдовствующую государыню звал Юйшэнгун – Яшмовой, а первую наложницу Иньшэнгун – Серебряной. Сейчас у меня остались только две государыни: Серебряная и Яшмовая…
– Почему же Золотая государыня не находится у себя во дворце? – заинтересовался Сунь У-кун.
У правителя потекли слезы из глаз, и он едва выговорил:
– Ее там нет уже три года.
– Куда же она исчезла? – продолжал расспрашивать Сунь У-кун.
– Три года назад, – начал правитель, – как раз в день праздника Лета137, я находился с ней и с придворными прислужницами в Гранатовой беседке дворцового сада, где мы развертывали треугольники с рисом138, выбирали из них отварной рис и ели его, запивая крепким желтым вином из фиалкового корня чанпу, в которое обмакивали листья полыни для отвращения злых духов. Мы смотрели лодочные гонки, как вдруг налетел сильный ветер и в воздухе показался дьявол-оборотень, который назвался Сай Тайсуй139– сильнейшим из всех злых духов. Он заявил, что обитает в пещере Чудесного оленя-единорога, что на горе Диковинного носорога, и сказал, что ему не хватает жены. Узнав, что моя Золотая царица отличается необыкновенной красотой и грациозностью, он явился ко мне и стал требовать, чтобы я немедленно отдал ее ему в жены, что он будет считать до трех, и если я откажусь, он сожрет меня, а затем всех придворных и даже жителей столицы. Из жалости к своей стране и моему народу я тогда же вытолкнул Золотую царицу из беседки, так как ничего не мог сделать с этим дьяволом, а он с диким воплем подхватил мою красавицу и умчался с ней. Вот тогда-то я и занемог от испуга, причем рис, который я ел во время праздника, застрял во мне. Меня охватила тоска, от которой я не мог избавиться ни днем, ни ночью, отчего и заболел тяжким недугом, мучившим меня три года. Преосвященный благочестивый монах! Приняв твои чудодейственные пилюли, я очистился от