Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

— Да, корм брал оттуда, — сказал старик и протянул щётку.

Это была самая обычная щётка, коих много, она ничем не отличалась от других приспособлений для ухода за лошадью. На ворсинках не было крошечных частиц кожи или же следов крови. Возбудитель заболевания не передался через расчёсывание. Тогда направился к мешку и, опустив туда руку, взял горсть корма. Тогда показалось, что-то маленькое и металлическое выпало обратно в мешок. Без промедлений заглянул в него, а там ничего необычного. Ищущий причину перебирать пальцами корм, далее поднёс к носу. Обожженное обоняние не обнаружило никаких отклонений от нормы.

Через череду зловонных мгновений лошадь ещё сильнее вгрызалась в своё копыто. Она жевала свою конечность, пытается избавиться от лишнего. Хруст ломающихся костей слышался в сырой темноте. Предельные страдания заставляли её чудовищно вопить. Туловище дрожало, брюхо задергалось — тряпичный актер кукольного театра — не иначе. Под кожей бурлило то, чего там быть не должно. Оно искало выход из живого мешка, рвалось освободиться из западни.

Лекарь рывком подскочил к старушке. Кожа начала лопаться по линии. Всё выглядело так, как если бы прямо сейчас делали надрез для извлечения плода. Из подобных крошечным прорубям ран медленно, но быстро, текла кровь, мгновенно затвердевала, кристаллизовалась.

— Неси воду! — приказал белпер. — Нужно много воды. Есть тёплая — тащи и грей ещё. Услышал меня?

— Вы же поможете, не дадите ей умереть? — бросив эти слова в воздух, подбадривая самого себя, книгочей пулей вылетел из сарая.

— Сделаю всё, что в моих силах, — прошептал оставшийся. Открыв сумку, перебирал содержимое. Достал пилу и положил рядом, затем вытащил пробку из пузырька с прозрачной жидкостью и облил верх своей мантии у основания шеи. Натянув маску на лицо, достал другой пузырёк из прочного стекла, открыл его рядом с ноздрями старушки. После пары болезненных вздохов, она погрузилась в яму беспамятства. Вырвалась из реальности, укрылась от неё в объятиях сна. Приложив руку к надувающемуся пузырю, спугнул внутреннего обитателя, тот начал ползать, змеёй устремилось к ране, через которую мог выбраться.

Из тени фонаря вышло воплощение мысли, чёрный силуэт, не обращая ни на что внимания, шагал по кругу. К нему присоединился ещё один, а потом ещё и ещё. Каждый озвучивал свои догадки, чтобы найти объяснение происходящему; каждый напоминал об уже известных случаях. Некоторые из теневых ходоков предлагали разбить животному череп — указывали на подходящий инструмент; молот лежал совсем рядом со стойлом. Бенард не согласен со своими мыслями, понимает, что они могут быть обманчивыми и могут предлагать неверные решения; как оно происходит в голове бросающего пить алкоголь…

«Может, завтра завяжешь? От одного кубка ничего плохого не случится».

Носителя кровавой мантии не так легко обмануть даже внутреннему голосу, к тому же он осведомлён, что события в Долиуме оставили свой отпечаток и теперь пытаются повлиять на его решения. Находясь в центре воронкообразных брожений, отмахивался от вариантов, потому что эти мысли противоречили его принципам, не принадлежали ему так же, как проплывающие по реке коряги не принадлежали наблюдателю.

Из рвущейся кожи высунулось нечто. Оно оказалось куда больших размеров, чем белпер мог себе представить. Напоминало внешнего рыбьего паразита — миногу. Страшная пародия выползала, меняла свой внешний вид как облака на небе, которые сперва кажутся одним, а через мгновение — другим. Открылась усеянная лезвиями пасть и две пустые впадины без глаз. По бокам прорывались наросты с большими когтями, обещавшие мучительные страдания любому до кого дотронутся. На этом не остановило поиски своей формы — обзавелось множеством лап; часть принадлежала насекомому, часть человеку. Маленькие ладони то сжимали, то разжимали невозможные пальцы. Существо двигалось гусеницей плодожорки, которая решила полакомиться спелым яблоком; двигалось как страх, желающий отравить багровые потоки жизни. Ззамерло, уставилось на лекаря. Тут длинное тельце разверзлось и камнем, запущенным из рогатки, бросилось на того, кого видела или же чувствовала перед собой.

Бенард подхватил пилу, отмахнулся что было сил. Металлический лязг едва не оглушил. Существо из брюха старушки откинуло в сторону. К очередной неожиданности оно оказалось куда твёрже, чем можно было себе представить — могло с лёгкостью соревноваться со сталью. Оскорбившись таким пренебрежительным и суетливым приветствием, чудовище из самых глубин невозможного нырнуло в лужу гноя, там исчезло. Последняя капля всплеска донеслась до ушей тихим и коротким младенческим смехом.

Сквозь галдёж теней пролез сладкий шёпот, он усиливался и усиливался, но всё же оставался недоступным для понимания. Было ясно только одно, на уровне чувств, — необходимо закончить очень важно дело. Нечто такое, чего оба желали. Старушку вдруг затрясло, и она пробудилась. Впервые это кому-то удалось после пары вздохов испарений из того пузырька. Брюхо вздулось ещё сильнее, и через почти просвечивающую кожу Бенард увидел: их ещё много внутри. С полок кладовой его мыслей громко упала одна колба с бальзамирующим раствором, содержащая в себе призыв к прекращению страданий старушки; путём нанесения одного точного удара молотом по голове. На перезарядку огневого оружия не было времени. Времени вообще не было. Его никто не видел — только часы.

Схватил инструмент освобождения от страданий, замахнулся, но остановился в решающее мгновение. Что-то изменилось. Кобыла больше не двигалась, замерла как насекомое внутри кокона из древесной смолы. Фонарь, старательно даривший свет в сыром сарае, прекратил свои покачивания. В углу на мешках кто-то сидел. Садист переворачивал страницы большой книги и, найдя нужную, заговорил: — Маленькую птичку следует ослепить любым доступным способом, — зачитал тот. — Лучше всего запереть в коробке, не пропускающей лучи света, или же аккуратно, нежно выколоть глаза. Тогда ей овладеет неутолимый голод, она начнёт без остановки поглощать весь оставленный корм. В результате быстро заплывёт жиром и приготовится к своему утоплению в вине… Лучший вкус.

— Этого не может быть. Тебя не может здесь быть. Ты мёртв! — надрывисто воскликнул Бенард.

Такое неудобство совсем не беспокоило Садиста. Как ни в чём не бывало, тот протянул руку в сторону для рукопожатия. Воздух задрожал. К нему подошла фигура в алой мантии белпера и, приставив оружие к морде, нажала на спусковой крючок.

— Мёртв? Тот на кого я сейчас похож — возможно. Но я лишь выгляжу так, — с хрипотой ответил неокончательный мертвец с отваливающейся челюстью. Через мгновение его лицо изменилось, примерило лик Бенарда. Державший огор уселся на мешки, а истязатель подошёл к старушке и уставился на гнойную лужу: — Старый дурак накормил кобылу министерскими монетами. Бедная Румента… Ты не решала… рождаться тебе или нет… но мир уже не принял тебя. По крайней мере,