Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шамси представил себе сына в зеленой чалме, в коричневой абе из верблюжьей шерсти, с широким темно-красным поясом. Он усмехнулся про себя, и впервые шевельнулось в его сердце нечто вроде брезгливости и неприязни к своему старому другу мулле хаджи Абдул-Фатаху. Не повезло ему, Шамси, с советчиками и друзьями — обманулся он в них, глупец!
Шамси слушал Балу и размышлял. Новые дома? Конечно, неплохо жили люди и в старых, но если судить по тому, что увидел он сегодня и о чем рассказывает сейчас Бала, то в новых, пожалуй, будет еще лучше. Новые районы? Нельзя сказать, что некрасива старая Крепость — ее древние стены, мечети, такие, как древнейшая Сынык-кала мечеть, мать всех мечетей города, или бескупольная Лезги-мечеть, или Гилек-мечеть с двумя куполами и резными решетками на окнах, — но и новые районы тоже имеют свою красоту. Вон куда потянулся город — в гору, к старым кладбищам!
И Шамси вспомнил, как лет пятнадцать назад предложил ему Хабибулла перевести магазин в новое помещение, а он, Шамси, отказался, боясь, что соседи поднимут его на смех, скажут: «Надумал, чудак, искать на старости лет новое место — забыл, что оно для него уже уготовано, там, на горе, средь могильных камней!» Ошибся, оказывается, он, Шамси, — место для него, как ни странно, нашлось! Что же до старых могильных камней, то их теперь поснимали с могил и разбили на месте кладбища сад — Нагорный парк…
«Из старых кладбищ — сад? Даже над мертвыми имеют власть большевики, и там, где были тление, вечный покой, там насаждают они жизнь и цветение!» — не то осуждая, не то одобряя, размышлял Шамси.
И, слушая своего сына Балу, Шамси думал о том, каким красивым станет вскоре родной город, где прожил он без малого семь десятков лет, и какая прекрасная будет в том городе жизнь. И Шамси не хотел думать о кладбищах и о смерти и, самодовольно поглаживая седую бороду, которую он с недавних пор перестал подкрашивать хной, он впервые за многие годы почувствовал себя молодым.
В НОВОМ ДОМЕ
Чудесен местный строительный материал — серо-желтый камень-известняк. Издавна славятся здешние каменотесы и камнерезы — искусство обработки доведено ими до высокого мастерства, декоративные эффекты достигаются игрой светотеней, рельефом профилей порталов, сталактитовых сводов, тонким орнаментом и надписями.
Изо дня в день, кладя камень за камнем, воздвигают строители новый дом, в котором предстоит жить Баджи. Но быстрее быстрого дом не построить. И Баджи чувствует себя виноватой: костюмерша, по доброте, временно приютила ее у себя в квартире, а она, Баджи, злоупотребляя добротой хозяйки, живет здесь уже пятый год. За это время сюда переехал Саша, родилась Нинель.
Много раз, правда, Баджи готова была перебраться в Черный город, к тете Марии, но Натэлла Георгиевна и слышать не хотела:
— Будет готов ваш дом — тогда переедешь, — говорила она. — И нас с Кюброй-халой к себе пригласишь на новоселье и угостишь на славу, как старых друзей. А пока никуда мы вас не отпустим, ни тебя, ни Сашу, ни девчонку твою! Нам, старухам, места хватает. Правильно я говорю, Кюбра-хала?
Кюбра-хала, широко улыбаясь, кивала головой: она не меньше костюмерши привязалась к Баджи, к Саше, к Нинель.
Славная Натэлла! Славная Кюбра-хала! Как хотелось отплатить за добро этим двум одиноким хорошим женщинам! Но чем?
С Кюброй-халой это было довольно просто: не избалованная в своей прошлой жизни чьей-либо заботой о себе, она была благодарна любому знаку внимания от Баджи и Саши.
А с Натэллой Георгиевной было сложнее: Баджи стремилась заменить осиротевшей матери ту, о ком столь многое напоминало в этой квартире — фотографии, безделушки, давно увядшие букеты цветов…
Долго строился новый дом, но вот наконец он готов — настал день переезда!
Какой простор по сравнению с недавней теснотой! В этой комнате будет столовая, а в этой — спальня, третья комната — для тети Марии и Нинель.
С сантиметром в руках ходит Баджи по пустым комнатам, измеряет, рассчитывает. Сюда она поставит буфет, сюда — письменный стол Саши, сюда — тахту. На этой стене будет висеть ковер, на той — картина. Здесь будет телефон. А вот и ванная — как приятно будет плескаться здесь в жаркие дни!
Все будет у них удобно, красиво, уютно! Не будет нужды говорить шепотом, когда спит Нинель. Незачем будет Саше выходить в коридор курить. Не придется искать перед спектаклем укромный уголок, где можно сосредоточиться и повторить роль.
Но больше всего радует Баджи в новой квартире вид из окон на море. То и дело выходит хозяйка на балкон. Сейчас дует моряна, и море синее. А подует норд, и сквозь нависшее марево пыли увидишь, что море стало серо-зеленым. А вот потянулись дымки на горизонте и вспыхнули под солнцем белые паруса, все так же, как везде и всегда, манящие человека в неведомую даль…
Все будет хорошо! Баджи хочется петь и танцевать, шутить и озорничать.
Нет-нет, не нужно смеяться над ней! Пусть вспомнят люди Черный город и фирменный дом, заглянут памятью в крайнее окно с разбитыми стеклами, увидят грязные стены со следами насекомых, закопченный потолок, щелистый пол. Пусть вспомнят и дом в Крепости — его, правда, не сравнить с жалким жилищем Дадаша, но здесь она была бедной родственницей-служанкой, взятой в дом из милости. Пусть люди вспомнят «казарму для бессемейных мусульман», где жил когда-то ее брат, — там не могла она найти кров даже на одну ночь и коротала ее под открытым небом, подле штабеля труб. Пусть вспомнят, наконец, и дом Теймура — заколоченное окно в спальне и дверь, которую Теймур запирал на замок, оставляя Баджи в доме. Пусть люди вспомнят все это, и им нетрудно будет понять, почему в новом доме так хочется петь и танцевать, шутить и озорничать…
Вместе с Баджи в новый дом переехал кое-кто из товарищей по театру.
