Грозное лето - Михаил Соколов

Самсонов посмотрел на него пристально и тепло, а вместе с тем и с укором и сказал именно то, о чем думал Андрей:

— Напрасно вы это сделали, поручик, обидели память батюшки. И друзья ваши хороши: вольнодумцы, очевидно.

— Виноват безмерно, ваше превосходительство, но теперь уже… — оборвал фразу Андрей, и худощавое лицо его зарделось красными, как кумач, пятнами. Тихо и просительно он добавил: — Называйте меня Жердевым, ваше превосходительство, и я буду счастлив.

— Извольте… Вы — инженер, надо полагать? И казак, конечно?

— Да. Инженер-механик. Но я — мещанин. Приемный отец был из казаков.

— А сестрицы и братец живы-здоровы?

— Благодарю. Живы-здоровы. Брат заканчивает Донской политехнический, Полина вышла замуж за адвоката и служит учительницей в пансионате, в Новочеркасске, а Маринка еще учится в епархиальном.

— А каким же образом вы, не казак, попали в казачью часть и получили казачий чин сотника? — продолжал расспрашивать Самсонов, попивая чай.

— Наказный атаман, генерал Покотило, сначала произвел в поручики как инженера, после назвал сотником, а потом определил начальником пулеметной команды в кавалерию. Путано немного получилось, но вы же знаете Василия Ивановича, бывшего вашего помощника по Туркестану, а моего — будущего тестя… Если, конечно, вернусь целым с этой… — он запнулся, едва не сказав «преступной войны», и закончил: —…печальной войны, извините, ваше превосходительство. Непопулярна она среди нижних чинов.

— А среди офицеров? — спросил Самсонов в упор и колюче посмотрел на него исподлобья, будто продолжая: «У вас лично она тоже непопулярна?»

Андрей ответил ему тем же взглядом, как бы говоря: «Проверяете донос своего любимца Крымова? Ну, ну, ваше превосходительство, проверяйте», и ответил, прямо глядя в лицо его, слегка полное, но такое бледное, точно после болезни.

— Думаю, что и среди многих офицеров особого воодушевления положением дел нет, ваше превосходительство, — увернулся он.

Самсонов молчал. Не хотелось ему, и не время было, заниматься жандармскими допросами, и не любил он этого занятия, хотя ясно чувствовал: полковник Крымов не зря сопричислил его, Листова-Жердева, к социалистам, нюх у Крымова что у охотничьего пса, но… «Но бросать такую черную тень на моего офицера, который сто раз рисковал жизнью, будучи под носом у врага, и блестяще исполнил свой воинский долг, — я вам не позволю, полковник Крымов, увольте, и мой „крестник“ не может быть социалистом, да-с, полковник», — рассудил он и, встав и пожав руку Андрею, сказал тихо и внятно:

— Я рад, поручик Жердев, за вас и еще раз благодарю за ревностную службу. В дивизию можете не возвращаться, я подумаю о вашем новом поприще как инженера. Но прошу вас как моего крестника: не говорите глупостей, тем более публично. Крымов уже сопричислил вас к социалистам и готов был арестовать, а вы еще так молоды и вас такое счастливое будущее ждет в семье Василия Ивановича. Рад будет старик, если вы станете его зятем. Так что берегите себя, воюйте с умом во имя России и ее счастья и помните: вы, молодые люди, — ее гордость и надежда — ее будущее. А теперь отдохните немного. Завтра мы переезжаем в Нейденбург и там, на месте, все выясним и решим. Отсюда, из Остроленки, трудно видеть, что делается на фронте, и сведения из корпусов приходят слишком поздно.

— Я рад со всей сердечностью поблагодарить вас, ваше превосходительство, за столь лестное и теплое отношение ко мне.

Самсонов прервал:

— Не надо, мой друг. Сейчас не время для сантиментов. Сейчас надобно решать, как воевать дальше. Ваши данные о противнике говорят о таких вещах, кои могут стать поворотными, — задумчиво заключил он и подошел к карте.

Андрей не уходил, а продолжал стоять, как будто разговор еще не был окончен, но Самсонов более ни о чем его не спрашивал, а смотрел на карту и молчал.

И Андрей спросил:

— Вы позволите, ваше превосходительство…

— Говорите, говорите. Я слушаю вас.

— Противник накапливает против нас силы, которые мы не сможем одолеть один на один, без помощи первой армии. А если присовокупить к наличным силам противника два могущих прибыть с запада корпуса и одну кавдивизию…

— Три корпуса, насколько мне ведомо, — поправил Самсонов.

— Два, ваше превосходительство, и одну кавдивизию. Я сам сидел на телеграфном столбе и подслушивал переговоры Людендорфа с Шольцем, — сказал Андрей.

Самсонов продолжал:

— Да. Два или три корпуса — это теперь не имеет значения. Для западного театра, для союзников наших, это — облегчение, чего наше командование, ставки, и добивалось. Для нас же, имея в виду сражение °Дин на один с восьмой армией, не суть важно. Пока сии корпуса прибудут на место, все уже будет решено: или мы их, или они — нас. Но я все же надеюсь, что к этому времени наши первая и вторая армии соединятся.

— Да не соединятся, ваше превосходительство! — почти в отчаянии воскликнул Андрей Листов и спохватился: — То есть я хотел сказать, что немецкие офицеры доносят в телефон штабу восьмой армии, что Ренненкампф почти стоит на месте.

— Вы верите этому? — настороженно спросил Самсонов. — Но ведь штаб фронта регулярно сообщает нам о продвижении первой армии…

— А наши нижние чины говорят, что «ворон ворону глаз не выклюет», то есть барон-немец не станет драться со своими же. Говорят даже, что у Ренненкампфа есть какие-то родственники среди генералов противника. И простите, что нарушаю устав, но офицеры утверждают, что Ренненкампф никогда не забудет вашей ему пощечины в Мукдене.

— Андрей Листов, не говорите подобных благоглупостей никогда, — не очень сердито заметил Самсонов. — И это бросает тень, если хотите, на меня лично. Ренненкампфа, как равно и меня, назначил на этот пост государь, и мы оба несем перед ним ответственность за свои действия. Не исполнит Ренненкампф своего воинского долга — он будет отвечать перед государем.

— Виноват, ваше превосходительство, но я намерен был сказать… — попытался было оправдаться Андрей, но в это время дежурный офицер принес телеграмму от командира пятнадцатого корпуса Мартоса.

Самсонов пробежал ее беглым взглядом и вслух сказал:

— Какая-то паника случилась у Мартоса, вторая дивизия его корпуса немного отошла. Обещает исправить положение немедленно. И еще сообщает, что перед его корпусом появилась свежая часть противника, предположительно, из семнадцатого корпуса Макензена. Неужели и Макензен передислоцируется на наш левый фланг? — произнес он задумчиво и беспокойно и сделал несколько шагов туда-сюда по кабинету.

Андрей Листов уверенно сказал:

— Этого не может быть, ваше превосходительство. На левый наш фланг передислоцируется только первый армейский корпус Франсуа. Полагаю, что к Мартосу может быть подвезена ландверная дивизия дер Гольца, о которой я слышал, вернее, также подслушал в телефон противника.

Самсонов ходил и молчал — и думал: если против Мартоса появятся еще и части корпуса Макензена, коему надлежит проходить к Висле, как утверждает штаб фронта, гораздо севернее, значит, Гинденбург задумал нечто внушительное на нашем левом фланге. Но какими силами точно?

И сказал:

— Поручик Листов, я прошу вас незамедлительно сесть в аэроплан и сделать разведку в районе Алленштейна и правее, в районе Бишофсбурга. Не может корпус Макензена галопом передислоцироваться с востока — на запад. Тут что-то не так. Сядете у Клюева, а донесение пришлите с авиатором. Потом то же сделайте и в районе Благовещенского.

— Слушаюсь.

— И я, по всей видимости, — грустно продолжал Самсонов, — вынужден буду задержать Мартоса и Клюева. Они слишком выдались вперед в надежде, что Ренненкампф выйдет им навстречу конницей хана Нахичеванского. Но увы! — развел он руками и, подойдя к столу, допил чай, потом взял стаканы и печенье и отнес на место, в тыловую комнату, а когда вернулся, сказал твердо: — Но мне не разрешат ставки фронта и верховного это сделать. И еще вынесут порицание. А ведь противник вполне разгадал наши замыслы. Крымов неправильно представляет себе отступление немцев; они перегруппировываются, а не отступают, и тому подтверждение — появление корпуса Франсуа на нашем левом фланге. А если Гинденбург предпримет перегруппировку и на правом нашем фланге и попытается отогнать Благовещенского, чтобы выйти во фланг Клюеву? Это будет катастрофа. Вот какие сведения вы привезли, поручик Листов Андрей. Хорошо, что моего надзирателя, представителя союзников майора Нокса, куда-то унесло, не то устроил бы нам нервотрепку. Он устраивал мне ее в Туркестане не раз своей псевдообразованностью, когда бывал на наших маневрах. А ему-то и надо было знать, не изучаем ли путей и способов нападения на английские колонии, граничащие с Туркестаном. Противный человек.