Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

– Не поспишь. Ехать-то всего ничего…

Объявили мой поезд. Я подхватил чемоданчик и в редкой толпе пассажиров нырнул в снежную круговерть.

Славе сказал, чтобы он сразу шел в машину. Но шофер, поглубже натянув шапку-ушанку и спрятав руки в карманы куртки, так и проторчал на перроне, пока не тронулся состав. Разглядеть что-либо в летящем наискось снеге было трудно…

Я подумал, хорошо, что отговорил жену провожать меня. Даша тоже дождалась бы отхода поезда. И еще некоторое время шла бы рядом с движущимся составом…

В вагоне тепло. Даже жарко. Видимо, поездная бригада знала прогноз о похолодании. На улице лютовала непогода, а тут – чистая, обжитая за несколько часов обстановка, с запахом еды, ледерина, угольной печки и еще чего-то, что именуется одним словом – дорога. Я предвкушал, как растянусь на полке с газетами и журналами. Может быть, даже вздремну. Или посижу у окна, бесцельно наблюдая за лесами, деревеньками и поселками, проплывающими мимо…

– Категорически вас приветствую, товарищ Измайлов. Тоже едете? Куда?

– В Рдянск.– Я переложил чемодан из правой руки в левую, чтобы поздороваться с попутчиком.

Это был Горелов, директор совхоза «Коммунар», с которым мы не раз встречались по службе. Мы не были близко знакомы, но я был рад, что нашелся хоть один знакомый попутчик. Директор стоял в коридоре против дверей моего купе, но оказалось, что он расположился в соседнем. Обстоятельство, искренне огорчившее его. Он даже намеревался тут же уладить с проводником его или мое переселение, чтобы ехать вместе. Но я сказал, что несколько часов пути этого не стоят.

– Действительно,– согласился он.– Можно будет посидеть у меня или у вас.

В моем купе был только один пассажир. Мужчина лет тридцати восьми. Традиционные в таких случаях любезности. С его стороны – гостеприимство на правах чуть ли не хозяина, с моей стороны – новенького. Так всегда. Через каких-нибудь четверть часа я тоже обживусь, и если кто-нибудь подсядет в пути, то и для меня будет сначала как гость.

Я повесил пальто на вешалку. Сосед скользнул взглядом по знакам отличия в петлицах моего форменного пиджака. Но большого любопытства не проявил. В те давние послевоенные годы, когда прокуроры носили погоны, форма производила больше впечатления. Теперь же нашего брата частенько почему-то принимают за работников связи, железнодорожников…

Мое место – внизу. Я положил на столик газеты. Мужчина предупредительно подвинул в сторону книгу, распечатанную пачку «Столичных», взял в рот сигарету и посмотрел на меня вопросительно.

– Курите, курите,– кивнул я.– Сам не курю, бросил, но к дыму привычный.

– Я закурю,– сказал он, щелкая зажигалкой.– А то в коридоре сейчас толкотня…– Он посмотрел на часы. На нем был цветной свитер, синие брюки в полоску, изрядно помятые от дорожного сидения и лежания, и замшевые ботинки. Интеллигентное лицо. Такие часто бывают у артистов, художников, журналистов: вольность в прическе, едва насмешливый взгляд с проскальзывающим превосходством.

Не успел он сделать несколько затяжек, как в купе вошла женщина.

– Выходит, я попала в мужское царство? – весело сказала наша попутчица.

Молодая особа, в синтетической шубе, пушистом платке, в брюках и модных сапожках, она внесла с собой запах приятных тонких духов и яблок.

Мы непроизвольно поднялись, засуетились, помогая ей определиться на нижней полке.

Вещей у нее было мало: лакированный чемоданчик, кожаная сумка через плечо и небольшая картонная коробка с дырочками по бокам и наклейкой: «Карамель лимонная».

– Яблоки,– сказала наша новая соседка.– Боюсь, не довезу. Мороз – как на рождество.

Вот откуда этот аромат. Нашей знаменитой зорян-ской антоновки…

– Довезете,– успокоил я ее. Не знаю, из учтивости или в защиту антоновки.

– Смотря куда,– неопределенно заметил сосед, как мне показалось, с целью завязать разговор и знакомство. Заодно выяснить, куда она едет.

– Домой, в Рдянск,– охотно сказала женщина.– У родственников гостила.

Она сняла шубу, платок, раскинув белые густые волосы.

Сколько ей было лет, сказать трудно. Гладкое, чистое лицо. Минимум косметики. Без морщин. Больше двадцати пяти не дашь. Но фигура, обтянутая кофтой и брюками, пополнела не вчера. И свобода, раскованность, с которыми она держалась в мужском обществе, говорили о том, что прожито никак не менее трех десятков.

Из кожаной сумки были извлечены пудреница, помада, щетка для волос, и мы, как по команде, вышли из купе, прикрыв за собой дверь.

– Как устроились?– спросил Горелов, все еще стоящий в коридоре.

– Спасибо, Николай Сидорович, хорошо…

Он улыбнулся:

– Общество у вас подходящее.

Блондинку Горелов уже успел разглядеть.

– Куда путь? – поинтересовался я.

– В отпуск. В Железноводск.

– Не очень удачное время вы выбрали…

Он усмехнулся:

– И то с трудом вырвался. Такова доля пахаря: круглый год крутимся, как белка в колесе. Только зимой и бывает маленькая передышка.

– Не позавидуешь,– согласился я.

Тронули. Заскрипело, застучало что-то внизу, под вагоном. Качнулось здание вокзала. Мне показалось, что я распознал сквозь пургу фигуру Славы на перроне, машущего мне рукой, и на всякий случай ответил.

Поезд миновал станционные пристройки, дергаясь на стрелках, мимо поплыли дома, в которых несмотря на полдень светились желтым светом окна.

Веселее застучали колеса на стыках, по коридору засновали пассажиры, проводники обходили купе, чтобы взять билеты у севших в Зорянске, предлагали чай.

Впереди ждали меня два дня если не отдыха, то, во всяком случае, новой обстановки. Наверняка будут интересные доклады, люди, встречи…

– Надо как-то убить время,– сказал Горелов.

В этот момент открылась дверь, и блондинка сказала своим приятным голосом:

– Извините, что заставила ждать…

Сосед в свитере откликнулся:

– Ну что вы, какие могут быть извинения…

Все потянулись в купе. Горелов тоже зашел. Мы уселись с ним на мою полку. Блондинка устроилась напротив. А наш попутчик залез наверх и уткнулся в книгу.

Наступило неловкое молчание. Вначале часто так бывает между незнакомыми людьми. Я заметил, что Горелову очень хотелось завести разговор с блондинкой, но он не решался.

– Вы через Москву?– спросил я у Николая Сидоровича.

– Нет, прямо в санаторий. В столицу у меня запланировано заглянуть на обратном пути. Столько заказов! Сами небось знаете…– Он обрадовался, что я заговорил.

Попутчица наша молчала, смотрела в окно, на белую сплошную пелену снега.

– Я думал, что у вас более веселая компания,– сказал Горелов громче. Настроение у директора совхоза было явно отпускное.

Блондинка повернулась к нам. Улыбнулась.

– У меня есть карты,– обратился Николай Сидорович ко всем.– Как, а?

Мужчина в свитере не откликнулся: ушел с головой в чтение, женщина вопросительно посмотрела на меня.

– Пожалуй, можно перекинуться,– ответил я.– Если наша дама присоединится…

– Конечно,– согласилась она.

Горелов достал из кармана нераспечатанную колоду:

– В «дурачка», «девятку», «петуха»?

– Мне все равно,– сказал я.

– В «петуха» я не умею,– сказала блондинка.– В «девятку», может быть?

– Народу маловато,– неуверенно произнес Николай Сидорович.– Товарищ, а вы не спуститесь к нам? – постучал он по верхней полке.

Мужчина закрыл книгу, сунул под подушку и спустился вниз.

– За компанию – пожалуйста,– сказал он.– Только я что-то забыл, как играют в «девятку»…

– Это проще простого.– Горелов стал знакомить его с правилами игры.

– На чем будем играть?– спросил я.

– Давайте на чемодане,– предложила блондинка. И, достав свой лакированный чемодан, ловко пристроила его поперек прохода, положив на нижние полки.

– Что значит женщина! – одобрительно кивнул Горелов, тасуя карты.

– Раз уж нам столько ехать вместе, давайте познакомимся. Меня зовут Марина.

– А по батюшке как величать?– с замашкой на галантность привстал Горелов.

– По батюшке еще рано,– засмеялась Марина.– Но если уж вы так настаиваете… Петровна.

– Ба! – воскликнул Горелов, указывая на меня.– А это Захар Петрович. Почти тезки… Меня, значит, Николай Сидорович. Остались вы,– обратился он к третьему представителю мужского пола.

– Клоков,– просто отозвался тот,– Михаил Иванович.

– Вот и познакомились,– подытожил Горелов.– Ну как, Михаил Иванович, ухватили суть игры?

– В общем,– ответил Клоков.

– Когда начнем, сразу освоитесь.

Марина Петровна устроилась поудобнее. Она сидела напротив меня.

– Осталось решить один вопрос,– Николай Сидорович ловко раздал карты,– на что будем играть. В «девятку» нельзя без штрафов… Может быть, взнос три копейки, штраф – одна?