Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Ничем помочь не могу, – пожала плечами работница. – Можете позвонить по внутреннему телефону и уточнить.

Анастасия набрала внутренний телефон отца, но трубку никто не поднял. Тогда она набрала телефон Солудева.

– Дядя Витя, это Настя Петракова…

В трубке повисла пауза.

– Ты на проходной? Я сейчас спущусь, – наконец услышала девушка.

Через минуту Солудев зашел в бюро пропусков и вывел Анастасию на улицу. Они долго шли молча, и девушка, ничего не понимая, все пыталась заглянуть спутнику в лицо, пытаясь найти ответ его неадекватному поведению. Но тот прятал глаза. Наконец они сели на скамейку в сквере, и коллега отца спросил:

– Как дела? С мамой все в порядке?

– Да, – ответила Анастасия, уже предчувствуя неприятность.

– Тебя сняли с довольствия? Понятно, – словно сам себе проговорил друг отца, растягивая и без того совершенно неприличную паузу.

– Что-то с Сергеем? – не выдержав, задала вопрос девушка.

– Да нет, с ним все в порядке, – не без удовольствия успокоил ее Виктор, понимая, что тут же придется и огорчить.

– Так что же произошло?

– Твоего отца арестовали, – выдохнул признание Солудев. Но тут же добавил: – Произошло недоразумение, которое скоро прояснится, и твоего отца отпустят.

Анастасия не верила услышанному.

– За что? – первым делом спросила она после того, как прошел шок.

– Точно не знаю, – соврал Солудев, чтобы не доконать девушку.

Анастасия встала со скамейки, собираясь идти домой.

– Постой… – остановил ее Виктор и стал объяснять, что ей нужно сделать, чтобы опять встать на довольствие в управлении как жене сотрудника. – Руководство решило выделить тебе комнату в общежитии, пока твой муж не вернется из командировки, но самое главное, тебе на комсомольском собрании в университете нужно отказаться от отца. Алексей Матвеевич сам просил тебе передать, чтобы так сделала. Вот читай… – Он протянул девушке записку.

Анастасия машинально взглянула, узнала почерк отца: «Дочка, откажись от меня. Не вздумай проявлять характер. Твоя задача выжить и родить ребенка. Это нужно в первую очередь для моего спокойствия. Я ведь и так знаю, как ты меня любишь. Твой папа». И она вспомнила погибшую подругу, Софью Вайнштейн, и ее глаза на собрании, полные боли. Соня тогда не смогла отказаться от своего отца.

Девушка заплакала. Но не от позора, который ей предстояло пережить, а от жалости к отцу, который всю жизнь отдал борьбе с преступностью, а в итоге сам оказался арестованным.

– Иди домой, Настя, обсуди все с матерью, – приобнял ее за плечи Солудев.

– С Сергеем правда все в порядке? – еще раз спросила она о муже. – Есть какие-нибудь вести? Когда он вернется?

– Ничего не знаю, – покачал головой Солудев. – Хотя в нашей работе отсутствие вестей уже неплохая новость. Случись беда, мы узнали бы.

Настя попрощалась с дядей Витей и, совершенно внутренне опустошенная, побрела домой. Пройдя сотню метров, она вдруг ощутила сильный голод, словно эмоциональный всплеск вытащил из нее последние силы, и остановилась. «Мать с ума сойдет», – вместо мыслей о еде заполнила голову тревога.

Она и не заметила, что стоит возле фонарного столба, на котором наклеена какая-то листовка. Машинально прочитала строчки: «Конец большевистской власти принесет народам России мирную жизнь, рабочим право на труд, крестьянам – право на землю. Конец большевизму – конец войне».

К столбу подбежала женщина с повязкой на рукаве, по виду похожая на домоуправа, и попыталась сорвать листовку, но немецкая пропагандистская дрянь была наклеена и отрываться не хотела.

– Чего стоишь, зенки вылупила? – зло зыркнула на Настю женщина. – Иди отсюда, пока в милицию не забрали!

…Прошли еще сутки, но никто не пришел. Славка давно притерпелся к темноте, к звукам разрывов немецких снарядов, к осыпающейся штукатурке, но не мог привыкнуть к постоянно нарастающему чувству голода, который, словно железным обручем, сдавливал внутренности. Сильнее голода была только жажда. Но ему повезло – на лицо вдруг капнула капля. Видимо, снег начал таять, и талая вода, каким-то чудом найдя щель в полуразрушенном доме, просочилась в подвал. Славка подставил рот и стал мысленно считать: «Один, два, три…» Досчитав до пятнадцати, он не выдержал и сделал глоток.

Снова начался артобстрел, а значит, настало утро третьего дня. Двигаться не хотелось, для этого нужны были силы, а их практически не осталось. Где-то в углу раздался шорох. Потом еще. Что это может быть? Или ему ему кажется?

Шорох повторился. Как будто кто-то рядом скребется. И вдруг Славка вскрикнул от острой боли в ноге. Он провел рукой по тому месту и обнаружил липкую жидкость. Попробовал на вкус – кровь. В тот же момент нестерпимая боль опять пронзила ногу, и мальчик резко двинулся и обнаружил под рукой что-то шевелящееся, что-то живое. Комок вывернулся и издал неприятный писк. «Крыса? – удивился он. – Откуда?»

Славка вскочил на ноги и инстинктивно стал топтать воображаемых животных, но у него закружилась голова и он был вынужден снова опуститься на пол. «Еще не хватало, чтобы меня крысы изгрызли», – мелькнула испуганная мысль.

С чувством брезгливости и страха, боясь наткнуться рукой на крысу, он стал искать вокруг себя какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы можно было отбиться от зубастых зверьков. И, к своему счастью, вскоре нащупал половину кирпича. Теперь ему стало спокойнее. Славка затаился, сжимая в руке «оружие», готовый в любой момент обрушить его на серую тварь. И как только он затих, раздались тихие шумы. Эта охота, где сам являешься наживкой, полная напряжения в ожидании, когда в твою плоть вопьются крысиные зубы, изматывала, отбирая последние силы. Славка, к своему ужасу, почувствовал, что его рука, которую свело от напряжения, уже не в силах удерживать половинку кирпича и готова вот-вот разжаться. Однако как раз в тот момент тело пронзила очередная резкая боль от крысиного укуса, и организм, собравшись, направил все имеющиеся резервы для нанесения удара. Бах! Парень ударил рядом с икроножной мышцей, где, словно огнем, жгло от вгрызавшейся в его тело твари. Раздался пронзительный писк. Славка повторил удар, потом еще, и еще. Нащупав мертвую крысиную тушку, он поднес ее к глазам, чтобы посмотреть на своего смертельного врага. Она была теплая и липкая от крови. Неожиданно в нос ему ударил запах – запах мяса, запах смерти и в то же время запах жизни, зовущий и манящий. Не отдавая отчета своим действиям, Славка впился зубами в этот кусочек плоти и стал рвать его на куски, пытаясь утолить животный голод. Через десять минут от тушки остались лишь голова, хвост и шкура со скелетом. Он отшвырнул их в дальний угол, где сразу же возникла возня и драка между другими членами крысиного семейства. Вместе с сытостью пришел сон, и как Славка ему ни сопротивлялся, его все равно сморило. Он уснул, сжимая в руке свое грозное оружие, готовый в любой момент снова пустить его в ход.

…Лариса ждала возвращения дочери с продуктами, чтобы накормить завтраком младших детей. Те уже проснулись и, как водится, первым делом стали клянчить еду. Узнав, что ее еще нет, они без капризов и плача, как взрослые, стали ждать возвращения Анастасии, периодически выглядывая из окна. Лариса находилась в ужасном состоянии, вызванном пропажей сына и тем, что стало известно о его преступной деятельности. Теперь еще прибавилось волнение за мужа, который не пришел ночевать и не позвонил. Женщина сидела за столом и перебирала оставшиеся неотоваренными карточки за апрель месяц.

– Идет, идет! – закричала Катя, которая первой увидела подходящую к подъезду Анастасию.

– Только у нее почему-то руки пустые, – чуть не плача повернулся к матери Андрей, который, в отличие от пятилетней девочки, успел разглядеть намного больше.

– Может, она за пазухой прячет? – неуверенно предположила мать, идя открывать дочери.

Лариса сразу поняла по лицу Насти, что новости плохие.

– Мне не дали паек, – прошептала дочь, чтобы не слышали дети.

– Тогда идем отоваривать карточки, и ты мне по дороге расскажешь про остальное, – решительно тряхнула головой Лариса.

– Мама… – не выдержала дочь и, заплакав, бросилась на грудь.

– Сидите дома, мы скоро вернемся и принесем еды, – тоном, не терпящим возражений, сказала Лариса младшим детям.

Пока они шли к ближайшей булочной, Настя торопливо рассказала о разговоре с Солудевым и в подтверждение протянула записку от отца. Лариса лишь мельком взглянула на строчки и тут же почувствовала, что земля под ногами закружилась, словно карусель в городском парке культуры и отдыха. Чтобы не упасть, она прислонилась к стене дома.

Утром следующего дня Иван Зарецкий проснулся с чувством внутреннего смятения, словно увидел плохой сон. То, что он лишился старшего, которого неожиданно отправили в немецкий тыл, явилось для него большой неожиданностью. Однако он постарался привести свои мысли в порядок и, когда отец Амвросий и Николка пошли в церковь, двинулся за ними следом. Но был остановлен окриком Нецецкого:

– Куда?