Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Я же не говорю вам, что лучше написать заявление о пропаже сына, – неожиданно резко произнес лейтенант.

– Нет, я не смогу получить разрешение на дополнительный осмотр тела, а тем более привести постороннего, – отказался Петраков.

– Жаль, – так же спокойно отреагировал Бражнин. – Тогда и мне рисковать, помогая вам, никакого смысла нет.

Алексей Матвеевич не стал больше уговаривать лейтенанта, сосредоточив свое внимание на изучении фотоальбомов. Просмотрев их и не найдя нужного лица, он собрался уходить, но инспектор неожиданно протянул ему еще один, небольшой, альбом. И на первой же странице майор увидел фотографию разыскиваемого подростка.

– Да вот же он! – обрадовался Петраков, обернувшись к Бражнину, который никак не отреагировал на его удачу.

– Только почему-то тут нет ни его фамилии, ни имени, ни места жительства, – тут же заметил Петраков. – Почему графы с данными пустые?

Лейтенант взял из его рук альбом, словно впервые видя, и иронично усмехнулся:

– Тут почему-то только его фотография, другие страницы пусты.

Петраков понял, что альбом был сделан специально для него и вручен после неудавшегося разговора в качестве последнего аргумента. «Значит, лейтенант каким-то образом сам причастен к похищению моего сына», – догадался оперативник, никак не ожидавший такого в стенах управления.

– Ты кто? – вырвалось у майора Петракова.

– Вы что, товарищ майор, опять будете спрашивать мое имя? – хамовато откликнулся Бражнин, давая понять, что за определенные рамки разговор не выйдет.

– Ты же враг! – Петраков теперь только понял, что сегодняшняя ситуация с просмотром фотоальбомов была тщательно спланирована. Рука его машинально расстегнула кобуру револьвера и выхватила оружие. – Ты арестован! – Он подошел к лейтенанту и обезоружил его.

– Чудишь, майор, – стал торопливо выговаривать ему Бражнин. – Мало того, что твой сын на врага работает, листовки немецкие по городу клеит, так он еще в убийстве замешан и в хлебных грабежах. Верни оружие, пока не поздно, а то и сына на куски порвут, и сам ты…

Бабахнул выстрел. Бражнин удивленно посмотрел на Петракова, потом на свой живот, на котором расплывалось кровяное пятно, и упал на пол. Алексей Матвеевич обнаружил, что из дула его револьвера вьется тонкая пороховая дымка. И понял, что палец нажал на спусковой крючок, оттого он и не смог справиться с охватившей его ненавистью, которая возобладала над рассудком. В тот же момент в кабинет забежали сотрудники и отобрали у несопротивлявшегося Петракова оба револьвера.

– Под арест! – распорядился дежурный по управлению, и Алексея Матвеевича отвели в камеру предварительного заключения.

Спустя пятнадцать минут дверь открылась, и вошел заместитель начальника управления. Петраков встал, стараясь не смотреть ему в глаза. Огурцов, не зная, с чего начать, прошелся по камере, потом присел на нары.

– Что произошло? – выдохнул он наконец.

Алексей задумался. Рассказывать все, как есть, без утайки или попытаться как-то выкрутиться, умолчав о сыне?

– Чего молчишь? – разозлился начальник, не выдержав паузы.

– А что тут говорить… Случайно нажал на курок, несчастный случай, – уклонился от правды Петраков.

– Значит, решил такой версии придерживаться, зная, что покойник твои показания уже не сможет опровергнуть? – усмехнулся начальник Петракова.

– Лейтенант мертв? – прочитал в его словах главную информацию Алексей.

– Почему оружие Бражнина у тебя оказалось? – Огурцов дал понять, что не верит в случайный выстрел.

– Не помню, – злясь на себя, буркнул Петраков.

– Значит, Алексей Матвеевич, не хочешь поговорить со мной откровенно, – угадал его настроение Огурцов. – Будешь, как преступник, запираться и изворачиваться?

– Константин Сергеевич, дело касается члена моей семьи, и мне надо немного подумать, – признался Петраков, – поверьте, я не свою шкуру спасаю.

– Что, кто-то из родных в опасности? – удивился начальник.

– Да.

– Тогда у тебя вообще нет выбора, – пожал плечами Огурцов. – Ты же арестован, и если мы не будем знать всей правды, твоим родным никто уже не поможет. Или думаешь, я тебя выпущу улаживать личные дела, а сам на твое место сяду?

Петраков понял: начальник прав. Теперь не сможет вытащить сына. Ему стало жутко от осознания своей беспомощности и безысходности ситуации.

– Хорошо. У меня действительно нет выбора. – Петраков начал рассказывать с того момента, когда ему стало ясно: сын расклеивал листовки.

– Что же ты сразу не сказал? – вскочил Огурцов, буравя арестованного глазами. – Испугался, что сына расстреляют?

– Да, – честно признался Алексей.

Начальник замолчал, а Петраков продолжил рассказывать, не пропуская ничего, что считал важным, – о получении записки с требованием саботажа расследования, поисках парня, передавшего ее, приведших к инспектору по делам несовершеннолетних лейтенанту Бражнину, об их финальном разговоре.

– Говоришь, фотография парня, передавшего тебе записку, осталась в кабинете? – уловил самое важное Огурцов.

– Да, она единственная в небольшом сером альбомчике, – уточнил Алексей.

– Что ж, поручу Солудеву разыскать парня, – принял обнадеживающее решение Огурцов. – А там, глядишь, и твоего сына найдем. Но измена Родине не шутка, и делаю я это только по служебным соображениям. Мальчишки – ключики к малолетним бандам и их руководителям.

– И все же у сына хотя бы появится шанс, – вздохнул отец.

– Я больше за тебя переживаю, – признался Огурцов. – Убийство офицера, чья работа на врага недоказуема…

Петраков хотел что-то сказать, но начальник его перебил.

– Я тебе верю, поскольку хорошо тебя знаю. Но как только станет известно о твоем сыне и о записке, тебя ведь нужно будет за покрытие шпионско-диверсионной деятельности к стенке ставить.

– Пусть будет, как будет, – решительно тряхнул головой Петраков. – Виноват, значит, отвечу по всей строгости военного времени. Для меня самое главное, что сына, может, успеют спасти. А там уж его судьба будет в руках закона, а не преступников.

– Ну все, меня ждет с докладом начальник управления. У комиссара, когда он узнал, что ты натворил, давление подскочило.

– Жалко старика, – вздохнул Петраков. – Подвел я его и вас. Всех подвел.

– Просьбы будут? – поинтересовался напоследок, вызывая охранника, Огурцов.

– О семье вряд ли можно просить?

– Само собой, – мрачно буркнул Огурцов. – У нас помощь семьям погибших сотрудников оказывается, а ты, Петраков, преступник. Преступникам помощь не оказывается. Мало того – чтобы продолжить оказывать продуктовую помощь твоей дочери как жене старшего лейтенанта Мышкина, она должна от тебя отказаться и начать жить отдельно.

– Может, мне ей написать, чтобы она так и сделала? – Петраков с мольбой посмотрел на Огурцова. – Ведь не выживет семья.

– Обсужу с комиссаром. – Огурцов вышел из камеры бывшего подчиненного.

В середине апреля в город наконец-то пришло долгожданное тепло. Весна очень быстро вступала в свои права, и на улицах стало совсем сухо. Вместо саночек для перевозки трупов жители стали использовать разные тележки и детские коляски, в которых зашитые в простыни трупы выглядели, словно живые люди, отчего зрелище было странное. Зимой больше умирало мужчин, теперь же почему-то умирали в основном женщины. Оставшиеся в живых выползали на жаркое солнце перед своими домами и подставляли бледные, изможденные лица живительным лучам. Пошли первые трамваи, всего пять маршрутов.

Анастасия медленно брела по улице и на Курской увидела пожилую пару. Мужчина и женщина застыли на месте, подняв головы куда-то вверх, к верхушкам деревьев. Настя остановилась рядом.

– Жаворонок… – улыбнулась ей беззубым ртом старушка.

Девушка прислушалась и на самом деле услышала пение жаворонка. На душе стало тепло, словно весеннее солнце прогрело ее всю насквозь. Женщина с изъеденным цингой ртом и ее спутник пошли дальше, а Настя, словно зачарованная, продолжала стоять, выискивая в ветках дерева пернатого кудесника, выводящего чудесные весенние трели.

– На рынке хлеб вздорожал до пятисот рублей за килограмм, и то не достанешь, – задел ее плечом кто-то из прохожих, возвращая в суровую реальность.

«Надо спешить, получить сухой паек за мужа», – удивилась своей рассеянности Анастасия, зная, что ее ждут с продуктами дома.

Она села в подошедший трамвай и поехала к Большому дому. Вошла в бюро пропусков наркомата внутренних дел и, протянув работнице паспорт, стала ждать.

– Девушка, а вы сняты с довольствия, на вас пропуск не выписан. – Женщина из окошка с сожалением глянула на нее, возвращая паспорт.

– Как? У меня же муж здесь работает. И отец тоже, – опешила Настя.

– Ничем помочь не могу, – пожала плечами работница. – Можете позвонить по внутреннему телефону и уточнить.