Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рост экономических связей, а также все более ощущавшееся в самих США приближение того момента, когда страна должна вступить в войну на стороне Антанты, меняли восприятие России в лучшую сторону. На русских стали смотреть как на потенциальных союзников. Уполномоченный ЦВПК в Америке Бахметьев в конце 1916 года писал Михаилу Родзянко: «…Денег здесь можно достать, сколько угодно, и причем именно нам, так как более русофильской страны, чем сейчас Америка, я не видел и не увижу. Если говорить и думать о русско-американском сближении, то это надо делать сейчас»[1106]. Однако эйфория бизнеса и земгоровцев по поводу перспектив сотрудничества мало сказывалась на характере официальных отношений.
Следуя чутким наставлениям своих более опытных коллег из Англии и Франции, а также вместе со всей российской прогрессивной общественностью, посол Фрэнсис возмущался «министерской чехардой». Штюрмер ему откровенно не понравился тем, что неразборчиво говорит по-английски, а к тому же он «кажется, не питает уважения ни к одному выдающемуся русскому, из тех, с кем я встречался. Решительно, его назначение — победа реакции». Преемник Штюрмера Александр Трепов понравился Фрэнсису еще меньше, так как Дума его не избирала, а сам он «гораздо опаснее Штюрмера на этом посту, ибо это человек с глубокими убеждениями и железными нервами»[1107]. Впрочем, вряд ли посольству США в России удалось существенно повлиять на характер решений, принимавшихся в Белом доме. Известный американский историк Джон Гэддис приходил к выводу: «В то время, как Д. Фрэнсис был плохо подготовлен к анализу событий, его подчиненные, такие как Н. Уиншип в Петрограде и М. Саммерс в Москве регулярно передавали в Вашингтон детальные и, в целом, содержательные доклады о происходившем… Кажется, однако, маловероятным, чтобы Вильсон когда-либо видел их или действовал на основании содержавшейся в них информации»[1108].
Соединенные Штаты, безусловно, сочувствовали оппозиционерам, но вряд ли внесли большой вклад в их триумф. Фрэнсис больше удивится свержению царя, чем другие его западные коллеги, что не помешает США первыми признать новый режим.
Политика западных союзников в отношении России накануне революции была как минимум трехслойной. На первом, высшем уровне, где взаимодействовали главы государств, все выглядело чинно, уровень доверительности был высок. Так, Николай II стал даже британским фельдмаршалом (что не помешает, правда, англичанам поддержать его свержение и откровенно предать после Февраля). На втором — элитном — уровне к России относились плохо, считая ее диктатурой, а русских — полуварварским племенем. Отсюда — столь ужасная пресса у России и ее руководства. На третьем уровне — общественно-политическом — осуществлялась поддержка оппозиции внутри страны (при этом у разных государств были свои любимые оппозиционеры), приветствовалась дестабилизация правительства, а также поощрялись антироссийские настроения по периферии нашей страны.
А когда политика Запада была иной?
Глава 9
1916 ГОД
Ведение войны заключается, прежде всего, в поддержании воли нации в момент наивысшей опасности.
Шарль де Голль
Год, предшествовавший революции, был для России во многом решающим.
Решался исход войны на фронтах. Решался вопрос, способна ли выдержать войну российская экономика? Способно ли общество выносить лишения и тяготы сражений? «Уже к концу 1916 г. становилось совершенно ясно, что войну вести Россия больше не может»[1109]. Эти слова классика советской историографии Михаила Покровского исчерпывающе описывают позицию наших исследователей времен СССР. Эти слова накануне революции можно было также услышать в великосветских салонах Петрограда, в оппозиционных кругах. Неспособностью России продолжать войну объясняли свое стремление сокрушить режим чуть ли не все борцы с режимом — и либеральные, и социалистические. Но так ли обстояло дело?
Война и экономика
Тлавная особенность военной кампании 1916 года заключалась в том, что она, словами генерала Юрия Данилова, «не диктовалась прямыми интересами собственного фронта, но имела всегда своей целью оказание помощи то Сербии, то Франции, то Италии, то, наконец, Румынии. Эта малопоказательная роль вынуждала между тем русские войска вести ряд очень трудных операций тактического характера, выполняемых в условиях крайней торопливости и недостаточной подготовленности…[1110]. 21 февраля немецкие войска начали массированное наступление против Вердена, угрожая Парижу. Положение на Западном фронте стало критическим. Французский представитель при Ставке передал Алексееву письмо от Верховного главнокомандования Франции с мольбой перейти в наступление. Император 24 февраля провел совещание с главкомами фронтов, на котором было принято решение о проведении экстренной операции на стыке Западного и Северного фронтов к югу от Двинска в районе озер Вишневское — Нарочь, где у нас был большой численный перевес и конфигурация фронта представлялась наиболее выгодной.
Ранним утром 18 марта — вновь в самую весеннюю распутицу — войска 2-й армии начали плохо подготовленную отвлекающую операцию. За 10 дней наступления на хорошо укрепленные немецкие позиции армия заняла территорию в 10 квадратных километров, потеряв при этом 77 427 солдат и 1018 офицеров — 30 % личного состава. В конце апреля немцы перешли в контрнаступление и полностью вернули себе утраченные позиции. Эта операция, захлебнувшаяся, как тогда говорили, «в грязи и в крови», значительно облегчила положение под Верденом, откуда перебрасывались германские войска[1111]. Но, главное, впервые за много месяцев Россия вновь вела наступательные операции против немцев.
Гораздо более успешно шли дела на Кавказском фронте, где в середине февраля российская ударная группа штурмом овладела крепостью Эрзерум, уничтожив половину 3-й турецкой армии. За этим последовала операция по овладению Трапезундом, осуществленная силами Приморского отряда и кораблей Черноморского флота. Потери Турции были настолько велики, что некоторые корпуса сводились в дивизии, а дивизии в полки, да и то неполного состава. Наша Кавказская армия стягивала на себя к концу года 54 % оттоманских войск, чем заметно облегчала положение англичан у Суэца и в Месопотамии[1112].
Решения по стратегическому плану на 1916 год принял военный совет, созванный под руководством Николая II 1
