Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Союзники постоянно подозревали друг друга в намерении заключить сепаратный мир с Германией за счет остальных. Как пишет британский историк Роберт Уорт, «легко понять озабоченность Британии и Франции, время от времени сталкивающихся с зачастую подтасованными сведениями о закулисных переговорах о мире, тем более, что по времени они совпадали с еще более искаженными россказнями о предательстве и политическом хаосе в высших эшелонах власти, которые провоцируются кликой Распутина»[1069]. Под влиянием таких сведений англичане снарядили в Россию миссию во главе с великим военным героем Британии графом Гербертом Китченером Хартумским, который должен был поднять боевой дух российского руководства и убедиться в его готовности стоять до конца. В июне 1916 года Китченер по личному приглашению императора отплыл в Архангельск, но недалеко от шведского берега его корабль подорвался на мине и затонул. Гибель графа российская общественность не замедлила объяснить происками Александры Федоровны и Распутина, якобы информировавших немецкий Генштаб о маршруте и времени движения корабля.
По мере того, как накапливалась усталость от войны, нарастали и претензии к союзным государствам за недостаточность военных усилий. «В обывательской массе — но отчасти и в армии — начинало проявляться недовольство союзниками, — писал Сергей Ольденбург. — Возникла весьма популярная формула: «Англия и Франция решили воевать до последнего русского солдата»… Подобное ощущение, только в противоположном смысле, видимо, было и у французов: в декабре 1915 г. генерал Жоффр говорил генералу Жилинскому: «Войну ведет только одна Франция, остальные только просят у нее содействия»[1070].
Крайне сложно решались вопросы оказания взаимной помощи. Россию в первую очередь интересовали промышленное оборудование, любое вооружение и артиллерийские боеприпасы. Впервые вопрос о поставках из-за рубежа был поставлен правительством в сентябре 1914 года[1071]. Тогда же военное министерство приступило к разработке проектов новых казенных оружейных заводов с возможным участием иностранных компаний. Проворнее других оказалась английская фирма «Виккерс» во главе с сэром Базилем Захаровым. История создания ее завода в Царицыне наглядно иллюстрировала трудности взаимодействия различных культур бизнеса, особенно в реальных условиях России.
«Виккерс» обязалась поставить новейшее оборудование и технологии для завода в Царицыне, строительство которого финансировалось из российской казны с обязательствами больших авансов и гарантированных заказов на десятилетие вперед вне конкуренции. Условия для англичан были столь выгодными, что сразу заговорили о масштабной коррупции. Депутат Думы Энгельгардт слышал, как на приеме великий князь Сергей Михайлович заявил:
— Не знаю который, Григорович или Сухомлинов, а хапнули здорово.
Сухомлинов не оставался в долгу:
— Не знаю, кто тут хочет хапнуть? Сам Сергей Михайлович или его Кшесинская?[1072]
Получив заказ и предоплату осенью 1914 года, «Виккерс» начал первую поставку станков в Царицын в январе — феврале 1915 года, когда строящийся им же завод еще не был готов, и 7 месяцев станки оставались на путях. «Этот опыт пересадки наиболее, казалось бы, передового иностранного военно-промышленного предпринимательства в российскую хозяйственную обстановку обернулся лишь ввозом неполного комплекта оборудования и частичным сооружением строительных объектов»[1073]. К февралю 1917 года ни одного снаряда завод не выпустил. С одной стороны, это объяснялось нежеланием англичан ничего форсировать в условиях щедрой предоплаты. С другой стороны, сказывалось сопротивление российской административной и предпринимательской среды, не видевшей смысла делиться прибылями.
Не легче было и России в общении с западными правительствами и бизнесом. В самом конце 1914 года Игнатьев получил телеграмму от великого князя Николая Николаевича с просьбой развернуть военные поставки из Франции, и перед графом сразу же открылся «неведомый, новый для меня мир — талантливых инженеров, трусливых чиновников, беспринципных, жадных на наживу дельцов и истинных паразитов, взлелеянных капитализмом — комиссионеров»[1074]. Одновременно был развернут русский комитет по снабжению в Лондоне, расположившийся в огромном здании «Индиан Хауз», — который терял половину своей эффективности из-за того, что возглавивший его бывший директор Самарского трубочного завода генерал-лейтенант Гермониус не знал английского. Первые несколько месяцев ушло на выяснение из Петрограда российских потребностей. Несколько следующих — на определение формы оплаты. К осени 1915 года удалось договориться о выделении Францией соответствующей кредитной линии. Англия потребовала, кроме того, частичного обеспечения военных кредитов золотом. Америка и Япония соглашались осуществлять поставки только за наличные и золото.
Затем начали размещаться заказы, причем выяснилось, что все крупные предприятия и так загружены заказами собственных правительств. Поэтому, скажем, в одном Париже изготовлением снарядов для России занималось «шестьдесят девять sous-traitants (мелкие заводы и мастерские, работавшие из вторых рук). На одних стучали молоты, на других вертелся десяток-другой токарных и шлифовальных станков. Сегодня у одних не хватало металла, завтра для других требовались рабочие руки, а в результате поставки первых партий снарядов задерживались из-за неодолимых, но предусмотренных в каждом контракте «форс-мажор»[1075]. В итоге до конца года французы поставили в основном только устарелые ружья системы «Гра», ровесницы берданок, которые оказались пригодными только для обучения новобранцев. В 1915 году из миллионного заказа Винчестеру поступило лишь 31 тысяча винтовок, вместо обещанных союзниками 9,3 млн патронов и снарядов пришло 229 тысяч патронов от «Виккерса» и 322,4 тыс. гранат от французского правительства. Выполнение обязательств зарубежными партнерами находилось на уровне 6–7 %[1076].
«В течение длительного времени после начала войны союзники поставляли нам только те излишки предметов военного снабжения, которые заведомо превышали их потребности. При этом они ожидали от нас проведения таких крупных операций, которые почти превосходили их собственные возможности, несмотря на то, что конференция в Шантильи утвердила принципы согласованного оперативно-стратегического планирования военных действий, единства целей и общности материальных средств их достижения. Последнее я считаю умозрительным построением, чем практически действующим правилом»[1077], — констатировал генерал Гурко.
Огромной проблемой стала транспортировка военной продукции. Катастрофически не хватало собственного транспортного морского тоннажа, который физически мог перевести лишь половину запланированных объемов поставок. Только в Нью-Йорке к октябрю 1915 года скопилось 8 тысяч заказанных Россией вагонов, которые нечем было вывезти. Основные морские перевозчики — Англия, Франция, Япония — сами нуждались в свободном тоннаже. Оставалось только умолять Лондон о выделении транспортов для доставки американских грузов. Но куда их везти?
Замерзающий Архангельский порт, соединенный с остальной Россией узкоколейкой, с потоком грузов не справлялся. Маршрут вокруг Африки — во Владивосток и через транссибирскую магистраль, помимо того, что был крайне долог и неэффективен, оказался неприемлем и из-за порчи грузов
