Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Копенгагене Гельфанд создает настоящую транснациональную торговую империю под названием «АО Торговая и экспортная компания», предлагавшую все, что не хватало воюющим державам и их исстрадавшемуся от дефицита населению: любые цветные и благородные металлы, автомобили, рыболовецкие суда, черную икру, коньяк, презервативы, дамские чулки, китовый ус для корсетов, аспирин, сальварсан для заболевших сифилисом, термометры, карандаши, текстиль. Налаживаются каналы для транспортировки всего этого в Россию и оплаты за операции. В голодающую Германию идет зерно из вражеских стран, в замерзающую Данию — уголь из Германии. Коммерческая сеть — в основном полулегальная или нелегальная — сплетена запутанно и абсолютно непроницаема для таможен, политической и криминальной полиции, конкурирующих торговцев и судовладельцев.
Но главное — политика. Уровень доверительности в отношениях между немецким руководством и Гельфандом только увеличивался. В конце года Брокдорф сообщал: «Д-р Гельфанд, возвратившийся вчера из Берлина, сегодня посетил меня и сообщил мне о результатах своей поездки; он отмечал, что был принят во всех руководящих инстанциях с наивысшим вниманием и составил себе определенное впечатление, что его предложения принципиального характера нашли одобрение как в Министерстве иностранных дел, так и в Имперском казначействе… В ходе обстоятельной беседы с Его Превосходительством Гельферихом он убедился, что господин статс-секретарь (казначейства — В. Н.) относится к проекту вполне благожелательно и не только одобряет план из политических соображений, но и без ограничений признает его целесообразность с точки зрения имперских финансов… Чтобы полностью организовать русскую революцию, продолжал д-р Гельфанд, требуется около 20 млн рублей; исключено, что вся эта сумма будет немедленно представлена для распределения, т. к. имеется опасность, что тогда станет известен источник». Пока же посол взял с собеседника расписку: «29 декабря 1915 г. Получил миллион рублей многими банкнотами для поощрения революционного движения в России от германской миссии в Копенгагене. Д-р А. Гельфанд». Хотя тут же в отдельном письме канцлеру Брокдорф замечает: «Ясно, что д-р Гельфанд не является ни святым, ни удобным гостем»[1050].
В центре его политической паутины была неправительственная организация — Институт изучения социальных последствий войны, вокруг которого вилось много эмигрантской публики. Как вспоминал Александр Шляпников, объявившийся в Копенгагене в 1915 году: «Дешевизна жизни здесь была поразительная. Это привлекало сюда большое количество спекулянтов всех национальностей, эмигрантов из России, жен немецких буржуа, приезжавших на поправку, и дезертиров. Немало русских эмигрантов работало в учрежденном Парвусом «институте по изучению последствий войны»… Кишел Копенгаген также шпионами и корреспондентами всех стран. Во время войны отсюда выходили все мировые сплетни, выдумки и пробные шары»[1051]. Мельгунов, не одно десятилетие посвятивший изучению истоков революции, еще до обнародования соответствующих немецких архивов делал однозначный вывод, что из созданного Гельфандом института «незримые нити проходят в дипломатические кабинеты германского посла в Копенгагене Брокдорф-Ранцау и посла в Стокгольме барона фон Люциуса, тянутся далее к ответственным представителям генерального штаба (полк. Николаи)… и к пацифистским русским кругам, тайным эмиссарам сепаратного мира — к общественному деятелю Бебутову, журналисту Колышко и т. д., и т. д.»[1052].
Гельфанд вошел в историю прежде всего как спонсор Ленина и большевиков. Возможно, применительно к постфевральскому периоду так оно и было. Но до 1917 года до Ленина деньги от Парвуса если и доходили, то весьма опосредованными путями и в крайне незначительных размерах.
Гельфанд специально поехал на встречу с Лениным в Цюрих, а потом описал ее в вышедшем в Стокгольме сразу после революции памфлете: «Я встречался с Лениным летом 1915 года в Швейцарии. Изложил ему свои взгляды на последствия войны для общества и революции. В то же время я предупреждал его, что, пока продолжается война, революции в Германии не будет, в этот период она возможна только в России в результате немецких побед»[1053]. Ленин, по уверениям очевидцев, подтвержденным и самим Парвусом, указал ему на дверь. Позднее, оправдываясь от обвинений в сотрудничестве с Германией, Ленин скажет: «Парвус такой же социал-шовинист на стороне Германии, как Плеханов социал-шовинист на стороне России. Как революционные интернационалисты, мы ни с немецкими, ни с русскими, ни с украинскими социал-шовинистами («Союз освобождения Украины») не имели и не могли иметь ничего общего»[1054]. В то же время остается фактом, что ближайший друг и сподвижник Ленина Яков Ганецкий (Фюрстенберг) работал на фирме Гельфанда в Копенгагене и вполне мог выступать одним из источников финансовой подпитки лидера большевиков. И Ганецкий поможет Ленину вернуться на родину в запломбированном вагоне и не с пустыми руками.
Скорее всего, более прямым каналом поступления денег от немцев к Ленину выступал эстонец Александр Кескюла по кличке Киви, который передавал небольшие суммы, получаемые им от немецкого посла в Швейцарии Ромберга. Еще один внимательный исследователь германских связей Ленина — Георгий Катков — приходил к выводу, что «прямых контактов между ним и немецкими властями, очевидно, не было, хотя за это нельзя поручиться. Ленин был искусным конспиратором, а немцы вели себя с максимальной осторожностью»[1055]. Но очевидно, что Ленин был далеко не самым крупным получателей многомиллионных германских грантов на революцию в России.
В разгар войны немецкая пропагандистская машина работала на полных оборотах, доходя уже до фронтового звена. Летом 1916 года в германском МИДе для этих целей был сформирован специальный отдел. «В военном отделе Министерства иностранных дел полковник фон Гефтен постепенно создал большую организацию. Она была подчинена верховному командованию, но финансировалась главным образом Министерством иностранных дел, которое получило за это право совместного обсуждения и установления основных директив»[1056]. Действуя через посредников, Германия организовала в июне 1916 года Лозаннскую конференцию угнетенных народов, которая, по словам Элен Каррер д‘Анкос, превратилась в «процесс против Российской империи, «рабовладельческой империи», обвиненной в «убийстве народов»[1057]. После конференции даже Вильгельм II выражал опасение, нужно ли сотрясать царский трон так сильно, и не приведет ли это к подрыву принципов монархизма и суверенности.
Параллельно с подрывной деятельностью шло зондирование на предмет возможности заключения сепаратного мира. Примирение с Россией во все большей степени мыслилось германо-австрийским блоком, как подчеркивал, в частности гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц, не под углом зрения раскола коалиции для достижения военной победы, в которую уже мало кто верил, а для использования царя в качестве посредника для заключения мира с Францией или Англией[1058]. В российской элите идея сепаратного мира отвергалась не только как символ национального предательства
