Долина кукол - Жаклин Сьюзан

в Палм-Бич. Там она провела одну из самых приятных недель за много лет. Это к тому же помогло ей избежать ажиотажа вокруг первого появления Нили на телевидении. Новый импресарио Нили подписал ей контракт на выступление в телевизионном концерте звезд эстрады за фантастическое вознаграждение. Концерт должен был идти в записи, поэтому Нили чувствовала себя спокойно.

Энн посмотрела этот концерт в Палм-Бич. Нили была великолепна. Все вокруг нее буквально искрилось и рассыпалось фейерверками – голос ее был безупречен, сама она как бы светилась, глаза ее были как огромные пылающие угли. Нили уже не была ребенком, но проказливость никуда не делась. Дрожащая губа, взволнованный смех, девичье желание всем понравиться. Это казалось невероятным – но она была лучше, чем когда-либо. Вновь раздавались возгласы «гениально»… «живая легенда». Это было потрясающее возвращение. Нили подписала контракт на фильм в Голливуде.

Она опять была на вершине.

Нили

1961 год

Нили небрежно кидала вещи в сумку.

– Там я куплю себе все новое, – сказала она Энн. – Боже ж мой, я почти все оставила в Испании. А можно, я у тебя кое-что оставлю?

– Я, скорей всего, выйду замуж до твоего приезда, Нили, и собираюсь в кругосветное путешествие. Мне, может быть, придется сдать квартиру.

– Ну, тогда я, наверное, все это заберу. А то я как цыганка – все повсюду разбрасываю. Но здорово все вышло. А то я уже совсем было сошла c дистанции. А что случилось c деньгами Дженнифер?

– Все достанется матери. Это парижское завещание было фальшивкой – Генри нашел в нем какие-то несоответствия. Клод получит пятьдесят процентов от всех повторных показов ее фильмов – тех, которые сняли, когда она еще была связана c ним контрактом. Но все остальное достанется матери. Это в основном драгоценности и меха. К тому же на экраны снова выйдут все ее фильмы. Но значительных денег не было.

Нили пожала плечами:

– Слушай, для девчонки без всякого таланта она была не так уж плохо устроена. Как по-твоему, почему она это сделала? То есть покончила c собой?

– Я же сказала тебе, Нили. Не знаю.

– Ну, я все вычислила. Не думаю, что она была так больна, как о том ходят слухи, – кое-кто говорит, что у нее был туберкулез, и я слышала совсем уже безумные разговоры о каком-то неизлечимом раке. Я думаю, что на самом-то деле она приняла таблетки потому, что стала терять красоту.

– Полная чушь! Дженнифер в последнее время была прекрасна как никогда!

– Но последняя ее картина провалилась. Конечно, этот новый фильм принесет кое-какие деньги – из-за всей шумихи, но я слышала, что эта лента тоже не бог весть что. Нет, она точно катилась под горку.

– Нили, она же собиралась уйти из кино и выйти замуж.

– Да, я всю эту чепуху слышала в Испании, как она вдруг встретила истинную любовь и все такое. Только если без балды, то этот сенатор – не такой уж сказочный принц. Она ведь была уже замужем за Тони, и то от тоски чуть не сдохла, а Тони-то был молодой, красивый. Нет, я думаю, у нее просто духу не хватило – она старела, всем ее прелестям скоро должен был настать конец, а на обыкновенного сенатора она согласиться не могла. Поэтому-то она и наглоталась таблеток. Вот я, к примеру. Мне ни о чем таком беспокоиться не надо. У меня талант, а толстая я или тонкая – это роли не играет. Посмотрите-ка на Хелен Лоусон. Конечно, на меня она похожа мало – у нее-то все держалось на отработанных приемах, а теперь, когда у нее голос пропал, она едет на Побережье сниматься в хара́ктерной роли в телесериале. Но она даже и без голоса не пропадет, потому что у нее есть талант.

– Хелен не пропадет, – медленно произнесла Энн, – потому что у нее нет настоящих чувств. Все ее несчастья – это как несчастья ребенка. Дай ей новую игрушку – и все позабыто. Но голос – даже твой голос, Нили, – надо беречь.

– Нет, мой голос идет изнутри, из того, как я все ощущаю. И еще я кое-чему научилась: мужики тебя бросят, красота сгинет, дети вырастут, и все, что тебе было дорого, опостылет. И на самом деле остается рассчитывать только на себя и свой талант.

Нили вернулась через три недели. Она была на грани помешательства.

– Энн… мой голос… он пропал на третий день записи! Я не могу петь!

Энн постаралась ее успокоить. Есть же хорошие специалисты. Вещи такого рода сплошь и рядом случаются c певцами.

– Нет, со мной все кончено! – завывала Нили. – Все доктора меня осматривали. У меня даже нет ни одного узелка. Все говорят, что это чисто нервное, но это не так. Это меня Бог наказывает, что я так о Джен говорила. И фильм им пришлось уничтожить. Со мной все кончено, навсегда. Теперь они меня туда и на выстрел не подпустят.

– Бог такими методами не работает, – утешая Нили, сказала Энн. – Если кто тебя и наказывает, так это ты сама.

– Да, как же! Мне то же самое мой последний аналитик сказал – у вас, говорит, тяга к саморазрушению и всякое такое. Вы, говорит, себя наказываете за какую-то выдуманную вину. Чушь все это! Ничего плохого я в жизни не сделала.

Нили нашла нового психиатра. Доктор Мэссинджер имел самые лучшие рекомендации. Энн настояла, чтобы Нили пожила у нее. Она не сомневалась, что интенсивное лечение и дружеская поддержка помогут Нили выкарабкаться из кризиса. Раньше ей это всегда удавалось.

И Нили старалась вовсю. Она старалась быть аккуратной и не захламлять квартиру. Но она совсем не спала. Она ходила c музыкантами, возвращалась домой и до рассвета сидела в гостиной, глотая секонал и слушая свои старые пластинки.

Однажды утром Энн проснулась и увидела, что Нили, съежившись, сидит в гостиной и по ее лицу ручьем текут слезы.

– Со мной все кончено, Энн. Я попробовала спеть вместе c пластинкой, и у меня ничего не вышло.

– Но доктор Мэссинджер говорит, что все дело в нервах. Нили, голос вернется к тебе.

– Он говорит, что у меня нервы из-за Голливуда. Поэтому-то я и попробовала в первый раз здесь, ночью, одна, без всяких камер и без Голливуда. Энн, у меня горло зажато, я не могу петь.

– Нили, ведь прошло всего несколько недель. Потерпи.

Нили встала:

– Может быть.

Она нетвердо прошла в ванную и проглотила несколько пилюль.

– Энн, у тебя