Долина кукол - Жаклин Сьюзан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он… он знал, что я хотела детей и… и…
– Так что же он прямо не сказал, что тебе нужно удалить матку? – Он покачал головой. – Эти врачи всегда такие паникеры. Но я доволен, что приехал. Теперь могу вернуться и думать о том, как держал тебя в руках. – Он крепко прижал ее к себе. – Я хочу подольше сохранить это воспоминание – я ведь до пятницы теперь не смогу выбраться. – Он записал номер телефона. – Пусть Энн позвонит мне, как только операция закончится. Если меня не будет на месте, мне перезвонят.
Он задержался у дверей и посмотрел на нее, обежав взором всю ее, словно никогда раньше по-настоящему ее и не видел.
– Я люблю тебя, Дженнифер… только тебя. Ты мне веришь, правда?
Она улыбнулась:
– Да, Уин, я знаю.
Он уже давно ушел, а лицо ее все хранило застывшую улыбку.
В полночь заглянул доктор Галенс.
– Начнем завтра в восемь утра, – бодро сказал он. – И, Дженнифер… все будет хорошо.
Она улыбнулась:
– А как же иначе.
В три часа утра она тихо-тихо встала c постели и бесшумно открыла дверь. В больничном коридоре был тусклый свет, но она увидела медсестру возле лифта. Она прикрыла дверь и тихо оделась. Слава богу, она пришла в больницу в брюках и пальто типа шинели – чтобы сбить c толку фотографов. Она повязала голову платком и на цыпочках вышла в коридор.
Она крадучись продвигалась вдоль стены, потом укрылась в нише, где стоял холодильник. Дежурная сестра сидела в ярком свете настольной лампы и что-то записывала в тетрадь. Пробраться к лифту, минуя ее, было невозможно. Дженнифер оставалось только ждать и молить Бога, чтобы медсестра в какой-то момент оставила свой пост. И еще ей приходилось молиться, чтобы никто не обнаружил ее в темной нише.
Большие часы громко тикали, а сестра все писала и писала в своей тетрадке. У Дженнифер вспотела шея – жар обдавал ее волнами, будто она стояла у печки. Черт возьми – здесь же батарея рядом. Внезапно зазвенел звонок. Слава тебе господи! Звонила пациентка. Но сестра продолжала писать. Оглохла она, что ли? Звонок прозвенел снова – на сей раз, как ей показалось, более настойчиво.
«Да иди же!» – крикнула про себя Дженнифер.
Словно услышав подсказку, звонок зазвенел снова и звонил уже не переставая. Сестра поднялась, как в летаргическом сне, посмотрела на номер палаты, на который указывала светящаяся стрелка, и пошла по коридору в противоположном направлении.
Дженнифер видела, как она вошла в палату, и быстро подбежала к лифту. Нет – лифта слишком долго ждать и будет слишком шумно. Лестница! Промчавшись восемь лестничных маршей и запыхавшись, она добежала до вестибюля и внимательно посмотрела по сторонам. Никто не обратил на нее внимания. Лифтер курил и разговаривал c вахтершей. Дженнифер выбежала на улицу, прошла несколько кварталов и только тогда остановила такси. До отеля она добралась в четыре утра.
Когда на другое утро медсестра обнаружила, что палата Дженнифер пуста, она известила доктора Галенса, и тот немедленно связался c отелем. В ее номере никто не отвечал. Он распорядился, чтобы заместитель управляющего открыл дверь.
Она лежала на кровати в самом красивом платье и в полном сценическом гриме, сжимая в руке пустой пузырек из-под снотворного. Она оставила две записки. Одна была адресована Энн:
Энн! Никакой бальзамировщик не загримировал бы меня лучше, чем я сама. Слава богу, что существуют куколки. Извини, что не дождалась твоей свадьбы. Я люблю тебя.
Джен
В записке Уинстону Адамсу говорилось:
Дорогой Уин! Мне пришлось уйти, чтобы спасти твоих деток. Спасибо тебе за то, что все почти получилось.
Дженнифер
Сенатор Адамс не дал никаких разъяснений по поводу этой записки. Когда репортеры загнали его в угол, он сквозь зубы пробормотал: «Без комментариев». Энн тоже не проронила ни слова. Доктор Галенс отказался обсуждать характер заболевания Дженнифер. Накануне у нее была небольшая операция, и больше ему добавить нечего.
Похороны были сплошным кошмаром. Вокруг церкви собрались толпы поклонников и перекрыли движение на Пятой авеню. Для наведения порядка и восстановления движения была вызвана конная полиция. В газетах подробно излагалась биография Дженнифер, на первых полосах появились фотографии Энн. Еще большую сумятицу в этот жуткий хаос внесло появление матери Дженнифер, которая охотно излагала любому внимательному репортеру историю «американской Золушки», рыдала в нужных местах и требовала пронумерованный список всех вещей Дженнифер – одежды, мехов, драгоценностей.
Энн, возможно, и управилась бы c матерью Дженнифер, но приезд Клода Шардо вызвал новые осложнения. Клод предъявил завещание и, пока Генри Беллами отчаянно искал более позднее завещание, объявил себя законным наследником. Затем, в довершение всего, объявилась Нили.
Нили была в отчаянии, что опоздала на похороны. Она была в Испании. Она остановилась у Энн, и внимание прессы постепенно переключилось на нее. Она была болезненно худа, но очаровательна. Она жаждала работать – но, разумеется, лишь после того, как немного отойдет после этой ужасной трагедии c Дженнифер.
Энн каким-то образом удалось соблюсти график своих выступлений по телевидению. Сейчас ее реклама шла в записи, и новые владельцы компании умоляли ее остаться, предлагая большую прибавку. Из-за того, что ее имя столь часто упоминалось в прессе в связи c Дженнифер, коммерческая ценность этого имени сильно возросла. Трагедия Дженнифер отсрочила свадьбу Энн. Новый срок был назначен на апрель.
Чтобы шум вокруг Дженнифер поубавился, понадобилось три недели. Затем, после двух спокойных дней, в течение которых газеты ни разу не упомянули Дженнифер, появились новые кричащие заголовки: сенатор Уинстон Адамс подал в отставку. У него обнаружилось нервное истощение, и он намеревался посвятить год путешествиям.
Вновь вспыхнул интерес к самоубийству Дженнифер, возникли новые домыслы. Журналисты не давали покоя доктору Галенсу. Да, он рассказал сенатору о характере заболевания Дженнифер. В конце концов, сенатор как жених имел право знать правду. Но пресса-то не имела на это никакого права.
Энн записала несколько рекламных роликов и улетела c Кевином
