Современная повесть ГДР - Вернер Гайдучек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разреши-ка, пожалуйста, Лизабет, — и обхватил руками ее шею, надавив при этом большим пальцем на хрящ.
Этот прием я как-то видел в одном фильме по телевизору, женщина не могла оказать ни малейшего сопротивления своему душителю. Сцена была захватывающей. Мне кажется, все затаили дыхание, пока наконец дедушка Паризиус не объявил:
— У тебя щитовидка, Лизабет. С этим не шутят.
— Ну вот еще! — воскликнула бабушка Хабенихт. Она разозлилась, но немного отступила назад. Кажется, она почувствовала в себе какую-то неуверенность.
— А потом, это прискорбное искривление левого бедра, — продолжал доктор Паризиус.
— Искривление, искривление! — сердито воскликнула бабушка.
Когда я отвечаю таким образом, родители утверждают, что я грубиян.
— От тяжелой работы, — заметил доктор Паризиус. — И неудивительно. Тебе нужно обратиться к ортопеду, пока еще не поздно. Я устрою тебе консультацию.
Бабушка от страха повалилась на стул, а потом случилось то, что бывает с ней только во сне: она замолчала.
Дедушка Паризиус взял одеяло и закутал меня.
— Еще не хватало, чтобы мальчонка подхватил воспаление легких, — сказал он.
Он назвал меня мальчонкой, и в этом слове не было ничего сердитого.
— Разве мы не можем вести себя как серьезные люди, — спросил доктор Паризиус. — Давайте попробуем вместе найти какое-то решение. То, что случилось, — это, конечно, плохо. И ты, Карола, несешь большую долю вины.
Мать всхлипнула.
— Возможно, — продолжал мой дедушка Паризиус, — очень возможно, что мальчику будет лучше остаться в Пелицхофе, где за ним будет присматривать отец.
— Что ты говоришь, что ты говоришь!
— Прекрати квакать, — одернул доктор Паризиус свою супругу.
Мне показалось, что сегодня он выражался особенно четко. Бабушка Паризиус широко разинула рот, словно собиралась выдуть в замерзшем стекле глазок.
— Итак, — сказал дедушка Паризиус, — я согласен оставить мальчика у отца. Моя жена — тоже. А ты, Карола?
Мать всхлипнула. Мне стало ее ужасно жаль, и я вдруг испугался. Я подумал о бабушкиной колючей мочалке и об отцовской возлюбленной. Я бы с удовольствием вернулся к отцу, но он явно захочет навязать мне свою Рози в качестве новой мамаши. Но у Рози из народного предприятия по откорму скота уже есть ребенок, чудо-ангелочек Ангелика. Об этом сообщила бабушка Хабенихт. У меня же стрижка «ежик», я ношу стальные очки и, быть может, не понравлюсь подружке отца. Конечно, это правда, что дышит она ужасно заманчиво и эффектно, потому что у нее такая узкая блузка. Отцу то и дело будет хотеться ее целовать, и я ему буду мешать. Куда мне тогда деваться? Передвижная киноустановка в Пелицхоф уже не приезжает, и кафе-мороженого здесь нет. Еще, чего доброго, придется скитаться с чудо-ангелочком за руку по окрестностям. Нет, лучше уж пусть будет «Плоскостопный на Ниле».
— Успокойся, — сказал Ленгефельд, обращаясь к моей матери. — Я тоже пытался подкупить мальчишку мини-машинками и привлечь на свою сторону. Это было ошибкой.
Мать не успокаивалась. Я заметил, что каждый раз, когда дело идет о чем-то важном для нее, она держит на коленях мокрый носовой платок и обеими руками теребит его. Сейчас это выглядело так, словно она хотела его разорвать. Она проговорила жалобным голосом, что глубоко сожалеет о своих упущениях, о моей худобе и обещает исправиться, обещает чаще готовить, например свинину в кисло-сладком соусе.
— Только не свинину! — воскликнул Ленгефельд. — Нельзя же каждое воскресенье есть по-азиатски.
Не знаю, как это произошло, но Вольди, «большая лысина», стал мне вдруг намного симпатичнее.
— Ну так что же мы решим? — вопросил доктор Паризиус.
Отец и дедушка Хабенихт до сих пор не произнесли ни слова. Наконец дедушка встал.
— Ты куда? — крикнула бабушка. У нее снова прорезался голос.
— У нас гости, — сказал дедушка. — Пойду принесу ежевичный ликер. А то мы слишком уж трезвые и деловые. Лизабет, давай стаканы.
Отец подошел к комоду и принялся в нем что-то искать. Наконец он вытащил тренировочные брюки и свитер. Он стащил с меня одеяло и протянул мне брюки. Я влез в них, надел свитер и прыгнул отцу на шею: по-настоящему-то мы с ним еще не поздоровались.
Мать отодвинула стул и с трудом, словно у нее болело все тело, поднялась с места. Я испугался, что она уйдет от меня в таком печальном настроении, и прыгнул также и на нее. Мать прижала меня к себе, и на глазах у нее появились слезы.
Тут отец сказал:
— Мне кажется, мальчик должен остаться с матерью. Я пойду на это, если ты, Карола, откажешься от своего упрямства и позволишь ребенку ездить на каникулы в Пелицхоф и видеться со мной, когда он этого пожелает.
Мать долго-долго смотрела на отца. Не знаю почему. Может быть, она увидела, какой он красивый мужчина, а может, ей вспомнилось, что он никогда не раздражался из-за свинины в кисло-сладком соусе, и, наверное, ей стало жаль, что она вышла замуж за Вольди, «большую лысину». Она легонько отстранила меня и сказала:
— Я согласна.
— Ну тогда давай руку! — сказал отец.
Это было очень здорово, когда родители пожали друг другу руки.
И вот я сижу среди мелюзги. Я выше их на целую голову. Я пытаюсь загладить свои ошибки. Во всяком случае, учитель Мельхозе говорит, что у меня это получается.
И немудрено, ведь многое мне приходится делать во второй раз. Часто я знаю уже наперед, как решается та или иная задачка. А когда мне скучно, я не только смотрю на ласточек, проплывающих перед окном и поднимающихся на двадцатый этаж противоположного дома, где они выкармливают уже второй выводок, но и поднимаю руку, задаю вопросы, спорю. Некоторым учителям это не нравится, поскольку это не входит в план занятий, однако Мельхозе говорит, что это обогащает занятия. Мне кажется, он меня любит, да и ребята в классе меня тоже любят. Уже пять из них сделали себе стрижку «ежик». Судя по этому, я для них являюсь примером, и я с большим удовольствием хожу теперь в школу.
Когда на перемене Аня на своих тонюсеньких ножках подкатывает в угол школьного двора, вокруг меня стоит уже с полдюжины одноклассников, и она с досадой забрасывает свои тоненькие косички за спину. Поскольку я уже познакомил ребят с натюрмортами, навозными мухами и голландцами, я рассказываю им о Пелицхофе. Даже у профессора Мора в зоопарке олень не прогуливается с кошкой, держа в зубах красную розу. В моем классе нет ни одного ученика, который наблюдал бы из уборной погоню змеи за лягушками, поскольку в большом городе нет туалетов с широкими щелями. Я единственный в классе ученик, выкормивший гусеницами капустницы и приручивший паука-крестовика, который стал таким жирным и неповоротливым, что пал жертвой краснохвоста. В городе пауков редко увидишь, поскольку все здесь помешаны на чистоте.
Однажды на пригорке перед новым районом я нашел голубой цветок. Я сорвал его и показал ребятам. Этот цветок называется цикорием. Кое-кто из ребят уже встречал подобный цветок, но никто не знал, что корни цветка можно высушить, смолоть и смешать с солодовым кофе, как это делали в молодости мои бабушка с дедушкой. Крестьяне-бедняки были очень экономными. Это теперь люди пьют так много кофе, что за кофейными зернами приходится отправлять многочисленные суда через океан к берегам Африки или Южной Америки. Наверняка никто и не знает, что цикорий с голубым цветком растет у нас на песчаных косогорах. Аня так громко защелкала пальцами, что пришлось дать ей слово. Она сказала, что нехорошо рассказывать такие интересные вещи только в узком кругу, что я должен проявить себя на уроке в присутствии учителя. Тогда будет ясно, сочиняю я или говорю правду.
Что ж, я согласен.
На очередном уроке природоведения я попросил учителя Мельхозе рассказать, как крысы воруют яйца. В классе раздался хохот. Когда же я по-научному объяснил про прыжки кенгуру, ребята развеселились еще больше. Даже учитель Мельхозе стал вытирать глаза.
— Забавно, — сказал он. — У тебя наверняка есть еще кое-что в этом роде.
— Почему некоторые дождевые черви имеют кольца, напоминающие обручальные? — спросил я.
Класс замер в ожидании, учитель Мельхозе засмущался. Он не рыбак и поэтому не имеет никакого отношения к червям. Однако мой дедушка, человек, близкий к природе, рассказывал, что это связано с оплодотворением. Как это делается, я, правда, сказать не могу. Может быть, они в темноте на влажном лугу завязывают узлы или что-нибудь в этом роде. Но несколько раз я наблюдал, как мой друг Мунцо обходится со своими подружками. Об этом я и рассказал, добавив, что все это выглядит довольно мило. А все рассказы об аистах, которые якобы приносят детей, не что иное, как выдумка.
Это сложная тема. Наверное, поэтому мой доклад не очень удался. Аня опять отодвинулась от меня, а Мельхозе заметил, что на сей раз я не столько обогатил урок, сколько развеселил слушателей.