Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

«Бисмарк» открыл огонь по «Худ», но первые снаряды не долетели до крейсера. «Худ» еще не завершил разворот, когда был накрыт вторым залпом с «Бисмарк». Офицер на «Принц Ойген» увидел падающие в воду снаряды и решил, что они не попали в цель. Но через пару секунд высоко в небо ударил гигантский фонтан огня, а через несколько секунд раздался оглушительный взрыв. За доли секунд «Худ» окутали клубы дыма, и большие части корабля взлетели в небо. Через несколько минут дым рассеялся. «Худ» ушел на дно. Из 1412 членов команды спаслись только трое. Они нашли друг друга в воде среди обломков крейсера, мазутных пятен и десятков пустых спасательных плотов. «Худ» забрал с собой на дно адмирала Холланда, капитана Керра и остальных членов команды. Проснувшись утром в Чекерсе, Черчилль узнал новости, хуже которых было трудно вообразить: «Худ» затонул, «Бисмарк» на свободе. Черчилль зашел в спальню Гарримана. Перед открывшим глаза Гарриманом стояло привидение, одетое в желтый свитер поверх короткой ночной рубашки, выставив на обозрение голые ноги. «Чертово сражение продолжается, – пробормотал Черчилль. – «Худ» затонул, чертовская неудача»[908].

В то утро в Чекерсе воцарился мрак, но известие о гибели «Худ» не вызвало слез у Черчилля. У него могли вызвать слезы известия о жертвах среди животных из лондонского зоопарка и рассказы о героических делах давно минувших дней. Слезы подступали к его глазам при виде мирных жителей, пострадавших от бомбежек; это были ни в чем не повинные люди. Известия о гибели солдат или моряков во время сражений могли повергнуть его в гнев, иногда подвигнуть к принятию поспешных решений, но никогда не вызывали слезы. Узнав о гибели крейсера «Худ», он отправился на поиски Клементины, Сары и Вика Оливера, которых нашел в гостиной. Вик играл на рояле сонату Бетховена, которую Черчилль принял за похоронный марш. «Никаких похоронных маршей в моем доме», – буркнул Черчилль. Все присутствующие, кроме Черчилля, рассмеялись. «Это не похоронный марш, – сказал Оливер. – Это Appassionata». Черчилль, сердито глядя на него, ответил: «Можете говорить что заблагорассудится, но я знаю, что это похоронный марш». Вик совершил ошибку, взяв еще несколько аккордов. «Прекрати! Прекрати! – крикнул Черчилль. – Я уже сказал, что не желаю слушать похоронный марш». Черчилль успокоился, только когда Сара подбежала к Вику и попросила сыграть другую пьесу[909].

В то утро, но чуть позже, Черчилль узнал, что «Принц Уэльский» принял на себя несколько ударов. Один из снарядов пробил боевую рубку и вышел, не разорвавшись, но погибли все, кто там находился. Командир корабля капитан Лич отдал приказ об отступлении, но, прежде чем уйти, «Принц Уэльский» дал четыре залпа. Черчилль, кипя от негодования, сказал Колвиллу, что это «наихудшее из того, что случилось с 1914 года, когда Траубридж упустил «Гёбен». Черчилль ругал адмиралтейство, первого лорда адмиралтейства за действия в Атлантике, а затем переключился на Каннингема, ругая его за то, что он не стал рисковать своими кораблями, чтобы заблокировать вторжение на Крит. Черчилль требовал рисковать, а не проявлять осмотрительность. Однако Каннингем рискнул своими кораблями и разогнал флот вторжения. Он высадил на Крит тысячи британских солдат, и с 24 мая его корабли, подвергавшиеся непрерывным атакам, готовились забрать их с острова. Он понес чудовищные потери. Каннингем обеспечил себе место в истории Королевского флота. В своих воспоминаниях Черчилль наконец отдал ему должное и включил эпизод, как нельзя лучше характеризующий личность адмирала. Эвакуация с Крита протекала тяжело, это была опасная работа для моряков, которых постоянно атаковали самолеты люфтваффе. Один из штабных флотских офицеров обратил внимание адмирала Каннингема на то, что флот уже и без того понес большие потери, и выразил сомнение в том, нужно ли подвергать британские корабли еще большему риску. Каннингем ответил: «Флоту нужно три года, чтобы построить корабль, но триста лет, чтобы построить традицию; мы не должны подвести армию»[910].

24 мая отмечался День империи[911].

В этот день миллионы школьников по всей Империи освобождались от занятий; это был день рождения королевы Виктории, и школьники прославляли королеву, отдавали честь национальному флагу Соединенного Королевства и пели патриотические песни. Поколения детей слушали вдохновенные речи и рассказы о героических делах прошлого, о победах Роберта Клайва в Индии, о Джеймсе Вольфе и победе в битве при Квебеке, о Чарльзе Джордже Гордоне, известном под именем Китайского Гордона или Гордона Хартумского, о Мальборо и Нельсоне. В 1941 году в Великобритании не праздновался День империи. На следующей неделе Черчиллю предстояло сообщить новости о «Худ» палате общин, но в тот вечер в Чекерсе он позволил себе развлечься. Недавно Старик настоял, чтобы в доме оборудовали кинозал. В тот вечер его настроение несколько улучшилось благодаря Марлен Дитрих, исполнявшей главную роль в фильме Seven Sinners («Семь грешников»).

Тем не менее он продолжал испытывать гнев по отношению к Каннингему и адмиралам, преследовавшим «Бисмарк». «Спасение Крита обойдется ценой потери половины Средиземноморского флота», – раздраженно сказал он Колвиллу. На самом деле, с учетом растущих потерь Каннингема на Крите, с начала года Средиземноморский флот уменьшился почти вдвое. Черчилль был не прав, приписывая неуверенность – другими словами, трусость – Каннингему, и был не прав в отношении адмирала Уэйк-Уокера, находившегося на борту «Норфолк», и командира «Принц Уэльский» Лича. Лич был абсолютно прав, отдав приказ об отступлении «Принц Уэльский». Уэйк-Уокер и Лич отступили, но не из-за отсутствия боевого духа, а чтобы выжить и вступить в следующий бой. Это было правильное решение[912].

У Черчилля на этот счет было иное мнение. Мертвенно-бледный, он хотел предать военному суду этих командиров, но адмиралы Паунд и Тови убедили его, что офицеры действовали правильно. Спустя годы его гнев поутих, и он написал в воспоминаниях, что решение Уэйк-Уокера было, «несомненно, правильным».

По крайней мере, три 14-дюймовых снаряда, выпущенные «Принц Уэльский», попали в «Бисмарк», вызвав утечку топлива и отказ носового радара. В адмиралтействе еще не знали об этом. Теперь Лютьенс понял, что его решение обойтись без дозаправки в Бергене было фатальным. У «Бисмарк», получившего повреждения, не хватало топлива, чтобы вернуться на базу, и ему пришлось отправиться в порт в оккупированной Франции. «Принц Ойген», не получивший повреждений, направился в Брест. Операция «Рейнские учения» закончилась. Ночью Черчиллю доложили, что утром Королевский флот даст сражение, но рано утром 25 мая «Бисмарк» исчез с радара «Саффолк». По воспоминаниям Колвилла, крушение черчиллевских надежд привело к тому, что 25 мая стало одним из самых мрачных дней. В следующие два дня, за 1200 морских миль, происходило поистине историческое преследование в экстерриториальных водах. Черчилль с удовольствием сам бы поучаствовал в погоне и, особенно, уничтожении вражеского корабля, но ему пришлось довольствоваться наблюдением из военной комнаты адмиралтейства, сильно мешая работе. «Бывший военный моряк» никогда не слышал о корабельной артиллерии, участвовавшей в сражении. В адмиралтействе он занимался в основном тем, что втыкал булавки в настенные карты. В тот день он всем надоел до смерти[913].

Утром в понедельник, 26 мая, летающая лодка «Каталина», пилотируемая американцем, наконец обнаружила пропавший более тридцати часов назад «Бисмарк». «Король Георг V» под командованием Тови бросился в погоню за «Бисмарк». К охоте присоединился линкор «Родней». Черчилль, засевший в адмиралтействе, наблюдал за разворачивающейся сценой погони; адмиралы требовали информацию у подчиненных, и Черчилль раздражал абсолютно всех. Он настаивал, чтобы Паунд приказал Тови продолжать преследование, даже если придется отбуксировать «Король Георг V» из-за отсутствия топлива. Паунд не нуждался в советах; он был старым опытным моряком, считавшим, что место капитана на мостике[914].