ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА - Юрий Губин

Развитие восприятия действительности как процесса, в популяциях поздних хабилисов, а в последствии и праобщинах ранних архантропов было довольно длительным, и формировалось из двух источников разделенных половым диморфизмом и как следствие этого разного образа жизни во многих моментах бытия наших предков. Половой диморфизм в связи с этим стал проявляться и в некоторых морфологических изменениях как у праженщин, так и у прамужчин. У охотников, на базе существующего стереоскопического зрения, которое досталось от прежних видов сукцессионного ряда гоминид, стало быстро прогрессировать имеющееся зрительно-пространственное и объемное восприятие окружающего мира. У женской половины популяций генетически оформленного вида, данные возможности остались практически на прежнем уровне.

 В относительно замкнутом пространстве фундаментальной экологической ниши - прибрежной зоне, где в течении миллионолетий обитали самки гоминид, прием зрительной информации был ограничен существовавшей там густой растительностью. Поэтому развитие в новое качество существующих пространственных и объемных возможностей зрения, было затруднено. С той поры и до настоящего времени женщины хорошо ориентируются на местности там, где они уже были и выучили ориентиры. Мужчины же в своих движениях на местности ориентируются по внутреннему ощущению курса (Choi Silwerman, 1996; Sandstorm, Kaufman Huettel, 1998), который выработался и закрепился генетически как одна из форм адаптации к окружающему миру, скорее всего еще у поздних австралопитеков сукцессионного ряда, когда они стали покидать экологическую нишу в поисках пищи за ее пределами. Это произошло потому, что в своих поисково-охотничьих мероприятиях охотникам приходилось двигаться не прямолинейно, а ломаными маршрутами, но возвращаться с добычей они должны были кратчайшим путем, для сохранения времени и сил. Но такое чувство ориентации на местности не обязательно возникло одновременно с появлением охоты как коллективного социально оформленного мероприятия. Пространственным навыкам гораздо больше времени. Локальное базовое расположение ассоциаций, популяций, и праобщин, их тесная привязанность к строго фиксированной территории проживания при полуводном образе жизни, по крайней мере, женской части данных коллективных формирований, предполагало развитие чувства пространства для возвращения на место постоянного проживания, как бы далеко субъекты от нее не находились. С того далекого времени у человека осталось весьма заметное половое различие в восприятии и понимании геометрии и начертательной геометрии, учебных предметов требующих объемного видения. Студентки технических высших учебных заведений эти предметы усваивают несколько хуже, чем студенты из-за данного эффекта полового диморфизма такой глубокой давности. Но зато женщины быстрее и лучше чем мужчины говорят, быстрее читают, лучше понимают прочитанное (Notman Nadelson, 1991), и вообще у девочек раньше, чем у мальчиков развиваются речевые способности. Это произошло потому, что в густой растительности прибрежных зон, (мест пищевого поля), зрение тем нашим предкам мало помогало в ориентировке в противоположность охоты в саванне, где в информационном взаимодействии достаточно жестов. В связи с этим звуковые сигналы хорошо помогали в коммуникации между особями, при жизни в экологической нише, которая пока гоминидам была еще нужна. Звуковые сигналы так же служили для обслуживания контактов между отдельными группами, в процессе добывания пищи в зарослях.

Со временем, в связи с усложнением жизни, для поддержания их на должном уровне, стали необходимыми усилия всех взрослых членов популяционных групп при их совместных деятельностях. При этом точек соприкосновения между ними становилось все больше и, поэтому, взаимоотношения внутри групп необходимо было оформлять коммуникационно. То есть найти такие возможности, чтобы соединить две сигнальные подсистемы звуковую и жестовую в одну общую систему коммуникации.

Некоторые антропологи полагают, что речь, как коммуникационная составляющая повседневной жизни, стала развиваться намного раньше, чем принято считать. Утверждают, что у хабилисов установлены вполне сформировавшиеся мозговые центры Брока и Вернике, ответственных за нее(148). По мнению крупнейшего авторитета в исследовании ранних гоминид Ф. Табаиса, они уже прослеживаются даже у поздних австралопитеков грациальных и массивных. Может быть. Но так как центр Брока, как предполагает автор, вполне возможно развился из центра управления мимикой, который существовал у предков шимпанзе и гоминид (У современных шимпанзе существует и сейчас на том же месте), а у Homo sapiens он морфологически и функционально связан с двигательной зоной, в частности с областью контролирующую самостоятельную подвижность пальцев то, скорее всего, австралопитеки африканские, а тем более хабилисы владели зачатками кинетической (жестовой) речи. Она и возникала в результате развития этого мимического центра мозга и дополняла мимику новыми компонентами. Интенсивность данного процесса определяла его необходимость.

Конечно, это были еще самый первый уровень освоения кинетической речи, в которые пока только входили жесты - намерения и в какой-то степени жесты, имитирующие действия. Это было продолжением развития коммуникационной системы, которая развилась на данной базе. В коре головного мозга современного человека участки ответственные за движением кисти рук примыкают к зонам коры ответственных за движение губ, нижней челюсти и языка. Эти же зоны в свою очередь соседствуют с важнейшим центром Брока, который расположен в задней части нижней лобной извилины и от работы которого зависит моторика речи, ее двигательная реализация. Центр Вернике расположен на границе височной и теменной долей левого полушария непосредственно под и за первичным центром слуха. Он отвечает за понимание смысла речи. Оба этих центра соединены между собой дугообразным пучком проводящих волокон. Так, что такая компоновка представляет собой последовательную, эволюцию развития коммуникационной системы человека, которая имеет очень древние корни. На основании этого можно смело сказать, что кинетическая (жестовая) речь стояла в самом начале смыслового обозначения окружающей жизни.

В трудах Леви-Брюля касающихся первобытных племен, говорится о том, что: «большинство низших обществ употребляют два языка, один членораздельно – звуковой, а другой – язык жестов. Можно ли предполагать, что эти языки существуют, не оказывая друг на друга взаимного влияния, или, напротив, следует думать, что в обоих языках находит выражение одно и то же мышление, которое в свою очередь испытывает их воздействие». По нашей гипотезе второе наиболее приемлемо для подтверждения формирования двух языков у гоминид, а в последствии и у гоминин.

Мы привыкли воспринимать жесты как отдельное слово, понятие или короткую фразу из 2-х, 3-х слов, а у поздних хабилисов и архантропов фразы основной составляющей кинетической речи формировались более сложными и несли значительную информационную нагрузку за счет формировавшихся скрытых контекстов. Передача информации об окружающих животных, растениях, ландшафтах и явлениях передавались через описание наиболее ярких моментов их проявления. Так же как и передача информации о поведении и потребностях окружающих сожителей, как функциональных групп, так и базовой популяции - праобщины в целом, а все непонятное и незнакомое в окружающем мире, вполне возможно, обозначалось каким-то определенным жестом со звуковой поддержкой.

Леви-Брюль отмечал, что «говорить руками, это в известной мере думать руками. Существенные признаки «ручных понятий» необходимо должны, быть налицо и в звуковом выражении мысли. Главные способы выражения оказываются одинаковыми: оба языка, столь различные по своим знакам оказались близки друг другу по строению и способу выражать предметы, действия, состояния».

Возникновение общности понятий послужило потере точности характеризовавшей эти понятия. Таким образом, перефразируя дальнейшее в труде этого замечательного ученого в свете выводов данной книги можно сказать, что кинетическая речь первая начала описывать положения, движения, расстояния, формы, очертания, повадки животных, растения, природные феномены, черты характеров окружающих, и т.д. Ведь реальные манипулирования с предметами переносились в плоскость коммуникационной системы, где объектами действий стали являться их заменители, т.е. определенные элементы кинетической речи и начавший интенсивно пополняться, малый пока еще багаж слов. Поэтому ни хабилис, ни ранний архантроп не могли еще описывать предметы и феномены окружающей обстановки в полной мере так как мы. Для выживания в незнакомых ландшафтах и климатических зонах необходимы были конкретные термины объектов окружающей действительности в смысле их опасности или безвредности, и передачи цвета, формы, положение на местности и т.д. При передаче информации они представлялись как простые знаки, по какой-то одной – двум наиболее свойственным им особенностям и подтверждались звуковым оформлением - соответственно одним или двумя слогами с изменением тональности и ритмики. Вполне возможно эти слоги и породили в последствии глаголы. Данное обобщение и абстрагирование было свойством мышления поздних хабилисов и архантропов, в том объеме, который был необходим только для адаптации к окружающему миру. Все это стало одним из факторов развития голосовой речи в прамужских и мужских коллективах, а способы и манеры выражаться диктовались образом жизни, при этом происходило быстрое совершенствование вокализации жестовой речи, которая была уже хорошо развита у архантропов - мужчин. Можно сказать, что развитие речи происходило под давлением развивающихся социальных отношений в праобщинах для передачи всей необходимой для жизни информации, в том числе и для развития орудийной деятельности.