Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Последнее замечание было встречено возгласами удивления — но без особой тревоги. Почти все время путники посвящали изучению невиданной страны, начисто позабыв о своей цели: а на север шли по странной привычке. Эппа, однако, заметно посвежел.

Потом заговорил Катти.

— Да, — сказал он, привстав на локте и окинув взглядом золотисто-алую страну перед собой, — Возможно, я даже составлю тебе компанию. Со времен последнего визита я не раз задумывался о том, как здорово было бы колонизировать Великандию!

— Что?! — воскликнул Лесовик. Впервые с тех пор, как они вошли в этот край, в его голосе слышалась тревога... и ужас — сильнее даже, чем в доме Ним Кэдог. — Шутишь? И ты туда же!..

— А почему нет? — ухмыльнулся Катти. — Только представьте: огромная нетронутая страна, невиданные звери и птицы так и кишат, куча вкуснющих экзотических фруктов и овощей, которые никто не пробовал, новых пород дерева не счесть. Земля, где всегда светит солнце. Да она просто просится, чтобы ее ограбили! Таких запасов нигде в Линдормине не встретишь. Прямо не терпится до них дорваться. Руки так и чешутся, честное слово. Только подумайте, сколько уникального сырья, причем высшего качества! Представьте, сколько можно за них стребовать! Смотрите, как много здесь всего — не счесть, — особенно древесины! Говоря, не счесть, я не прочь и подсчитать, хе-хе. Эти несметные тысячи квадратных миль жирной землицы так и просятся под плуг: куда ни глянь — пастбища так и зеленеют... зверью тут раздолье: совсем непуганые. Так и лезут в мои ловушки... любопытные такие: им копье вот-вот глаз проткнет, а они все смотрят. Вот потеха! А про горное дело никто не думал? Если сверху такое изобилие — представляете, что творится в недрах? Ископаемые, драгоценные металлы и камни — и, наверное, много ещё чего. Ух, я бы развернулся, понастроил шахт, дым бы коромыслом круглые сутки шел. Нам ведь все по плечу! Мы практичные, упертые, искушенные, с мозговитой башкой и загребущими руками; никаких авторитетов не признаем.

Он почти выплюнул последние слова — словно изрыгнул отраву — и окинул взглядом онемевших слушателей.

— Само собой, начинать придется с малого. Но с небольшим начальным капиталом, — злорадствовал Катти, похлопывая по мешочку с изумрудами у пояса, — я смогу обзавестись рабочей силой; в это время года у дракусов полно незанятых рабов. Сотни хватит. Унесу, сколько получится, а там посмотрим, как пойдет. А вот потом, когда у меня будет целая армия рабов, проложу торговый маршрут прямо через Фрон-Вуду, от самого входа в туннель. Начну с фактории, а там, глядишь, и до города дойдет, а я буду большим боссом, со всеми правами... цены взвинчу до небес, все равно народ поломится. Расширю туннель, обустрою пару мест для отдыха по пути... постоялых дворов, а то и борделей, особенно если удастся поймать дюжину девчонок-хульдров. Что за незабываемые наслаждения могут они доставить мужчине!.. А Паулус?

С губ наёмника сорвался едва слышный стон.

— Ага. Назову «Туннель любви» — темно и славно, обстановочка что надо. А потом, потом я просто вздрючу эту страну, как девственницу, но сперва... сперва поставлю ее на колени. Вырублю леса, пашни разделаю так, что кровь засочится, задеру арендную плату — буду сидеть на заднице и ничего не делать, а в год получать столько денег, сколько великий владыка Пендониума за всю жизнь! Стану самым богатым человеком на свете!

Он повернулся к отряду, ожидая реакции, и увидел именно то, на что рассчитывал. Все как один, разинув рты, смотрели на него — в ужасе. Тивор тихонько рассмеялся.

— Не переживайте, — сказал он, — этого не случится. Обитатели Великандии, увы, не позволят.

Паулус придвинулся ближе. Из всех один он не выказал неприязни.

— Хульдры не проблема, — заверил он Катти, — я бы даже организовал гладиаторские бои...

— Правда? — отозвался Катти. — Хорошо придумано. — И едва слышно пробормотал: — Я говорил не о хульдрах...

Он отвернулся и, порывшись в одной из сумок, извлек небольшое точило.

Лишь Лесовик с его острым слухом уловил последние неразборчивые слова, однако разглагольствования наёмника так сильно его расстроили, что он хотел поскорее о них забыть.

— Мне жаль тебя. Жить здесь и оставаться таким сухарем! Ты ещё хуже, чем пеладаны!

— Но-но! — возмутился Нибулус, не зная, обижаться или радоваться сравнению.

— Вот именно! — негодовал торка. — Совсем как во времена моих праотцов. Когда ваши предки впервые вторглись в наши земли, они вели себя в точности как этот сидящий среди нас рогр. Заставили мой народ разорить собственную землю; каждого мужчину, женщину и ребенка обложили непосильной данью; и если кто-то умирал, его долю выплачивали родные. Саму душу нашу развратили. Принудили работать гонцами, разведчиками, сторожами и даже шахтерами... Так за что вас уважать?

— А что плохого в шахтах? — спросил Нибулус. Он сам не знал, зачем вступает в спор, но не мог смолчать. — Металл — отличительный признак цивилизации; благодаря ему мы поднялись над животным миром.

— Ох, господин Винтус, от твоих слов прямо комок к горлу подкатывает, — с искренней болью в голосе отозвался Лесовик. — Из всех металлов мои праотцы знали лишь железные кандалы, что надели на них ваши родственнички, а деньги им доставались — по монете на глаза покойнику положить.

Пожар в душе шамана улегся, и он почти пришел в себя. Катти умел приводить людей в чувство.

— Люди, вы ходите под солнцем, — упорствовал Лесовик, — но лучи его не греют ваши сердца. Вы как камни в склепе.

— Может, и так, — ответил Катти. — Я исходил немало дорог, в этом и в других мирах, и усвоил одну простую истину: удивляешься лишь первому милому деревцу. А дальше видишь одни дрова.

При этих словах все взоры обратились к Тивору.

Дерево было одним из священнейших символов веры Лесовика: назвать его «дровами» (или, хуже того — «милым деревцем») — все равно что сравнить меч пеладана с кухонным ножом, или факел Куны со спичкой.

Лесовик, однако, пропустил оскорбление мимо ушей. Он решил не размениваться на слова, на ещё один продукт «цивилизации».

— Мародеры, — пробормотал он и повернулся к ним спиной.

Возможно, в этой стране колдовских грез упоминание Лесовика о мародерах воплотилось в реальность: уже на закате отряд увидел людей.

Заметить их было непросто: стирая все оттенки зеленого, долину накрывали сумерки. Не считая золотисто-румяного отсвета снежных пиков на фоне густой синевы неба у горизонта, вся Великандия окрасилась в серое. Не в скучную и безжизненную городскую серость, а в живые, насыщенные цвета: темные тени зеленой травы, бурой земли, красного заката, синего неба — и всего прочего. Повсюду среди деревьев и в траве зажглись и закружились тысячи огоньков. Вечер едва вступил в свои права, а сумерки уже возвестили о пробуждении миллионов крохотных существ. Волшебная ночь только начиналась, по земле заструилась тонкая серебристая дымка.