Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович

Юрий Халдеев считает, что просьба Рашидова о «решетчатом варианте» была связана с открытым в 1970 году Музеем Ленина{14}, ставшим со своими гигантскими мраморными панджарами одновременно символом и импульсом к развороту модернистской архитектуры Ташкента в сторону большего ориентализма и декоративности. «Построили музей Ленина, решетчатый вариант, и он находится в визуальной близости от площадки драмтеатра — вспоминал Халдеев. — Я подумал: зачем я буду соревноваться с этим зданием? Я могу придумать такие решетки, что это решение вообще визуально убьет музей. Рашидов мне предложил попробовать — и я попробовал. А потом думаю — да что такое!»[694].

ЭТАП ТРЕТИЙ — ФИНАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ

В результате «решетчатая» версия проекта тоже не была реализована, и, вопреки пожеланиям Рашидова, в 1977 году Халдеев разработал еще один, последний, так называемый вариант «сталактитовой стены», трактованный самим автором как подлинно национальный: «Я вспомнил: есть площадь Регистан в Самарканде с медресе Шердор, Улугбека и Тилля-Кари. Так вот, на Улугбеке минареты, и там такое венчание красивое сталактитовое. Я думаю — вот же, вот где национальная архитектура. И весь фасад театра сделал таким»[695].

Вариант со «сталактитовой стеной». 1977

По мнению Халдеева, именно посредством детально разработанной, при этом мощной, монументальной стены, а не при помощи решеток можно было выразить подлинно национальные качества узбекской архитектуры. Как и в предыдущих вариантах, разработанных после «варианта со скорлупами», в последней версии здание театра было симметричным, с расположением всех помещений вдоль центральной оси. Фасад здания также был спроектирован статичным и довольно однообразным.

Внутреннее устройство здания должно было работать на контрасте с его довольно консервативным внешним обликом. Стена зрительного зала, в которой обычно находятся двери для прохода зрителей, должна была раздвигаться, объединяя в единое пространство зрительный зал и фойе. Само же фойе предполагалось сделать грандиозным, в несколько раз больше стандартных размеров, с торжественной «дворцовой» лестницей.

Панно в фойе (деталь)

Такие динамические конструкции в театральных зданиях, помимо уже упомянутого Вальтера Гропиуса, предлагали в 1920-е Константин Мельников (например, в клубе Русакова в Москве) и Борис Иофан (в кинотеатре «Ударник», где раздвигаться должна была крыша). Однако если в раннем СССР были предприняты хотя бы попытки воплощения таких идей, то в СССР накануне распада до реализации дело не дошло и близко.

ЭПИЛОГ

К концу 1970-х, когда был доработан заключительный вариант проекта театра, экономика СССР существенно замедлилась, и строительство крупных общественных зданий стало пробуксовывать. Финансирование новых архитектурных проектов в эти годы сокращалось по всему СССР в связи со строительством спортивных объектов к Олимпиаде-80, а в 1980-е русский театр в Ташкенте не был приоритетным направлением для вложения средств — и у «центра», и у местных властей было достаточно других проблем. Из-за всех этих факторов стройка шла медленно, с многочисленными попытками упростить проект.

Осуществить в условиях советского строительного комплекса стену, повторяющую в увеличенном масштабе формы завершения минаретов медресе Улугбека, было непросто: по воспоминаниям архитектора Валерия Ганиева, сталактиты на фасаде драмтеатра должны были собираться из множества элементов различных типов, отлитых в железобетоне — это вызвало протесты строителей и значительно увеличило затраты на возведение здания. Советский же стройкомплекс, наоборот, всегда стремился к сокращению количества элементов, упрощению и удешевлению строительства.

Противоречие между масштабом и сложностью проекта, с одной стороны, и буксующим финансированием и неповоротливостью стройкомплекса с другой приводило к конфликтам, один из которых выплеснулся на страницы журнала Госплана УзССР «Экономика и жизнь» в 1985 году: «В обход установленных габаритов театра им. Горького в Ташкенте институт ТашНИиПИгенплана самовольно увеличил их с 75 тысяч до 130 тысяч кубических метров с применением в значительном количестве дорогостоящих материалов. Стоимость строительства увеличилась в три раза. С проектной организации удержано 130 тысяч рублей и наложен штраф. Дорого обходится государству чрезмерное, не предусмотренное проектом увлечение дорогостоящей лепкой, росписью, гарнитурами, хрустальными люстрами, гранитом и мрамором»[696].

Тем не менее внешний облик здания удалось реализовать близким к задуманному. Интерьер же здания представляет собой сочетание разновременных наслоений. В его структуре проглядывают модернистские черты, оставшиеся от 1970-х, но основное звучание принадлежит постмодернистскому декору. Как писал автор статьи о театре в 1986 году: «В современные интерьеры театра внесены упрощенные элементы барокко — бронзовые оклады зеркал, дверей, литые ручки, поручни лестниц, базы и завершения колонн, решетки ограждения, фонари, люстры и скульптуры»[697]. Главный зрительный зал был декорирован уже совсем в духе каримовской архитектуры. Там, в частности, появилась фреска одного из крупнейших художников Узбекистана Баходыра Джалалова, работавшего до этого в Республиканском доме кино{41} в Ташкенте, драмтеатре им. Хамзы в Коканде и на других архитектурных объектах. В будущем дворце «Туркестан» Джалалов уже в начале 1990-х выполнил фреску на тему «Сон Омара Хайяма», «проникнутую художественным духом Востока», в которой «роспись развертывается, как в арабском письме, справа налево и повествует о поэте-философе, его сокровенных мечтах и грезах, о мире, в котором он жил, мыслил и страдал»[698].

Б. Джалалов. Фреска «Сон Омара Хайяма» (фрагмент)

В итоге здание было построено и торжественно открыто только в 1993 году — во вторую годовщину независимости Республики Узбекистан, уже в новой политической реальности и под новым именем — как «центр культуры и духовности — театр „Туркестан“»[699].

Что касается русского драматического театра им. Горького, в 2001 году состоялся его переезд на новое место, в реконструированный Дом знаний{8} — изначально памятник эпохи модернизма, построенный в 1968 году и практически утраченный в результате этой реконструкции.

Ольга Казакова

ТАШКЕНТСКИЙ МЕТРОПОЛИТЕН

Строительство метрополитена в СССР было вопросом не только удобства жителей крупных городов, но и в большой степени престижа.

Решение о том, в каком городе появится метро, принималось в Москве на основании различных факторов, в первую очередь — численности населения, загруженности транспортной сети, размеров города. Но помимо формальных причин, роль играли и политические — трудно исчислимые и не описанные в официальных источниках, но весьма весомые. Власти республик, подчас идя на хитрости[700], стремились к тому, чтобы убедить Москву в необходимости строительства в их столицах метрополитена и, соответственно, выделения финансирования. Так было и в Узбекистане.

Численность быстро растущего населения Ташкента к