Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

— Верно, — проговорил бывший фалаг. — Эй, Цаги, веди нас в гавань.

Солдаты, как по команде, начали вставать со своих мест. Не ожидавший такой прыти бывший снабженец немного растерялся и лишь крутил шарообразной головой по сторонам, но потом сплюнул, допил остатки вина и быстро засеменил к выходу.

Покинув «Красную накидку», их небольшой отряд зашагал через площадь в сторону Аравенн.

Между гаванью и прочими кварталами Каменного города всегда существовала зримая граница, на которой добротные каменные и кирпичные дома, менялись почерневшими бревенчатыми и дощатыми халупами. Трущобы Аравенн лежали в низине, в то время как Кайлав, Паора и Фелайта как бы нависали над ними, расположившись на невысоких холмах, с которых вниз вело несколько спусков. Лишь Морской рынок, в котором всё словно бы смешивалось, немного сглаживал этот контраст. Но сейчас между разными частями города зияла пропасть.

Аравенская гавань напоминала захваченный город, который победители решили не просто разграбить, но уничтожить в назидание остальным. Нечто подобное Скофа уже видел во время войны, но если раньше это были варварские деревеньки и остроги, то теперь перед ним открывался целый квартал столицы. И из его руин уже нарождалось нечто новое.

На месте домов стояли полуразобранные фундаменты и остовы, то тут, то там полыхали костры, а на расчищенных площадках уже поднимались горы материалов, из которых Тайвиши планировали воздвигнуть совсем другую гавань. Какой она будет, горожане не знали, но судя по обилию отборного бруса, мрамора, что вырубался в соседних карьерах, гранита, сланца, белого кирпича и черепицы, на производство которых работали, кажется, все мастерские в этой и соседних провинциях, намеченный ими проект обещал быть поистине величественным. А значит — и очень дорогим. Немудрено, что все в этом городе, кто мог хоть что-то предложить монументальной стройке, наперебой и с драками ломились в коллегию и конторы приказчиков. Ведь всякому наделенному богами торговой жилкой человеку было ясно, что вращающиеся здесь деньги превосходят все, даже самые смелые их мечты и желания.

Впрочем полностью оценить масштабы разрушения гавани солдатом так и не довелось — почти у самого края квартала, словно лагерь армии покорителей, раскинулся палаточный городок, в котором размещались рабы, надсмотрщики, зодчие и распорядители стройки. Когда они подошли почти вплотную, Шентаро Цаги резко забежал вперед и остановил их жестом.

— Так, побудьте пока тут мужики. Я расспрошу на месте ли кто-нибудь из приказчиков.

Бывший снабженец проворно скрылся во внутренностях лагеря, оставив свой отряд.

Переговоры о работе Цаги вел всегда сам и один. Он знал, как и с кем говорить, умел торговаться и договариваться. Да и за свои услуги никогда не брал с бывших солдат сверх меры. Так что ветераны и сами были рады переложить на бывшего снабженца все подобные хлопоты. Для большинства осевших в столице солдат, город казался слишком большим и сложным, чтобы пытаться решать такие проблемы самостоятельно, и Шантаро Цаги спасал их от этой неизвестности.

Скофа уселся на кучу кирпичей, тупо уставившись в камни мостовой. Солнце успело уже довольно высоко вскарабкаться по небосводу и стройка вокруг оживала. То тут, то там проходили стайки рабов и охранников, ездили телеги и сновали не то зодчие, не то мастера, не то просто воры и пройдохи, что словно мухи на мёд, всегда слетались в такие места. Со всех концов слышались удары молотков и топоров, ругань, споры и отрывистые приказы. А скрип колес мешался с мычанием волов и ослиными криками.

Стройка оживала. Её звуки сплетались в единое целое, успокаивая и убаюкивая ветерана. Он и сам не заметил, как начал понемногу клевать носом, проваливаясь в легкую дрему. Всё-таки чтобы до конца распрощаться с похмельем, ему надо было ещё немного поспать. И в целом эти аккуратно сложенные кирпичи были ложем ничуть не худшим, чем отсыревший соломенный тюфяк в вонючей ночлежке. В некотором смысле, они были даже лучше — в кирпичах уж точно не водилась всякой ползучей гадости.

Старый солдат откинулся назад, прикрыв рукой глаза от слепящего Кадифского солнца. Постоянная работа всё чаще казалась ему почти недостижимой мечтой. Его жизнь, если это можно было назвать жизнью, поддерживала подработка, которую находил Цаги. Иногда ему и прочим ветеранам надо было кого-то побить или постоять с грозным видом, иногда погрузить или разгрузить телеги у блисов-лавочников. Не слишком богатых, чтобы позволить себе нанять постоянных рабочих и не таких уж бедных, чтобы горбиться самостоятельно. Платили за всё это мало, а после расчетов с Шантаро выходили и вовсе уж жалкие крохи, но иначе было нельзя — город был переполнен людьми, как свободными, так и рабами и втиснуться тут хоть на какое-нибудь место было почти невозможным. Но вот новая и очень большая стройка могла всё это изменить. Она открывала новые места и возможности, и может в этот раз боги, по милости своей, позволят именно их странному отряду ветеранов найти новое прибежище в потерянной жизни.

Со стороны палаток раздались раздраженные голоса, один из которых явно принадлежал Цаги.

Скофа приподнялся на локте и, открыв глаза, увидел высокого смуглого мужчину в шерстяной накидке и длиннополой соломенной шляпе. Судя по висевшему у него на груди серебряному кулону и свистку, а также резной палке в руках, он был одним из главных надсмотрщиков. И его выражение лица не сулило ничего хорошего.

— Мефетрийцы. Мы нанэмаем только мефетрийцы. А ты прэволок сюда целую ораву солдэтни, — проговорил высокий мужчина хриплым голосом, даже не пытаясь спрятать раздражение.

— Но господин, они же отличные и надежные бойцы. Все как один сражались в землях харвенов…

— Мне насрэть где и с кем они срэжались. Я работаю только с мефетрийцы. И пусть Промать отэрвет мне чресла, если я нэйму всякий отстэвной сброд даже на чистку нужников.

Шантаро Цаги сконфуженно потупил взор. Или он ошибся с палаточным лагерем или кто-то очень жестоко с ним пошутил. Было совсем не похоже, что он и в мыслях мог допустить такой итог переговоров. Повернувшись к остальным, снабженец растерянно развел руками, беззвучно извиняясь за поселенную в их сердцах ложную надежду. Тут им явно не светило никакой работы.

Бывшие солдаты сникли. Они уже были готовы уходить, как со связки бревен поднялся Кирот Энтавия. Отставной фалаг чуть вразвалочку подошел к надсмотрщику, оказавшемуся почти на голову его выше, и, смерив того взглядом снизу вверх, проговорил:

— А ты что-то имеешь против армии, смугляшка?

— Имэю и много.

— Дай ка угадаю, солдаты зажарили на костре твою любимую овечку?

— Нет, — мефетриец отодвинул край своей шерстяной накидки, показав старое рабское клеймо и висевший на серебряной цепочке кулон вольноотпущенника. Взяв свисток, он издал пронзительную трель и ухмыльнулся. Позади него начали появляться такие же смуглые мужчины в соломенных шляпах и коротких шерстяных накидках поверх серых туник.

— Ну вот и устроились на работку, — еле слышно прошептал Мицан, подбирая с земли камень.

Посмотрев на друга, Скофа последовал его примеру. В его руку сам собой лег кирпич. Но бывший фалаг, казалось, не замечал выходящих из палаток людей с дубинками. Нагло улыбнувшись, он подошел почти вплотную к надсмотрщику, сплюнув ему под ноги.

— За бунт клеймо получил?

Надсмотрщик недобро скривился. Людей за его спиной становилось все больше. Уже почти два десятка мужчин поигрывали дубинками, некоторые из которых были окованы бронзой.

— Счэтаю до трэх, чтобы ты и твои живодэры в красных трэпках свалили на хер с моего участка. Раз. Два…

— Так я и думал. Эй, мужики, у нас тут рувелитская банда нарисовалась! А ну бей этих скотов!

Дубинка метнулась к голове бывшего фалага, но тот проворно увернулся, а затем ударил в живот главного надсмотрщика. Издав булькающий звук, тот свалился к ногам Энтавии, тут же получив смачный удар сапогом в челюсть. Словно по призыву боевого рога, все ветераны повскакивали со своих мест.