Работы разных лет: история литературы, критика, переводы - Дмитрий Петрович Бак

обитания героя Бунимовича: ни тебе сельского кладбища, ни кремнистого пути, ни даже сонного ручья. Его герой всегда упоминает о «Москве» как будто бы вскользь, на ходу: он занят другим, у него всегда дел по горло.

Здесь мы подходим к еще одному отличию от нонконформистской поэзии восьмидесятых. Человек в стихах Бунимовича не ждет гордо и непоколебимо либеральной погоды у берегов Патриаршего пруда, не провозглашает многозначительное «ужо!» слепым небесам либо каменным истуканам и тиранам. Он просто – работает, например, преподает математику в школе:

Падают доски, идет общешкольный ремонт…

Небо с разбивкой на два варианта…

В кровеносных сосудах давление красных чернил…

О минимализме Бунимовича писалось и писалось, но вот – его (минимализма) смысловая рамка, жизненный контекст. Сочиняется герою нашего поэта как бы между прочим, поэзия всегда вставлена в оправу иных житейских занятий. Именно эта приверженность к повседневному неброскому труду, неприятие праздности тела и духа заставляет Бунимовича (впрочем, вероятно, вслед за гениальным собратом по перу) говорить о себе как о разночинце («Моя разночинная блажь…»).

Итак, лирический герой Бунимовича – некто горожанин до мозга костей, изо дня в день добывающий хлеб насущный в поте лица своего, считающий себя самого продуктом повседневного городского кровообращения, на ходу делающий мгновенные зарисовки в свой устный альбом. Что еще? Еще налицо легкая усталость, иногда даже тяжелое утомление, неизбежно соседствующие с разночинным полуподневольным трудолюбием. И – важнейшая вещь! – здесь же наготове спасительная ирония и самоирония, заведомое недоверие к любому пророческому тону, да и вообще ко всему «высокому». Вот в этом смысле контекстуальные аналогии со стилистикой центонных поэтов 1980-х как раз срабатывают безошибочно.

Впрочем, и в использовании иронии и ее производных (от насмешки до сарказма) у Бунимовича есть свои особые, патентованные отличия от «метаметафористов» – восьмидесятников. Если у того же Еременко исходная ироничность почти немедленно влечет за собой специфическую социальность, а иногда прямую политизированность («О чем базарите, квасные патриоты…» и т. д.), то у Бунимовича эта связь сглажена, неочевидна, микширована разночинной мимоходностью и косвенностью высказывания, не предполагающего прямого развенчания и обличения. Скорее вектор причинно-следственной связи здесь противоположен: изначально присущая Бунимовичу «гражданская» интонация не вытекает из всепоглощающей иронии в ритме crescendo, а наоборот, будучи естественной и органичной, – дозированной иронией разбавлена, смягчена.

Образцы подобной хорошо темперированной ироничной социальности довольно многочисленны, вот, например:

не всё то золото

что блестит

не всё то женщина

что грустит

не всё то головы

что сорви

не всё то родина

что в крови

(«Реплика»)

Или вот этот, почти классический зачин:

Бьют часы наугад, на дворе то светло, то темно,

выдыхаешься сразу, сто лет дожидаешься вдоха…

Бьют часы наугад… Как ни глянешь в окно –

то светло, то темно, то одна, то другая эпоха…

Из мягкой самоиронии усталого горожанина-труженика извлекаема исходная эмоция практически любого стихотворения Евгения Бунимовича. Он – по призванию своему и по судьбе – поэт-гражданин, которому удается быть просто поэтом. Но поэтичность его странная, неизящная, не поэтичная, в этом все дело! Поэтическое растворено в обыденном, и не в любовно выписанных подробностях частного быта, как у раннего Кушнера, но буквально в любых сторонах и измерениях городского существования. Поэтичности как таковой, отдельной (an sich) нет, зато все в жизни имеет поэтический эквивалент, поэтический призвук. Должно быть, поэтому (замечу в скобках) Евгений Бунимович так охотно одобряет и поддерживает разнообразные проекты, связанные с экспериментальным бытованием поэзии, – от стихотворных цитат в вагонах метро до эсэмэс-рассылок в мобильных телефонах и поэтических видеоклипов…

Герой Бунимовича говорит как пишет, и у него безошибочно и непременно, на любом жизненном материале получаются стихи. И он вовсе не привязан к бытовой суете, не грязнет в ее вязкой трясине, как это виделось некоторым рецензентам книг нашего поэта. Назвать и записать в исполнении Бунимовича значит – не только отразить и сохранить, но и победить, преодолеть, нащупать в унылой плоскости суеты многообещающее третье измерение, дающее стихотворению объемность притчи и афоризма.

Движение Бунимовича по направлению к афоризму неизбежно вытекает из его приверженности к минимализму, равно как и из ироничной социальности, причем афористичность его с годами только нарастает. Вот, например, одна из совсем недавних миниатюр:

сначала пел в подземном переходе

как поплывет на белом пароходе

позднее пел на белом пароходе

как счастлив был в подземном переходе

(«Curriculum vitae», 2008)

В стихах последнего времени, впрочем, все более заметна и противоположная тенденция. Минимализм и сдержанность рождают не лаконичные афоризмы, но строки заведомо размашистые, словно бы непрописанные до ясности, содержащие почти вызывающие синтаксические и смысловые несогласованности.

был такой евгений бунимович

полторы натуры мрамор бронза

ощущал предутреннюю горечь

устранял немедикаментозно

(2008)

Двусмысленность становится ключом прочтения, понимания стихов. Так в последних двух строках заключены сразу две фразы, частично перекрывающиеся, наложенные друг на друга и едва ли друг друга не исключающие: «ощущал предутреннюю горечь» и «предутреннюю горечь устранял». Вхождение словосочетания «предутренняя горечь» сразу в два контекста подчеркивает его особое значение, которое еще возрастает, если учесть, что процитированное стихотворение является по сути дела иронической автоэпитафией.

Ирония, кстати, тоже все чаще меняет свой регистр, не в силах покрыть все пространство контакта с миром. В недавних стихотворениях Евгения Бунимовича ироническая улыбка то и дело становится гримасой боли – точнее говоря, боль выступает за края насмешливой сдержанности. Если принять во внимание, что – с учетом нарочитой приглушенности поэтического голоса Бунимовича – любая высказанная в его стихах эмоция для обретения истинного масштаба звучания должна быть возведена в квадрат и куб, станет понятна значительность прямых прорывов скорби, усталости и сомнения на поверхность смысла.

место в которое прибываешь

никак не влияет на

состояние в котором пребываешь

какого рожна

у летящего навстречу мутанта

переизбыток улыбок и рук

одиночество инвариантно

относительно количества вокруг

Чувства и внешние события более не согласованы, любое событие способно рождать произвольные переживания.

У каждого поэта своя судьба, почти неизбежно связанная с превратностями времен, которые, как сказано, – «не выбирают». Нередко случается, что в жизни автора стихов какой-то непродолжительный момент оказывается кульминационным, вершинным, а далее следует равнинное и размеренное стихописание, а то и крутой склон, ведущий