1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Не прошло и месяца после этого постановления, как в начале декабря 1938 г. Н.И. Ежов был заменен на посту наркома внутренних дел СССР Л.П. Берией. Многие бывшие сотрудники НКВД («ежовцы») были осуждены «за нарушение норм «социалистической законности». Все более становилось ясным, что расстрельные приговоры Военной коллегии Верховного суда СССР и военных трибуналов в 1937–1938 гг. по сути дела штамповали фальсифицированные следователями НКВД обвинительные заключения.

В новых условиях стала несколько меняться и безусловно обвинительная до того позиция председателя Военной коллегии. В мае 1939 г. председатель военного трибунала 1-й Отдельной Краснознаменной армии бригвоенюрист И.Ф. Исаенков на одном из совещаний вспоминал: «Докладывая 13 апреля с.г. Военной коллегии о работе военных трибуналов 1 ОКА, я получил от тов. УЛЬРИХА указание о том, что мы должны при рассмотрении контрреволюционных дел искать прежде всего врага, а не липовое дело»224.

В своем заседании 19–21 апреля 1939 г. военный трибунал Сибирского военного округа (председательствующий военюрист 2-го ранга Дроздов, члены: майор Котрасов и майор Карпов) рассматривал очередное групповое дело. Перед судом предстали: бывший начальник штаба 78-й стрелковой дивизии полковник М.Е. Грибов, бывший помощник командира полка майор И.А. Горюнов, бывший помощник командира полка майор А.Д. Елизарьев, интендант 3-го ранга А.И. Крутиков и старший лейтенант И.В. Никулин. Все они, за исключением Горюнова, в судебном заседании отказались от «признательных» показаний, данных ими на предварительном следствии. Но тем не менее военный трибунал приговорил «подвергнуть всех высшей мере уголовного наказания – РАССТРЕЛУ. Всех осужденных лишить военных званий и лично им принадлежащее имущество конфисковать»225.

Всего несколько месяцев тому назад их бы немедленно и «шлепнули». Но в 1939 г. атмосфера все-таки довольно значительно изменилась. Председатель ВТ СибВО военюрист 1-го ранга Ваганов 20 мая 1939 г. копию приговора и поданные ходатайства осужденных о помиловании направляет Ульриху226. А 27 мая 1939 г. из Москвы в Новосибирск летит телеграмма: «Дела Грибова Матвея Ефимовича и других… вышлите немедленно Военную коллегию приостановив исполнение приговора. Ульрих»227. А затем сам Ульрих обращается в Военную коллегию с протестом (главный аргумент – «не являлись руководителями а/с организации») и предлагает заменить ВМН отбыванием в ИТЛ, что и было осуществлено определением Военной коллегии (Алексеев, Кандыбин, Дмитриев) 11 июля 1939 г.228

Естественно, что подобные изменения в позиции Военной коллеги Верховного суда СССР, происшедшие под воздействием постановления СНК и ЦК от 17.XI.1938 г., не могли не оказать определенного воздействия на судебную практику. Нет-нет да стали встречаться случаи, когда военные трибуналы округов, а то и сама Военная коллегия стали отправлять рассматриваемые дела на доследование. Дело дошло до того, что даже Особое совещание при НКВД СССР, которое ранее осуждало всех, попавших под его беспощадную секиру, стало в отдельных случаях принимать постановления о прекращении дела. Такие же постановления стали принимать в отдельных случаях и Особые отделы НКВД на местах… Так, постановлением Особого отдела НКВД 2-й ОКА 21 апреля 1940 г. было прекращено производством дело арестованного ранее комдива Г.А. Ворожейкина (будущего маршала авиации).

Почувствовав некоторое ослабление непосредственного давления на них, военные суды стали несколько объективнее подходить к определению вины подсудимых. Выездной сессией военного трибунала ПриВО в г. Казани 4 декабря 1939 г. (под председательством бригвоенюриста Микляева) был вынесен оправдательный приговор с освобождением из-под стражи восьми бывшим военнослужащим, в том числе бывшему командиру 68 гсд комдиву Я.Д. Чанышеву, бывшему комиссару Омского военного училища бригадному комиссару Н.С. Еникееву и др. Оправдательные приговоры по 8-ми делам в отношении 25 человек (из 13 рассмотренных дел в отношении 32 военнослужащих) были вынесены выездной сессией военного трибунала МВО в г. Горьком229.

Окружными военными трибуналами были оправданы представленные в суд особыми отделами НКВД корпусные комиссары М.Ф. Березкин и Г.Г. Ястребов, комдивы С.А. Спильниченко и А.А. Туржанский, комбриг Е.М. Тихомиров, полковник А.И. Лизюков, полковой комиссар С.В. Руднев, интендант 1-го ранга И.К. Биркан, военинженер 2-го ранга Е. Н. Шелухин, военврач 2-го ранга Ш.X. Клейн, майор В.С. Томпофольский, военинженеры 3-го ранга И.А. Линявский и А.М. Скворцов, капитаны К.Э. Китто, К.К. Латт, П.М. Лепп, С.Н. Привалов, М.С. Смирнов, старшие политруки В.И. Грачев, Б.С. Сандлер-Шапиро, старшие лейтенанты А.Я. Нагельман, П.Ф. Николаев, Н.М. Таничев и многие другие.

Обобщенными данными о количестве оправданных накануне войны лиц комначполитсостава, арестованных ранее по обвинению в «контрреволюционных преступлениях», я пока не располагаю. Но некоторое представление об основных тенденциях этого процесса помогут составить цифры, приведенные в докладе начальника Управления по комначсоставу РККА армейского комиссара 1-го ранга Е.А. Щаденко. Из уволенных из РККА в 1937 г. в связи с арестом 4474 лиц комначполитсостава (без ВВС), в 1938–1939 гг. было не только оправдано, но и восстановлено в армии 206 человек (или 4,6 % к общему числу уволенных в связи с арестом). Из числа уволенных – арестованных в 1938 г., было в 1938–1939 гг. восстановлено в армии 1225 человек (или 24,3 %)230. Такая существенная разница объясняется тем, что почти все лица комначполитсостава, арестованные в 1937 г., к 1939-му году были уже осуждены (а в основном и расстреляны), многих же арестованных в 1938 г. засудить еще не успели.

Казалось бы, органам юстиции оставалось только радоваться тому, что хоть в какой-то мере справедливость (что означает само слово «юстиция» в переводе с латинского) все же торжествует. Но не такова была «сталинская юстиция». Секретный приказ наркома юстиции СССР Н.М. Рычкова № 0117 от 28 июня 1940 г. «Об устранении недостатков в работе судов по рассмотрению дел о контрреволюционных преступлениях» отмечал прежде всего такие недостатки, как неправильное прекращение дел, необоснованное оправдание обвиняемых по делам о контрреволюционных преступлениях, краткосрочные меры наказания в пределах 2-х лет лишения свободы. Нарком юстиции упрекал некоторых судебных работников в недостаточном учете того, что органы НКВД в соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. улучшили свою работу и резко критиковал этих работников за то, что они «непродуманно, а иногда с недоверием подходят к рассмотрению материалов предварительного следствия и неправильно отвергают вполне по существу обоснованные обвинения»231.

Потребовав от народных комиссаров юстиции союзных республик, от председателей судов повести решительную борьбу против «необъективного подхода» некоторых судебных работников к материалам предварительного следствия, нарком юстиции СССР, по существу, запретил судам выносить по делам о контрреволюционных преступлениях оправдательные приговоры. В приказной части прямо говорилось: «…6. Не ослабляя борьбы с неосновательным привлечением и осуждением, не допускать случаев вынесения оправдательных приговоров по мотивам недостаточности собранных по делу доказательств в отношении таких обвиняемых, личность которых по их прошлой деятельности (участие в антипартийных группировках, прошлая активная деятельность во враждебных партиях, участие в борьбе против Советской власти, наличие связи с преступной средой и т. д.) требует дополнительной проверки дела… Направлять такие дела на дополнительное расследование, с оставлением меры пресечения – содержание под стражей»232. До чего же надо было докатиться народному комиссару юстиции СССР, чтобы в официальном типографски изданном приказе зафиксировать требование не допускать оправдательных приговоров по отношению к лицам, кои когда-то участвовали в «антипартийных группировках», т. е. посмели свое суждение иметь!

Но даже прошедший школу беспощадности в Военной коллегии Верховного суда СССР Н.М. Рычков вынужден был как-то считаться с некоторыми изменениями общественной атмосферы, и в его приказе № 0117 все же официально прозвучало положение о необходимости хоть какого-то реагирования судебных работников на многочисленные заявления подсудимых о фактах нарушения «социалистической законности». Если раньше от них просто отмахивались, расценивали как «клевету на органы НКВД», то теперь, летом 1940 г., в заключительном пункте этого приказа говорилось: «8. В случаях подачи заявлений, показаний в судебном заседании обвиняемых о применении к ним неправильных методов расследования или при наличии показаний в судебном заседании свидетелей о преднамеренном искажении следователем их показаний, председательствующим в судах доводить об этом до сведения органов прокуратуры и НКВД для расследования таких заявлений или показаний обвиняемых и свидетелей»233.