1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Давно и правильно сказано, что обстоятельства сильнее нас. Именно они заставляли в чем-то меняться даже такие заскорузлые образования, как НКВД, Прокуратура СССР. Совместной их директивой № 2709 от 26 декабря 1938 г. наркоматам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД и УРКМ краев и областей предоставлялось право при рассмотрении жалоб и заявлений осужденных отменять неправильные решения троек НКВД – УНКВД с прекращением дел и освобождением осужденных от отбывания наказания. В развитие этой директивы Берия и Панкратьев 10 октября 1939 г. издают приказ № 001214, значительно расширявший возможности прокуроров в ликвидации последствий бесчинств, учиненных «тройками». Этим приказом предписывалось поступающие жалобы, заявления и протесты прокуроров на неправильные решения троек рассматривать не позднее двухдневного срока. В случае несогласия с протестом прокурора наркомы внутренних дел союзных и автономных республик, начальники управлений НКВД обязаны были составлять мотивированное постановление об отклонении протеста, направляя копию прокурору. «В спорных случаях, – говорилось в приказе, – прокурор, внесший протест, может обжаловать постановление НКВД (УНКВД) перед Прокуратурой СССР, которая в необходимых случаях вносит эти протесты на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР»260.

Стал устанавливаться какой-то порядок в выдаче справок заявителям о лицах, осужденных по делам органов НКВД. Специальный приказ НКВД СССР № 00515 был издан 11 мая 1939 г. В дополнение к нему 4 июня 1940 г. был издан совместный приказ наркома внутренних дел и прокурора Союза ССР № 00706. Согласно этому приказу, подобного рода справки выдавались в судах, вынесших приговоры, либо в первых спецотделах НКВД – УНКВД261.

В определенной мере возросли возможности судебного преследования за ложные доносы и ложные показания. Приказ наркома юстиции и прокурора СССР № 0119 от 2 июля 1940 г. «О порядке рассмотрения дел о ложных доносах и ложных показаниях, связанных с делами о к. р. преступлениях» отменял циркуляр прокуратуры СССР и НКЮ СССР № 160/13001541 от 7 апреля 1937 г. и требовал дела о лжедоносительствах и даче ложных показаний рассматривать в закрытых судебных заседаниях, вести по указанным делам самостоятельное производство, не объединяя их с теми делами о контрреволюционных преступлениях, при рассмотрении которых была установлена ложность доноса или показаний. Специальный пункт приказа был направлен на сохранение «идеологической невинности» судебных работников и особенно присутствовавших на судебном заседании: «3. Не допускать цитирования в приговорах и в обвинительных заключениях контрреволюционных высказываний, а также не упоминать, в связи с такими высказываниями, фамилий руководителей Партии и Правительства»262.

Надо признать, что и в новых условиях аппарат НКВД во главе с Берией ревностно следил за прохождением в военных трибуналах подготовленных следователями НКВД дел. Массовое возвращение дел на доследование, а тем более оправдательные приговоры они переживали весьма болезненно. И при малейшей возможности стремились любым способом соответственно воздействовать на военные трибуналы, на военных прокуроров. Когда в июне 1939 г. ВТ МВО под председательством диввоенюриста A.Д. Горячева возвратил дела по обвинению Э.П. Пелузо и И.П. Денышева в НКВД СССР «на доследование», то с протестом по этому поводу к прокурору СССР к председателю Военной коллегии Верховного суда СССР обратился в августе 1939 г. непосредственно нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия. Он выражает свое несогласие с решением ВТ МВО и свое обращение к прокурору СССР заключает чуть ли не приказом: «Прошу соответственно реагировать»263. В другом случае он пишет: «Считаю необходимым следственное дело за № 19653 по обвинению Денышева Ильи Петровича вновь поставить на рассмотрение Военного Трибунала МВО»264. «Хлопоты» Берии даром не пропали. В сентябре 1939 г. дело Пелузо было вновь направлено в ВТ МВО «для рассмотрения в судебном заседании по существу», а дело Денышева – на рассмотрение Особого Совещания НКВД265.

Война приближалась буквально с каждым днем. А Главная военная прокуратура вместо того, чтобы всемерно оберегать права, честь и достоинство командиров – единоначальников, от действий которых в решающей степени будет зависеть ход вооруженной борьбы, порою беспокоилась прежде всего о том, как бы того или иного попавшего на скамью подсудимых «командира-заговорщика» не недосудили. Когда налево и направо летели до сих пор до конца не сосчитанные головы безвинных воинов РККА, Главная военная прокуратура РККА стыдливо молчала. Как будто так и надо. Но стоило тому или иному военному суду оправдать безвинного страдальца – вчерашнего командира, как некоторые военные прокуроры выступали с протестом против такого, по их мнению, «гнилого либерализма». Как слепни в жаркую погоду впиваются в тело потной лошади, так и некоторые высокопоставленные военные прокуроры вцеплялись в попавшие в поле их зрения жертвы, стремясь обязательно «засудить» их.

Попытки местных юридических работников судить действительно «по справедливости» нередко немедленно пресекались сверху. 10–12 мая 1940 г. военный трибунал СКВО в закрытом судебном заседании в составе председательствующего бригвоенюриста Майорова и членов: старшего политрука Держина и лейтенанта Рыбинского рассмотрел дело по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре группы бывших военнослужащих 28-й горно-стрелковой дивизии. Перед трибуналом предстали бывший командир дивизии комбриг И.А. Милюнас, бывший командир 84 сп полковник М.К. Зубков, майоры Н.К. Степанов и В.А. Эрдман, капитаны B.М. Красновский и С.И. Снежко. На этот раз было проведено самое настоящее судебное следствие, в приговоре сформулировано 16 позиций, в том числе и то, что подсудимые в своей практической работе допускали упущения, которые не могут квалифицироваться как уголовно-наказуемые деяния, и приговорил «всех шестерых по суду считать оправданными»266.

Но исполнявший должность главного военного прокурора Красной армии корвоенюрист П.Ф. Гаврилов посчитал этот приговор в части оправдания комбрига И.А. Милюнаса неправильным и 21 сентября 1940 г. обратился с протестом (в порядке надзора) в Военную коллегию Верховного суда СССР. Карательная машина работала быстро. И уже 4 октября 1940 г. Военная коллегия (в составе: Романычев, Детистов, Буканов) определила: «…протест прокурора удовлетворить, приговор в отношении Милюнаса отменить и дело направить для нового рассмотрения со стадии судебного следствия в тот же суд, но в ином составе»267. 29 января 1941 г. ВТ СКВО в новом составе (бригвоенюрист Галенков, военюрист 2-го ранга Ильницкий и ст. политрук Румянцев) признает Милюнаса участником заговора и приговаривает его по формуле «10+5». На следующий день комбриг пишет (на промокательной бумаге!) кассационную жалобу, но Военная коллегия (Орлов, Буканов, Абдурахманов) оставляет ее без удовлетворения. А 20–21 января 1942 г. Милюнас был вторично осужден ВТ войск НКВД Архангельской области – на этот раз – к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 21 февраля 1942 г. Реабилитирован посмертно в 1957 г.

Еще в 1938 г. были арестованы командующий Каспийской военной флотилией флагман 2-го ранга Д.П. Исаков, начальник штаба флотилии Н.Н. Унковский, флагштурман М.А. Шифферс и флагманский инженер-механик В.Ф. Латушкин. Все они обвинялись в участии в антисоветском военно-фашистском заговоре. Дело это было состряпано настолько примитивно, что 7 декабря 1940 г. военный трибунал ЗакВО в отношении всех четверых вынес оправдательный приговор. В дело вмешивается «бдительный» врио главного военного прокурора ВМФ бригвоенюрист Лелюхин (подписал – за прокурора Союза ССР). 1 марта 1941 г. он обращается с протестом в Военную коллегию, и та в заседании 21 марта (в составе: Романычев, Дмитриев, Климин) удовлетворяет протест и принимает решение «оправдательный приговор ВТ ЗакВО в отношении Исакова, Унковского, Шифферса и Латушкина отменить и дело о них на основании ст. 299 УПК АзССР направить на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия…»268. Однако и в процессе доследования новых данных о виновности бывших четырех руководителей Каспийской военной флотилии добыто не было. В связи с этим главный военный прокурор ВМФ 23 февраля 1942 г. дело о них в уголовном порядке прекратил.

Но теперь выступил на сцену заместитель начальника Особого отдела НКВД СССР, который посчитал, что «…в данное время, в интересах государственной безопасности, освобождать обвиняемых Исакова, Унковского, Шифферса и Латушкина нецелесообразно». Особого отдела боялся сам прокурор Союза ССР и 16 июля 1942 г. он отменил постановление главного военного прокурора ВМФ от 23 февраля 1942 г., дело направил на рассмотрение Особого совещания с предложением о назначении обвиняемым наказания в виде пяти лет заключения в ИТЛ каждому, как подозреваемым в контрреволюционной деятельности. Главный аргумент прокурора Союза: «…интересы государственной безопасности в условиях военной обстановки диктуют необходимость изолировать на период военного времени обвиняемых от общества»269. Так они и сгинули. Реабилитированы в мае 1955 г. Никого из них найти тогда уже не удалось270.