Идущая - Мария Капшина

— Добрый вечер… Реана.

Что-то в спокойном, мягком голосе выдавало, что из двух значений слова "реана" он подразумевал не значение "бродяга".

— Добрый вечер, Мастер. У вас восхитительный чай… судя по запаху. И… восхитительный храм. В самом деле. Я не могла и вообразить, что здание может быть настолько прекрасным. Оно похоже на мелодию, чистую, как горная река.

Мастер прикрыл глаза на миг. Затем жестом пригласил за стол. Для этого ему пришлось приподнять голову и снять длинные пальцы с верхушки посоха. Жест вышел мягкий и очень изящный — Реана залюбовалась.

В её искренности Мастер мог бы поручиться перед кем угодно. И самого Нанжина она заметила позже, чем аромат чая и эстетику комнаты, что Мастер также увидел вполне явственно. Но эта искренность не говорила ни о чем решительно, кроме того, что ведьма знает ключевой секрет любого жулика и политика: истина ввергает в заблуждение куда вернее, чем ложь.

— Благодарю. Служителю Вечных не следовало бы думать о мирском, но я не могу поверить, что красота может быть неугодна богам.

— В самом деле! — рассмеялась Реана. — А это не ересь, Мастер? Восхищение чаем вместо восхищения… ну там, не знаю… Эиле.

Нанжин опустился в кресло, жестом пианиста выложил на стол кисти. Ведьма, кажется, и в самом деле не пыталась угрожать или вменять обвинение в ереси. Она подразумевала не больше, чем сказала, и сказала именно то, что действительно хотела. Немыслимо! Подобное простодушие — у Возродившейся? Сейчас она ещё скажет, что в храм заглянула просто потому, что шла мимо. А Олинду показала оттого, что иначе не удалось бы получить такую хорошую комнату в храме и добиться встречи с Мастером.

— Это не ересь, но слабость смертного человека. Вечные завещали нам тянуться к небу и красоте, так же, как завещали искать истину. И как можно восхищаться Эиле, если не видишь красоты в придорожной былинке, созданной богиней?

— Вы правы, Мастер, — улыбнулась Реана и пригубила чай, жмурясь от удовольствия. Оторвалась, вдохнула запах. — Вы абсолютно правы. Знаете, какая нелепость со мной случилась? Я, верите ли, влюбилась в мир. Ну, тот, где родилась двадцать лет назад. А потом меня из этого мира выкинуло. Я, конечно, поныла и пообижалась на судьбу, но потом как-то не до того стало. Потому что потом я… Во-первых, оказалось, что я — это не просто я, а в некотором смысле во мне живет ещё и Реда. И во-вторых, как-то внезапно обнаружилось, что я влюбилась и в этот мир. Я сначала хотела как-то извернуться, найти кого-то, кто вернёт всё обратно. Вернёт меня домой, где мне вовсе не надо будет ни от кого скрываться и… никого убивать. И где мне не будет сниться ночами другая жизнь, в которой я совсем не такая, какой привыкла себя считать.

Она подняла глаза. Нанжин смотрел на нее, держа в пальцах чашку чая. Слово "выражение" к его прозрачным… или зеркальным… глазам не подходило в принципе.

— Вы… то есть ты, черт бы побрал этот этикет!.. ты веришь мне?

Нанжин приподнял почти пустую чашку, ловя аромат, неспешно долил себе ещё чаю из чайника (некрашеная тёмно-серая и чуть зеленоватая глина).

— Да.

— Тогда я договорю — мне в кои-то веки приспичило исповедоваться… — а ты уж потом скажешь, что всё это несущественно, — сказала ведьма, приподнимая левый уголок губ. Получилось насмешливо — словно насмехалась она над собой. — Это вначале всё было так просто. А потом ещё неожиданней оказалось, что и в этот мир, как я уже говорила, меня угораздило влюбиться. И что Реда — не просто чужое сознание, втиснутое в меня Шегдаром. А я. Другая какая-то, местами отвратительная, но я. И потому не только отвратительная, но и… неотделимая от меня. Знаешь, может быть: иногда во сне такого навытворяешь, что потом в зеркало смотришься с омерзением. Или на самом деле сделаешь гадость, а потом… Короче, я не знаю, что делать. Раир, после того, как Эглитор ничего не смог сделать, сказал, что единственный, кто сможет помочь, это Нанжин Арнский. Он, Раир, то есть, тогда имел в виду, конечно, что вы сумеете, может быть, уничтожить Реду, не убивая меня. А я пришла… чёрт меня знает, зачем я пришла, но попробую теперь, наверное, попросить: подскажите, куда мне теперь? Какой мир и какую себя выбрать?

Она несколько секунд глядела на молчавшего Нанжина, потом рассмеялась с тем же выражением: над собой.

— Бред, верно? Извините. То есть, извини. Только, ещё раз прощу прощения, но я не уйду. Потому что, как бы несущественно это ни было для тебя, для меня всё иначе. И ты можешь помочь!

Реана подалась вперёд, опершись обеими руками на стол. Нанжин смотрел на неё с прежним отсутствием выражения в светлых глазах.

Отставил чашку.

— Тебя впустили в храм потому, что в храм может войти любой, кто пожелает. Отнюдь не потому, что ты Возродившаяся. И комнату тебе дали не поэтому. Однако теперь, если Реда останется в храме, Арнакия восстановит против себя Шегдара Дракона. Поверь мне, простое удовлетворение моего любопытства не стоит таких жертв.

— Только если Шегдар узнает, что я здесь! А откуда ему знать? — перебила Реана.

— Сколько человек тебя видели в храме? Нет, я не считаю, что удалось бы сохранить эту тайну.

— Если ты выдашь меня, то пятьдесят золотых за мою непутёвую голову будут стоить вам войны с Лаолием.

— Поэтому выдавать тебя я не стану, — согласно и величественно кивнул Нанжин. — Однако ничего не препятствует мне указать нежданной гостье путь из внутренних комнат до выхода на площадь Зорь.

— Вон как! — Реана усмехнулась. — А если я откажусь уходить?

— Ты и в самом деле полагаешь, что затеять потасовку в стенах Арна — это лучший способ привлечь на себя милость Вечных и любовь служителей храма?

— Я полагаю, что храм — открыт для всех! И если храм откажется впустить хоть кого-то, прецедент едва ли будет забыт!

— Храм впустил тебя. Однако…

— Если храм меня впустил, то я — под защитой богов. Кто имеет право выгнать меня? Кто бы я ни была!

— Я — Мастер. И я вправе очищать храм от скверны.

— Ха! Значит, можно сначала впустить меня, а потом объявить скверной? Мастер Нанжин, постарайся решать быстрее! Либо не следовало меня впускать — и тогда, следовательно, пред Вечными не все равны, и церковь может решать, кто достоин предстать перед ними, а кто — нет. Либо нет причины выгонять меня теперь!

Тот факт, что в богов она не верила, хотя и допускала их существование, Реану ничуть не смущал. Религиозная тематика пошла в ход исключительно в качестве аргументов, которые могли иметь вес для собеседника. Отношение к ним говорящей существенным не являлось.

— Причина такая есть. Если ты останешься здесь, Арнакия окажется втянута в войну. Я не думаю, что это подходящая цена за чью-то прихоть.