Идущая - Мария Капшина

Сейчас Арнакия похожа на канатоходца, стоящего на одной ноге на канате над площадью, поджав вторую ногу и раздумывая, куда бы её поставить.

Нанжин прошёл по комнате, мягко стукая посохом в ковёр, прислонил резную кость к высокой спинке кресла, тронул маленькую колоколенку на столе, издавшую довольно громкий звон. Сел.

С одной стороны — южной — Кунен привязан к Даз-нок-Рааду хорошей прямой дорогой и двумя неделями быстрой езды. С другой — западной — стороны, Тенойль стоит на границе с Арной, и эти земли даже в спокойное время общему спокойствию не поддаются. С третьей же стороны, северной, с Лаолием напрямую границы нет. Лаолий отделён от Арнакии болотами и пустошами. Воевать в таких условиях неудобно, чему Нанжин искренне радовался.

Ачаро просочился в комнату, поставил перед Мастером поднос, над которым тихо млел чайный запах, и растаял за дверью. Нанжин обеими руками приподнял расписную, илирской работы чашку и, вдохнув, на миг прикрыл от удовольствия глаза с нечеловечески светлой, серебристой радужкой. Причастился красноватого напитка.

Кадар пока молчит: покуда Шегдар допускает, что Совет возможно переманить на сторону Юга, война не начнётся. Кадару и без нейтральной Арнакии есть о чём позаботиться, особенно в настоящее время. И это положение Нанжина из Тлмая, философа, Мастера Арна и неофициального главу Совета городов Арнакии прекрасно устраивало. И совершенно не внушала энтузиазма ни идея воевать с Кадаром и в очередной раз терять юг страны, ни перспектива вести войско через болота или половину Арны, чтобы пытаться напасть на Лаолий. О сборе этого войска и о руководстве толпой самовлюбленных дворян без содрогания думать не получалось.

Нанжин отпил ещё глоток.

Если, согласно обычаю, позволить Возродившейся гостить в храме, то нужно готовить Кунен к худшему. То есть, в идеале, эвакуировать жителей и молить Вечных, чтобы дорогу на Даз-нок-Раад стёр огненный меч Таго. В надежде, что Багровый услышит незнакомого Мастера, а не своего истового почитателя Шегдара. И что обходного пути Кадарец не отыщет.

Выдать Возродившуюся Шегдару или Ксондаку? Тут препятствий было два. Главным препятствием являлась сердечная нелюбовь Нанжина к его святейшеству, которого арнский Мастер полагал истеричным фанатиком и садистом. Если бы Арн столь явно проявил свою готовность подчиняться официальной верхушке церкви, едва ли кто-то поверил бы, что арнский храм Весов святее, древнее и значимее, чем храм Стихий в Аксоте, и репутацию Мастера Нанжина не спасла бы и сама Белая.

Мастер допил чай, но продолжал задумчиво держать чашку в бережных ладонях.

Во-вторых, Нанжин не желал впутывать Арнакию в бесконечные завоевательные войны, как бы их ни называл Шегдар. Выдав Возродившуюся, Арн порвал бы всяческие отношения с Лаолием (хотя совершенно неясно, почему Раир Лаолийский поддерживает Реду) и выказал готовность поддерживать Кадар во всех начинаниях.

Он поставил чашку на стол, поднялся. Прошёл к окну, взяв с собой посох. Стал перед низким подоконником, опустив подбородок на ладони, сложенные на костном шаре.

Выходов оставалось два. Первый — избавиться от Реды. Возможно, однако нежелательно. Несколько послушников в курсе, а значит, убийство гостьи, уже принятой в храме и даже проведшей ночь в его стенах создаст очень неприятный прецедент.

За окном зеленеет сад, где бережно хранят послушники созданное искусным садовником ощущение древнего леса, древнего, но не дряхлого, могучего леса, пропитанного извечной силой, старше которой и среди Вечных будет один лишь Верго. Справа поодаль виднеется угол колокольни. Впереди, чуть левее, — беседка с голубями на крыше. Правее и дальше беседки темнеет густая зелень: там вода. Пруд и огибающий мшистые валуны ручей. Из беседки так хорошо глядеть на пруд и слушать смешливый ручеек, так легко делается на душе и верится в провидение Тиарсе, Дающей имена, Позволяющей вещам быть…

Дальше за стеной поднимается Левый город: та его часть, что выросла за рекой. С высоты центрального здания храма хорошо видны и деревянные верхние этажи с высокими острыми крышами, и тёмный камень ниже, и белёные глиняные стены вокруг садов, и зелень крон… Арнер — просторный город, и гордится тем, что не лепит дома один на один, а раз за разом обводит новые кварталы стеной: полуколец этих стен набралось уже семь в Правом городе и пять — в Левом.

Это его мир. Мир старого Мастера из Тлмая, ставшего Арнским Мастером, чтобы защитить всё, что дорого. От идеализма завоевателя-Лаолийца, от ярости завоевателя-Кадарца, от глупости вспыльчивых арнакийских дворян, от ребячества возродившейся ведьмы…

Второй выход — вежливо с ней попрощаться. Здесь Нанжин препятствий не видел. Одна лишь мелочь: Мастеру было любопытно уточнить некоторые технические детали. Как именно Шегдар вызвал её, откуда, сохранялось ли сознание Реды и в новом рождении или же пробудилось только с переходом в этот мир…

Мастер поднял голову с ладоней и стукнул в пол, на этот раз игнорируя колоколенку.

— Что делает гостья?

— Читает, Мастер, — почтительно склонился ачаро. — С утра пьёт чай и читает.

Нанжин улыбнулся куда-то в пространство, чуть прикрыв глаза.

— Позови. И скажи накрыть стол для чаепития в зелёном кабинете.

— Открыто.

Кёдзан толкнул дверь. Возродившаяся сидела за столом, за книгой. Сколь пристойно занятие, столь же немыслима поза: одна нога подогнута под себя, вторая перекинута вбок через ручку кресла и небрежно постукивает по обитому шёлком дереву голой пяткой.

— Мастер приглашает тебя для беседы, госпожа, — сказал ачаро. Невежа-собеседник — ещё не повод самому нарушать этикет.

Реана с некоторым сожалением поглядела на философский трактат Тоа Илирского, закрыла книгу и встала, скользнув через подлокотник одним движением.

Ведьма надела свою одежду, не новую, но выстиранную и высохшую за ночь. Странную одежду: потертые замшевые штаны — кадарские, полотняная рубашка — лаолийская. И вся она была какая-то… неопределённая: тощая, но тяжёлое кресло придвинула к столу небрежно одной рукой.

— Ну идём. Тебе тоже добрый день, кстати. А в чём дело?

Кёдзан пожал плечами с видом простодушия, как и пристало ученику.

— Мне велено передать приглашение. Ачаро не посвящают во все дела храма.

— Ну а предположения?

— Святой Тхэам говорил: не следует рассуждать о том, что Вечные потрудились сокрыть от нас.

— Пхм, — слишком недоверчиво, чтобы счесть это знаком удивления, произнесла Реана. — Парень, а на фиг тогда лезть в науку, если нет даже малейшего любопытства?