Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Члены Политбюро внимательно слушали. Но вся беда была в том, что, по большому счету, во всем руководстве страны только народные комиссары финансов и земледелия Г.Я. Сокольников и А.П. Смирнов понимали, о чем идет речь. Что же касается Сталина и Бухарина, то, судя по тем вопросам, которые они задавали, вывод был однозначен: ни главный теоретик партии, ни ее главный организатор толком даже не понимали, что спрашивали. Г.Н. Каминского поддержали А.П. Смирнов и М.И. Калинин, которые тоже выступили против господствующего тогда понимания понятия «кулак».

А вот сдержанность Каменева, и особенно «крестьянофила» Зиновьева, на январском заседании удивила всех. Свое отношение к кулаку они высказывали весьма неопределенно и, судя по всему, не очень одобряли поворот к нему. Итог дискуссии подвел Сталин. «Кулака, — сказал он, — в кооперацию надо обязательно допустить... но не надо допускать в правление общества... В правлении общества даже один кулак будет опасен. Кулак — человек умный и опытный. В составе правления он может повести за собой десять некулаков».

Странное заявление. Речь шла о строительстве новой деревни, а людей «умных и опытных» предлагалось не допускать к управлению этим самым строительством. И если бы речь шла о партии, то слова Сталина звучали приблизительно так: «Коммунистов можно и нужно пускать в партию, но что касается Центрального Комитета и Политбюро, то там им делать нечего...»

И получалось так, что к управлению кооперативами привлекались отнюдь не «умные и опытные» люди, а преданные делу партии неучи. Но как бы там ни было, теперь все дело — за комиссиями, призванными разработать различные проблемы кооперации для вынесения их на апрельский пленум и XIV партийную конференцию.

Несмотря на такое, во многом показное, внимание к деревне, настоящая связь с нею так и не была установлена. Тем не менее зимой и весной 1925 года кампания «лицом к деревне» достигла своего апогея. В то же время началась подготовка к проведению экономических реформ на селе, и прежде всего в отношении кооперации. Именно потому вопросы крестьянской политики в начале 1925 года стояли первыми на повестке дня всех партийных и советских собраний.

Центральные газеты печатали посвященные битве за деревню материалы на первых страницах. Партийные функционеры старались перещеголять друг друга «заботливым» отношением к крестьянам, что выразилось в их поездках по стране.

Известные слова Ленина о том, что нэп — это «всерьез и надолго», Зиновьев перефразировал на свой лад: «Лицом к деревне» — всерьез, надолго... навсегда...» Но дальше всех пошел Бухарин, который в выступлении 17 апреля 1925 года на Московской губернской конференции заявил: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство!»

Столь дерзкий призыв еще выйдет ему боком, но пока романтически настроенный Николай Иванович даже не предполагал, чем для него обернутся эти совершенно в общем-то естественные слова.

Хотя было бы куда удивительнее, если бы в тот самый момент, когда партия повернулась «лицом к деревне» (лучше бы не поворачивалась!), один из ее лидеров заявил бы тем самым крестьянам, с помощью которых должна была строиться промышленность: «Беднейте, ничего не копите и не развивайте свое хозяйство!»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

XIV партконференцию, состоявшуюся в апреле 1925 года, многие историки и по сей день считают апогеем нэпа. Главной ее темой стали новая крестьянская политика и дальнейшее развитие кооперации. Во многом это объяснялось все той же невразумительной политикой руководства страны в отношении к деревне и в первую очередь нереалистическими представлениями о кулаке. Судя по докладу Рыкова, она сводилась к следующему. Для развития производительных сил деревни было необходимо использовать имевшуюся в наличии свободную землю и свободную рабочую силу. Вопросы найма рабочей силы и аренды земли должны были решаться без административного давления. С частным капиталом можно было конкурировать только экономическими методами.

Кулак получал право на участие в кооперативах, так как только путем использования его хозяйственных возможностей можно было поднять национальный доход. Применение наемного труда и аренда должны были уменьшить безработицу, вызванную «аграрным перенаселением». Что уже начинало сказываться на городах с их отсутствием рабочих мест и жилья.. И эти самые рабочие места надо было создавать в сельском хозяйстве.

По-новому была сформулирована и роль кооперации, которую было решено вывести на высокий экономический уровень российских товариществ довоенного периода, когда кооперация объединяла около 12 миллионов крестьянских хозяйств.

Не обошлось, конечно, и без идеологии. В ее основе лежала ленинская статья «О кооперации», в которой Бухарин видел «на долгие годы программу нашей партии». Что же касается правительства, то Рыков считал кооперативы «нашим главным, почти единственным рычагом», способным привести «докапиталистические и частично капиталистические формы хозяйствования к социализму».

Но в то же время было совершенно непонятно, каким образом кооперирование с его ориентированностью на сферу обращения должно быть связано с созданием коллективного социалистического хозяйства, которое предстояло направить на развитие сферы производства.

Идея о переходе крестьянских хозяйств «от организации торговли к организации коллективного производства» принадлежала Бухарину. А вот как это должно было выглядеть на практике, не знал никто, включая и самого Николая Ивановича.

Против предложенного эволюционного плана развития выступил известный политический диссидент Ю. Ларин. Для него поворот лицом к деревне означал лишь усиление классовой борьбы. И он был не один, кто видел главную задачу в уничтожении мелкого крестьянства. Тем не менее все партийное руководство во главе со Сталиным отвергло идею ускоренной коллективизации и решительно осудило теорию классовой борьбы.

Более того, повернувшиеся «лицом к деревне» лидеры партии пошли на известные уступки. Были снижены налоги, цены на сельхозмашины, увеличены кредиты, разрешены аренда, наемный труд на селе, ослаблен контроль за мелкой торговлей.

XIV партконференция вошла в историю не только решениями по сельскому хозяйству (которые так и останутся на бумаге), но в первую очередь еще и тем, что именно на ней был принят сталинский план построения социализма в одной стране. Окончательно разуверившись в мировой революции, если он вообще в нее верил, Сталин призывал к решению внутренних проблем.

«На одной лишь трескотне о «мировой политике», — говорил он, — о Чемберлене и Макдональде теперь далеко не уедешь». И руководить страной, по его мнению, могли лишь те, кто умел «прийти мужику на помощь в деле хозяйственного строительства». (Интересно бы узнать, кто же это был.)

Подводя итоги партконференции, Сталин обратил внимание делегатов на то, что «изменение международной обстановки и замедленный темп революции диктовали выбор наименее болезненных, хотя бы и длительных, путей для приобщения крестьянства к социалистическому строительству, для строительства социализма вместе с крестьянством». И главную задачу партии он теперь видел в том, чтобы «сплотить середняков вокруг пролетариата, завоевать их вновь».

Партконференция поддержала идею Сталина о возможности построения социализма в одной стране. Однако троцкисты выступили против, и их теоретик Преображенский сформировал «закон первоначального социалистического накопления», который подразумевал ускоренный рост промышленности за счет крестьянства. Поведав об этом делегатам съезда, Преображенский набросился на выдвинутый Бухариным лозунг «Обогащайтесь!», который, по сути, игнорировал классовое расслоение в деревне.

Однако Зиновьев не дал ему говорить на эту в общем-то щекотливую для многих тему, и на какое-то время бухаринский лозунг был снят.

И все же будет, наверное, неправильным сводить идею построения социализма в одной стране только к Сталину. Одного желания в таком деле мало. Для «построения социализма в одной стране», или к переходу на позиции «национал-большевизма», требовались еще и определенные условия. Таковые условия в стране были, и в связи с этим надо напомнить вот о чем. Еще в 1918 году один из самых светлых российских умов П.Б. Струве говорил, что период войн и катастроф в России неизбежно приведет к идее ее национального возрождения, то есть к тому самому социал-большевизму, против которого был так настроен Троцкий.

Эту идею развил молодой профессор-правовед Н.В. Устрялов. Волею революционных судеб он оказался в 1919 году в столице колчаковского правительства — Омске. И уже тогда высказал весьма неординарную для русского интеллигента мысль о том, что если большевики победят, значит, именно они нужны России и именно через них пойдет дальнейшая история страны. Устрялов предсказал и переход от демократии к диктатуре, поскольку он, по его мнению, был не только исторически неизбежен, но и необходим. Несмотря на все то зло, которое принесли с собой большевики, уверял Устрялов, именно они «диалектически становятся орудиями добра».