Блестящие разводы - Джун Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Звезда? Ты, должно быть, имел в виду звезд? Трех звезд? — спросила она с сияющими, словно это тоже были звезды, глазами.
— Нет, теперь, когда я встретил тебя, я понял, что остальные две «разбитные девчонки» могут быть только сопутствующими персонажами. Только Хани-Роз может носить корону принцессы, потому что она и есть последняя общеамериканская девушка-мечта, ставшая явью.
— Хани-Роз… всеамериканская девушка-мечта, — повторила она вслед за ним. Это действительно чудесно звенело, и она уже определенно знала, что хочет стать частью мечты Джошуа Принса… Хочет, чтобы его принцесса стала явью.
И когда он обнял ее, поцеловал сначала в глаза, потом в губы, в шею, прежде чем раздеть, а потом медленно и нежно целовал каждую частицу ее тела, она была готова целиком отдать всю себя — разум, тело и душу. И когда он вошел в нее, она знала, что готова стать всем, чем захочет Джошуа Принс.
Смущенный Тедди остановился перед прикрытым тентом входом в отель «Бель-Эйр». Для него это был новый опыт — в свои сорок восемь лет он снимал номера во множестве отелей, но никогда раньше не приезжал в респектабельный отель в два часа ночи. Но, очевидно, это было возможно и не являлось чем-то необычным, потому что один дежурный служитель распахнул дверцу перед ним и осведомился о багаже, в то время как другой уже открывал дверцу перед Норой.
— Мы не забыли взять багаж, дорогая? — спросил он Нору, поскольку все устраивала она.
— Конечно, не забыли, — сказала она раздраженно, подошла к багажнику и указала служителю, какие вещи должны быть занесены.
— М-м-м, — мурлыкала она в глубоком раздумье, изучая содержимое багажника. — Это, — указала она на портативную пишущую машинку в побитом футляре, это, — на исцарапанный атташе-кейс, — и, конечно, это. Она указала на новенький блестящий кожаный портфель. — И это… — Этим была теннисная ракетка, нуждающаяся в перетяжке струн.
Потом она широко улыбнулась и прошла вместе с Тедди к регистрационной стойке.
— На мое имя? — шепотом спросил он.
— Конечно, на твое имя, дорогой. Розен звучит лучше, чем любое другое…
Когда они следовали за служителем в бунгало, расположенном за главным зданием отеля, он шепнул ей:
— Ты в самом деле все прекрасно устраиваешь…
— Ты еще не все видел…
Когда служитель открыл дверь, он застыл в изумлении, увидев комнату с огнем, пылающим в камине, на накрытом розовой скатертью столе все было сервировано к полуночному ужину, стол украшали розы, свечи, разноцветный фарфор и сверкающий хрусталь, большая бутылка шампанского охлаждалась в серебряном ведерке.
У него от нарастающего возбуждения пересохло во рту, он с нетерпением смотрел, как служитель вносит пишущую машинку, теннисную ракетку, портфель и атташе-кейс. Когда он наконец удалился, Тедди пробормотал:
— Ты действительно знаешь, как устраивать приемы…
Нагнувшись над столом, чтобы зажечь свечи, она послала ему поцелуй.
— Как на всех хороших приемах, лучшее еще впереди.
Не успели эти слова повиснуть в воздухе, он кинулся на нее, словно тигр, обнял ее сзади и, прижавшись, стал ласкать обеими руками ее грудь. Но тут же он был вынужден отпрянуть, потому что из спальни снова появился служитель, чтобы получить свои чаевые и осведомиться, не нужно ли прислать горничную, чтобы та помогла разложить вещи. Тут Тедди едва не расхохотался, хотя его тело сводило невыносимой болью. Все же он продолжал игру, понимая, что каждый званый вечер должен следовать своему расписанию.
— Как ту думаешь, Нора, тебе понадобится горничная?
Он был готов, если она скажет «да», повалить ее на пол и овладеть ею силою.
Она, должно быть, понимала это, ее глаза смеялись.
— Не надо горничной. — Но, продолжая его дразнить, спросила: —А когда официанту принести ужин?
Он понял, что наступил момент проявить себя — до сих пор она была хозяйкой вечера, но у него тоже были права, поскольку именно он был тем мужчиной, которого пригласили на этот чудесный прием. Он подошел к ней, сначала задул свечи, затем медленно нагнулся к ней и поцеловал в подставленные губы.
— Всему свое время. А сейчас наконец, я думаю, пришло наше время, и мы не можем больше откладывать…
Он стоял в одном конце комнаты, она в другом. Сначала он смотрел, как она раздевается, потом она совершенно спокойно ожидала, пока разделся он. Когда он остался голым, она подошла к нему, а он поднял ее, перенес в спальню, положил на атласные простыни и начал покрывать поцелуями все ее тело. Это было так сладко, и она не могла вспомнить даже, было ли ей так хорошо когда-нибудь с кем-нибудь другим.
Она чувствовала, как отлетают прочь годы, все было вновь, как в самый первый раз. И она стала медленно и сладостно отдаваться ему, так, чтобы его призраки испарились и чтобы все было новым и для него… тоже, как в первый раз. Она чувствовала на себе его подрагивающее от желания тело, чувствовала его дыхание, горячее и страстное, и они оба знали, что начинается время их будущего…
Уже наступил рассвет, когда он спросил ее, как, когда и где они поженятся, поскольку она была экспертом в этих вопросах.
Пожениться? Конечно же, он захочет жениться. Я должна была знать, что он человек того типа, что хотят пожениться…
Она вспомнила, что говорил Т. С. о списке ее замужеств: трижды вдова, если считать Хьюберта, и дважды разведена, — если она снова выйдет замуж, то ей представится возможность добавить еще один развод, чтобы сровнять счет. И хотя она понимала, что это глупость — придавать какое-то значение подобной чепухе, она не могла удержаться, чтобы не подумать: было ли это одной из циничных шуток Т. С., рассчитанных на то, чтобы произвести эффект, или основывалось на чем-то более твердом — одном из частых проницательных его наблюдений? Глупо рассматривать это как прогноз развития событий, род предсказания, обрекающего и этот брак на неудачу? Она не была суеверной. И все же почему это замужество должно угрожать ее драгоценной любви? Зачем искушать ревностью какое-то злое божество, выставляя напоказ свою счастливую удачу? Лучше смаковать ее сладость втайне и хорошо оберегать ее. Еще один секрет не может принести вреда.
Кроме того, она была замужем за разными мужчинами по разным причинам, с разными итогами. Может быть, она была женщиной, не созданной для замужества? Может быть, это было самое подходящее время перестать выходить замуж, но обзавестись любовником? Это будет более радостно и надежно… Может быть, это и будет счастливой удачей? Может быть, это обернется вообще самым блестящим союзом?
Но одно она знала твердо: ей будет хорошо, очень хорошо…
Часть десятая
После вечеринки
Лос-Анджелес. Июнь 1990
65
Нора старалась проскользнуть в дом как можно тише. Не то чтобы ее беспокоили три спящие наверху женщины, которые могли догадаться, что ее не было всю ночь. Чем она занималась по ночам, их не касалось. Просто она еще не чувствовала себя готовой рассказать им, где она была. Хотя решилась бы и на это, если бы предстоящий день сложился, как она рассчитывала.
Видит Бог, Тедди добивался ее много лет и теперь стремился лишь к одному — облагородить их отношения ярким светом правды, раз уж она не желала узаконить их в браке. Но Тедди придавал правде гораздо большее значение, чем она, и не был склонен к секретам. «Правда дает свободу — разве тебе не знакома эта расхожая истина? По крайней мере, она дает паре свободу открыто жить вместе, даже если женщина относится к браку совершенно отрицательно» — так звучал один из его любимых аргументов.
Итак, наступил день, когда она ощутила в себе готовность приоткрыть хоть часть правды, а там — как лягут карты. Если эти девицы до сих пор к этому не готовы, то уже никогда и не будут.
Она посмотрела на часы — было почти шесть утра. У нее еще оставалось время принять душ, привести в порядок лицо и собраться, чтобы в достаточно презентабельном виде встретить день, который обещает быть долгим, а также Сэм, Хани и Бейб, когда они спустятся к завтраку.
Но как назло, в тот момент, когда она уже было отправилась к себе в спальню, в холле появилась слегка чумазая Хани.
— Хани, что ты делаешь в такую рань?
К ее счастью, Хани была слишком хорошо воспитана, чтобы задать подобный же вопрос ей — в такую рань в пальто, накинутом поверх пеньюара и ночной рубашки.
Хани с грустью улыбнулась:
— В одиннадцать я должна быть в суде и подумала, что чем так валяться, схожу-ка я лучше домой — переоденусь, приведу себя в порядок…
Нора сочувственно улыбнулась:
— Я знаю, как тебе это тяжело, даже если ты выйдешь из зала суда с четвертью миллиарда долларов. Нелегко разрушать жизнь человека, которого ты когда-то любила, даже если теперь ты его ненавидишь.
