Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это никак не стыкуется с утверждением Жукова, что он с Тимошенко рано утром принесли документы по Ставке в Кремль на подпись Сталину. Чудеса нашей советской Истории в воспоминаниях руководителей государства.
«Вечером собрались у Сталина. Были тревожные сведения. С некоторыми военными округами не было никакой связи. На Украине же дела шли пока неплохо, там хорошо воевал Конев. Мы разошлись поздно ночью. Немного поспали утром, потом каждый стал проверять свои дела, звонить друг другу, в Генштаб, каждый по своей линии: как идет мобилизация, как промышленность переходит на военный лад, как с горючим, снаряжением, с транспортом и т. д. Так начались наши тяжелые военные будни»
Как «разошлись поздно ночью» 23 июня, так стой поры Анастас Иванович и «потерял» боевого друга по Политбюро, Иосифа Виссарионовича.
«Помню, как на третий или четвертый день войны утром мне позвонил Молотов и пригласил на какое-то важное хозяйственное совещание. В его кабинете собралось более 30 человек: наркомы, их заместители, партийные работники».
А почему же в это время отсутствует Председатель Совнаркома СССР И.В.Сталин, в чьем прямом подчинении находились сидящие здесь в кабинете наркомы? К тому же, как уверят Микоян, совещание было «важное». Что же Сталина-то не пригласили?
«Последующие четыре дня (25–28 июня) прошли в большой и напряженной работе. Достаточно сказать, что тогда мы рассмотрели и утвердили десятки решений по самым неотложным и очень важным военным и военно-хозяйственным вопросам…
Помимо напряженной работы в эти дни в Политбюро ЦК, Совнаркоме и Наркомате внешней торговли, с 28 июня мне пришлось начать переговоры с прибывшей в Москву английской экономической миссией».
Опять о Сталине, в эти дни, ни слова. Наверное, «растворился» в «напряженной работе»? Если бы, было что сказать о нем в эти дни, непременно измазали бы черной краской своего товарища по партии или бросили бы, на худой конец, камень в его огород. Кстати, как английские «товарищи» из военной делегации рвались на встречу с Анастасом Ивановичем, мы уже говорили ранее. Желание, видимо, было обоюдное.
И вот, якобы, только 29 июня Сталин «попал» в поле зрения Микояна. После злополучного разговора с военными в Наркомате обороны, Анастас Иванович, почему-то, отправляет Сталина на дачу с полной потерей с ним всякой связи. Пусть «покапризничает» в одиночестве, а мы без него «станем проверять свои дела, звонить друг другу» и решать важные задачи по народно-хозяйственному плану. Далее, следует версия Микояна о создании Государственного Комитета Обороны (ГКО).
Что здесь представляется сомнительным? И суток не прошло, как «оборванная с ним связь», была восстановлена. В данный момент Сталина уже нельзя было отправлять далеко в неизвестность, чтобы, как говориться, «дать» ему возможность «залечь на дно», так как произошедшие исторические события неизбежно вытолкнули бы его, как поплавок, на поверхность реальной жизни. Прибывшую из Англии 27 июня военно-экономическую миссию нельзя же выбросить за рамки исторического процесса, так как в протоколах ведения переговоров отражен Сталин, с которым вел консультации нарком иностранных дел Молотов. Сам же Микоян признается, что участвует в данных переговорах, правда, как всегда лукавит, почему-то, ограничивая деятельность данной миссии, только экономическими вопросами.
Но возвращаемся к теме создания ГКО. По версии Микояна, инициатором этого мероприятия был Л.П.Берия, но разгребая горы лжи Анастаса Ивановича, можно ли с этим согласиться? Разумеется, во время своей незапланированной «болезни» Сталин был ограничен в получении информации и скорее всего связь с «внешним» миром поддерживал через Лаврентия Павловича и Вячеслава Михайловича. Из посещения Наркомата обороны (Ставки), Сталину стало ясно, что военные, внаглую подмяли всех под себя, видимо, отказываясь предоставлять какую-либо информацию о событиях на «Западном фронте» или наоборот, поставляли, заведомо лживую информацию. Отговорка «об утери связи», эта сказочка не для Сталина и Берии, а для некоторых читателей мемуаров. Недаром, как говорят очевидцы, Берия на встрече в Наркомате с военными, во время острой стычки с военными, перешел на грузинский язык в разговоре со Сталиным. Видимо, предостерег!
Вообще, честно говоря, слухи о всевластии Сталина, очень сильно преувеличены. Иначе, как понимать, что во время данного нелицеприятного разговора Жуков послал его по матери…
Да, у Сталина было много властных полномочий, но это было связано и с большой ответственностью за порученные дела. А так, чтобы, кулаком по столу, — нет! Если бы, это было — заметили бы. Политбюро был орган коллегиальный. Надо было еще убедить товарищей о принятии какого-либо решения. Не помню точно, чьи сведения, но при решении о расстреле Павлова, только Сталин и Берия были — «против», остальные — «за». Чем кончилось — всем известно. Павлова и компанию — расстреляли.
Даже в наркомате обороны, как видно из вышеприведенного, военные вели себя нагло. А если бы Сталин не стал бы в мае 1941 года Председателем Совнаркома? Могли бы и в шею вытолкать из наркомата обороны. Поэтому и поехал туда с Берией. С ним безопаснее.
Кроме того, читателю на размышление по данной теме. Почему Сталин поехал к военным в Наркомат обороны, а не вызвал их к себе в Кремль? Или там карта была крупнее? К тому же связь-то, по уверению Жукова, ведь, не работала?
Но, вновь, возвращаемся, к изучению так называемых, воспоминаний Микояна. Зачем Анастас Иванович притянул к созданию ГКО Берию?
После Наркомата Обороны, как уверяет читателей Микоян «связь со Сталиным была утеряна». Она была утеряна не только для Анастаса Ивановича, но и для Николая Алексеевича Вознесенского, бывшего в тот момент заместителем Сталина по Совнаркому. Читаем дальше.
«На следующий день (30 июня — В.М.), около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский(?). Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов и Берия. Мы их застали за беседой».
И здесь происходит, якобы, «ответственный исторический момент», создание Государственного Комитета Обороны (ГКО), которому решили «отдать всю полноту власти в стране». Осталось только его «освятить», путем наделения Сталина должностью председателя. Получается, что о Ставке уже забыли, куда Сталина воткнули, якобы, рядовым членом? Ведь, получается явное противоречие. Значит, когда создавали Ставку, то Сталин, на тот момент, не пользовался среди товарищей из Политбюро, тем авторитетом, который позволил бы его наделить функциями Председателя? Отдали этот пост Тимошенко. А прошла всего неделя и на тебе, пожалуйста: Сталин преобразился до неузнаваемости — целая куча достоинств, сразу, все не перечислить. Теперь его уже можно посадить на должность Председателя, опять вновь (!) созданного органа управления ГКО. Вот такие кульбиты происходили в сознании членов Политбюро и товарища Микояна.
Дальше все пошло по накатанной колее. Молотов знакомит товарищей с документом. И тут происходит инцидент, инициатором которого, якобы, становится Вознесенский.
«Пусть Вячеслав Михайлович скажет, почему нас с Вами, Анастас Иванович, нет в проекте состава Комитета, — перебил Молотова Вознесенский, обращаясь ко мне и рассматривая этот документ.
— Каков же состав предлагается? — спрашиваю.
— Как уже договорились, товарищ Сталин — председатель, затем я — его заместитель и члены Комитета: Маленков, Ворошилов и Берия, — отвечает Молотов.
— А почему же нет в этом списке нас с Николаем Алексеевичем? — задаю новый вопрос Молотову.
— Но кто же тогда останется в правительстве? Нельзя же почти всех членов Бюро Совнаркома вводить в этот Комитет, — было сказано в ответ.
После некоторых споров Молотов предложил ехать к Сталину, чтобы с ним решить все вопросы. Мы считали, что в одном имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями».
Ну, то что «в одном имени Сталина большая сила», особенно для военных, типа Жукова, мы уже познакомились при поездке Сталина в Наркомат обороны.
Давайте-ка, зададимся вот каким вопросом: «Почему в первоначальный состав ГКО не были включены Микоян и Вознесенский?» Судя, по воспоминаниям, Микоян был раздосадован не меньше Вознесенского, узнав, что их не включили в состав вновь образовавшегося органа государственной власти. Это читателям Анастас Иванович, в очередной раз, «вешает лапшу на уши», принижая функции ГКО, говоря что, Комитет сосредоточит в своих руках только контроль со стороны правительства, Верховного Совета и ЦК партии, а о военных, как всегда, ни слова, вроде и нет никакой войны. Хотя со слов Молотова было ясно, что ГКО сосредотачивает всю полноту власти в стране в своих руках под руководством Сталина. Микоян-то, вместе с Вознесенским сразу понял, что им было отказано в доверии, вот в чем вопрос. Значит, отказано было за что-то? Может за активное сотрудничество со Ставкой Тимошенко? Возможно, Микоян и Вознесенский вошли в состав Ставки, чем навлекли на себя гнев других, но верных Сталину товарищей из Политбюро? А может, как предполагал выше, Анастас Иванович подмахнул первые три Директивы за члена Главного Военного совета? И как же им, Микояну с Вознесенским, быть? Ведь они, не войдя в состав, лишаются возможности получения оперативной информации, которая будет стекаться в ГКО. Обратите, внимание, с какой настойчивостью они добивались своего включения и добились его, хотя только на правах уполномоченных. И лишь в феврале 1942 года Микоян и Вознесенский будут включены полноправными членами в состав ГКО. Кто же им протежировал?
