Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Днем была связь с Пунта-Аренасом, и прохождение было настолько хорошим, что Крике решил преподнести нам сюрприз, причем начал с меня. Узнав номер моего домашнего телефона и попросив нас не выключать радиостанцию, он пропал в шумном эфире. Буквально через полчаса я услышал, как он зовет меня вновь: «Виктор, Наташа на проводе!» Я заорал в микрофон: «Наташа! Наташа! Как меня слышишь, это я». И вдруг среди шума различил слабый, едва слышный, голос: «Где ты? Я тебя не слышу!» Потом все пропало, но как чудесно было, сидя в палатке где-то у черта на куличках, услышать любимый голос.

Весь день прошел в многочисленных встречах с корреспондентами, съемках и интервью. Я опять несколько раз позировал перед фото- и видеокамерами, всякий раз по-новому обтираясь снегом и изображая при этом чрезвычайное удовольствие. К счастью, умеренная температура и мягкий снег позволяли сделать это без особого труда. Затем в нашей палатке оператор французской телекомпании «Антенн-2» снимал сюжет под общим названием «Выполнение доктором Этьенном научной программы в сложных экспедиционных условиях». Фрагмент первый назывался «Взятие образцов крови у участников экспедиции». Поскольку, как вы можете догадаться, никого, кроме меня, из участников экспедиции, исключая, конечно, самого доктора Этьенна, в нашей палатке не было, то пришлось мне отдать на алтарь вечного и самого близкого для трудящихся всего мира искусства еще 100 миллилитров собственной крови. Оставив телеоператора наедине с Этьенном снимать душераздирающую сцену «Взятие доктором Этьенном крови у самого себя», я вместе с фотографом из «Пари матч» Франсисом Лореллем выполз из палатки. Он хотел отснять меня вместе с моим нехитрым научным оборудованием.

Я извлек из импровизированного термостата озонометр, разложил на нартах, как на прилавке, термометр, барометр и анемометр и стал внимательно изучать показания шкалы озонометра. Франсису не понравился мой не совсем париматчевский разворот головы, и он подошел, чтобы придать ей надлежащее положение, но, неловко повернувшись, зацепил ногой лежащий на нартах термометр, и вот на этот раз — уже без моего непосредственного участия — экспедиция лишилась еще одного прибора для измерений температуры. Я чуть не плакал: это был настоящий долгожитель, который прошел со мной от старта более 2000 километров; в Гренландии на такой же трассе полегло целых пять. Эх! Да что тут говорить!

День заканчивался. Наш палаточный городок вырос вдвое: поставили свои палатки Мустафа и Ибрагим, Джон Стетсон и Лоран с киногруппой. Ибрагим и Мустафа уже начали адаптироваться в непривычных антарктических условиях и, кажется, сняли по паре штанов. Правда, во время завтрака Мустафа, косясь в сторону Ибрагима, с видимой неохотой попросил у Роба яичницу без бекона: коран, действие которого распространяется даже на Антарктиду, запрещает есть свинину. У меня сложилось такое впечатление, что Мустафа не так близок к Аллаху, как Ибрагим, и не прочь при случае нарушить законы корана, особенно в части поесть и выпить чего-нибудь запретного. Но сейчас при таком стечении корреспондентов он просто обязан был показать себя истинным мусульманином. Ибрагим же строго соблюдал коран, регулярно молился, не пил ничего, кроме воды, не ел свинины, даже если ее называли говядиной. Он был настроен более воинственно в отношении Полюса, и в черных глазах его загорался огонь мрачной решимости, когда речь заходила о включении арабов в маршрутную группу. Почти сразу же по прилете Ибрагим приступил к тренировкам. Он исключительно прямо держался на лыжах и передвигал ноги, не отрывая их от поверхности и используя палки только для поддержания равновесия, отчего напоминал космонавта в невесомости. Что касается Мустафы, то он прекрасно чувствовал себя и без тренировок и в основном проводил время в кают-компании.

Было решено, что для ускорения темпов нашего движения при киносъемке Лоран будет использовать снегоход. Механиком-водителем снегохода назначили Джона Стетсона. Утро принесло ухудшение погоды и нерадостное сообщение о том, что самолет DC-6 из-за нехватки горючего приземлился на Кинг-Джордже и до сих пор там сидит, поскольку на Кинг-Джордже не нашлось бензина, подходящего для этого археоптерикса. Таким образом, судьба экспедиции Месснера и всех журналистов, находящихся сейчас здесь в базовом лагере, оставалась пока весьма неясной.

Когда я утром пришел в кают-компанию, там было уже многолюдно. Месснер, тщательно выговаривая слова, беседовал со своим адвокатом в Пунта-Аренасе, обсуждая с ним возможные пути преодоления назревающего конфликта с компанией «Адвенчер нетворк», которой его спонсоры уже заплатили за транспортные операции около 400 тысяч долларов. И мы, и Месснер уже склонялись к мысли о том, что как его, так и наши деньги были использованы авиакомпанией на совершенно бессмысленную, с нашей точки зрения, сделку по покупке старого DC-6 вместо того, чтобы арендовать, как это успешно делалось до сих пор, самолет DC-4. Уилл, верный своей привычке все записывать, находился рядом с портативным диктофоном.

В 8.30 состоялась радиосвязь с Востоком. Я поговорил с начальником станции и моим старинным другом Сашей Шереметьевым. Слышимость была не слишком хорошей, но мне удалось понять, что ребята нас ждут, очень надеются на встречу и даже специально подготовили концерт. Температура, по словам Саши, уже начала подниматься и днем составляла уже всего минус 50 градусов. После этого приятного сообщения шансы Мак-Мердо на встречу нашей экспедиций стали падать.

Относительно горючего договорились таким образом: Месснер начинает его использовать для заброски в точку старта которую он определил на пересечении 82-й параллели с 74-м западным меридианом. Ему необходимо было около пяти бочек керосина, остальное же мы решили пока оставить на крайний случай, надеясь на то, что DC-6 все-таки начнет лежать и доставит необходимое горючее на холмы Патриот.

Вторую половину дня занимались подготовкой нарт и сортировкой продовольствия. У нас с Этьенном праздник: новые нарты нансеновской конструкции с нормальными стойками и не слишком новый примус, доставшийся нам в наследство от Джефа с диагнозом «Негоден к эксплуатации». Я заменил «больному» генератор — тонкую трубочку специальной конструкции, по которой топливо подается к горелке, и примус сразу же весело запел. Теперь и мы с Этьенном сможем, как все люди, готовить одновременно и первое, и второе. На радостях, прежде чем идти на ужин, мы устроили себе небольшой праздник. Среди прочих подарков, привезенных нам Лораном, были шесть удивительно красивых прозрачных конвертов с огромными тонкими нежно-розовыми пластами лососины. Все было оформлено так красиво, что можно было есть эту чудную рыбу прямо с упаковкой. Мы начерно закусили балыком с водочкой, а затем пошли на ужин.