Черный пес Элчестера - Ольга Митюгина

- Вам надо отдохнуть.

Жоффруа поднялся, уступая целительнице стул.

- Присядьте.

Девушка признательно улыбнулась, садясь. Облокотилась о столешницу и уронила голову на руки.

Ладони Жоффруа мягко легли на плечи, чуть сжались, ласково массируя...

Бьянка выпрямилась.

- Что вы делаете?

- Приятно? - наклонившись к ее уху, спросил бургундец, и флорентийка уловила в его голосе улыбку.

Бьянка не ответила, но его пальцы ощутили, что плечи девушки расслабилась...

Молодой человек продолжал разминать их плавными, сильными движениями. Бьянка прикрыла глаза, наслаждаясь теплом его ладоней, опасаясь только одного - чтобы он не пошел дальше... Но Жоффруа более ничего не предпринимал: не пытался ни расшнуровывать платье, ни приспускать его...

Горло перехватило от нетерпения.

Жоффруа слышал, каким неровным стало дыхание Бьянки, и, смеясь про себя, продолжал дразнить, оставаясь на грани дозволенного. И ощутил, как девушка откинулась назад, прижалась затылком к его поясу...

Он нежно приобнял свою целительницу, скользнув кончиками пальцев по шее, сам еле держа себя в руках. Соблазнять, не видя глаз, не видя выражения лица, вслушиваясь лишь в дыхание, в трепетание тела - в этом было что-то невероятно волнующее...

Он опустился на колени, согревая шею Бьянки дыханием, и легко дотронулся губами до чуть выступающего нижнего позвонка.

Девушка сильнее откинула голову назад, ласково потерлась затылком о его волосы. Жоффруа ответил ей, придвинулся ближе, губы нашли губы, а руки наконец потянули шнуровку платья...

Белая молния в руке. Ослепляющий жар. Зарево над пропастью.

Он стоял над гудящей темной бездной вечности на хрупком приступке, обломке площадки.

Зеркальный Путь...

Фрэнсис узнал бы это место и спустя сотни лет, что уж говорить о минутах...

Клинок полыхал, свет ревел яростно и уверенно, заглушая пение небытия. И в этот момент человеку, державшему меч, была предельно ясна суть и Лимба, и Зеркального Пути, и пропасти, что шептала и манила.

И Фрэнсис знал, что разум его не удержит и сотой доли этого знания, когда придет время вернуться...

Меч ожидал.

Ожидал его решения...

Ты же знаешь, что я не могу иначе. Помоги мне...

Тень пробежала по лучистому лезвию. Оно словно нахмурилось.

Какого черта! помоги мне!..

Пальцы жжет, черные-черные на фоне - не рукояти, нет, - кристалла света в ладони... фонтана сияния... белого ливня... сам Фрэнсис не более чем тень...и нет его...

Только свет.

Извержение гневного, негодующего, презрительного света.

Фрэнсис стиснул зубы. Его воля сплелась с тугой и хлесткой волей меча.

Ты. Выполнишь. То. Что. Я. Скажу.

Сжав раскаленную рукоять, рыцарь сделал шаг в пропасть.

И ветер взвыл в его ушах, вздыбил волосы над головой. Фрэнсис летел, как падающая звезда...

Клинок ревел, увлекая человека вниз, как взбешенный водоворот. Перед глазами молодого лорда крутился мрак...

Круги.

Дьявольская спираль.

И вот внизу два порхающих мотылька... две трепещущие белые точки...

- Харальд!..

- Фрэнсис?!

Белые холодные пальцы сжали руку, и рядом - глаза в глаза! - полное изумления лицо Харальда...

...так безумно, безумно, безумно похожее на лицо Дика...

Такое юное...

Лезвие с криком рассекло тьму одним ослепительным движением, и она опала порванным занавесом, и Фрэнсис увидел туман, почувствовал брызги на лице, и до слуха его донесся далекий гул прибоя...

Море, скрытое мглой...

Пальцы разжались, и Харальд полетел вниз, в белесую пелену.

Фрэнсис ощутил сильный толчок, меч в его руке вспыхнул мириадом мерцающих искр - и пропал.

...Он сам оставит тебя, если ты сделаешь что-либо неугодное пред очами Господа...

И пусть.

Юноша не жалел ни о чем.

Он просто падал...падал...

В черную пропасть беспамятства.

...Фрэнсис не сразу осознал, что темнота перед его глазами - это не запредельный мрак потусторонних мест, а всего лишь темнота под веками. Что голова покоится на мягком тепле подушки, а тело укутано плотным одеялом.

И тишина... Золотистая тишина догорающей свечи, мир сонного дома...

Лорд Элчестер раскрыл глаза.

Крестовина балдахина под потолком, смутно угадываемая в трепетании свечного фитиля, тяжелые складки бархата у изголовья, за прозрачной кисеей полога бьется мотылек пламени...

Рядом, уронив голову на подушку, спит Мили.

Граф улыбнулся, приподнявшись на локте и глядя на жену. Бедная... Круги под глазами, бледность...

- Все позади, любимая, - шепнул он, нежно проводя пальцем по щеке Милисенты. - Все теперь будет хорошо...

Он больше не чувствовал ни тошнотворной слабости, ни убийственного головокружения. Не слышал биение крови, сводившее его с ума... Нашарив в изголовье гирлянду чеснока, юноша сел, отломил дольку и, озорно улыбнувшись, отправил в рот.

Рыцарь упорно жевал ее, чувствуя, как едкий сок жжет язык и щеки, морщился - и смеялся...

"Я человек, черт подери всех на свете вампиров... Я - человек!"

Фрэнсис хохотал уже в голос: от невероятного, немыслимого облегчения...

Его смех разбудил Милицу, и она, приподнявшись на локтях, сонными, изумленными, но счастливыми глазами смотрела на мужа.

- Фрэнки...

Он обнял ее, не отрывая серьезного и сияющего взгляда от ее лица.

- Я вернулся, любимая.

Мили вдохнула такой резкий, такой аппетитный запах чеснока - и тоже засмеялась.

Они хохотали, целуясь, но, когда граф попытался перейти к более решительным действиям, Милица вынуждена была его остановить.

- Прости...

Девушка, волнуясь, рассказывала обо всем, что случилось днем, а лицо Фрэнсиса становилось все тревожней.

- Глупышка, - шепнул лорд, прижимая ее к себе. - Ну кто тебя просил таскать меня?.. Отдыхай, спи. Тебе нужен покой... И... прости за то, что заставил пройти через все это...

- Тебе не за что извиняться, - шептала в ответ его ненаглядная. - Ты самый лучший, самый прекрасный муж на свете...

Она уснула в его объятьях, прижавшись к груди, а граф остаток ночи любовался лицом Мили, целуя ее и поправляя одеяло на плечах, как влюбленный пятнадцатилетний мальчик, и сам уснул только под утро.

Глава XXIX

Бьянку разбудил стук в дверь. Стучались из коридора, не из гостиной...

Девушка поморщилась: так не хотелось вылезать из теплой постели, от мужчины, с которым было так хорошо...

За окном едва занимался рассвет: только светлело небо над далекими шпилями колоколен и башнями замка.