Морфология сознания. Том 2 - Сергей Вячеславович Савельев

растут за счёт работы врождённых инстинктов и простейших физиологических регуляций. В их основе лежат древнейшие принципы работы нервной системы и внутренних органов. Чем дольше в эволюции позвоночных существует тот или иной рефлекторный механизм, тем надёжнее он будет работать после рождения ребёнка. Любые свежие эволюционные приобретения делают развитие менее устойчивым. Достаточно вспомнить о незаросшей сердечной перегородке у новорождённых. Это состояние естественно для крокодилов, четырёхкамерное сердце которых имеет такое же отверстие, но никогда не зарастающее. У млекопитающих его нет, но эволюционные и морфогентические рецидивы портят нам жизнь и требуют раннего хирургического вмешательства. По этой причине эволюционная древность неврологических рефлексов является гарантией надёжности. Наиболее консервативные инстинктивно-гормональные механизмы регуляции поведения формируются первыми в самых зрелых областях мозга.

В головном мозге ребёнка раньше всего дифференцируется архаичная лимбическая система. Она содержит множество центров, определяющих инстинктивно-гормональные формы поведения. Именно в этом комплексе ядер и формируются первые запечатления различных форм поведения. Все они происходят в виде бессознательного запоминания (имплицитная память). Зачастую дети никогда не повторяют однажды сказанного и без напоминания взрослых не вспоминают о своём гениальном выступлении. Дело в том, что через несколько лет большая часть этих запечатлений будут полностью заменены или сильно модифицированы. Ненадёжность ранних запечатлений обусловлена быстрым образованием отростков и связей нейронов, которые глубоко модифицируют или заменяют несущественные запечатления. Однако на первом этапе развития примитивные случайные запечатления позволяют детям лучше социализироваться и быть похожими на взрослых. Довольно часто дети начинают очень уместно рассуждать о высоких материях, весьма туманно понимая произносимые слова. Как же происходит столь яркая и кажущаяся разумной реализация этих запечатлений?

В этом случае мы сталкиваемся с эффектом говорящего попугайчика. Всем хорошо известно, что многие птицы копируют речь человека. Большинству обывателей кажется, что некоторые птицы очень уместно, осмысленно и точно повторяют заученные слова и фразы. При этом есть подозрение, что понимание слов неполное, хотя попугайские комментарии часто очень своевременны. К сожалению, птицы запоминают и копируют различные слова, не понимая их «человеческого» смысла. Это действительно так, поскольку у птиц нет неокортекса, а звуковые сигналы обозначают не смысловое, а эмоциональное содержание любого контакта. Иначе говоря, птица запоминает сочетание звуков как сложный эмоциональный сигнал, обозначающий конкретную ситуацию. Попав в аналогичный по эмоциям комплекс взаимодействий с окружающим миром, птички начинают произносить символы ситуации — человеческие слова. Каждый раз птицы подбирают слова или фразы в соответствии с эмоциями. Чаще всего этого достаточно, поскольку слушатели отлично додумывают смысл речи и игнорируют ошибки. Возникает иллюзия осознанного понимания речи и произнесения слов.

Примерно на такой же эмоционально-контекстной базе и имплицитном запоминании основаны философские речи малолетних мыслителей. Гениальные вещуны от ночных горшков используют слова взрослых, которые засели у них в голове в результате имплицитного запечатления рассуждений взрослых. Это происходит примерно следующим образом. Допустим, что ребёнок играет в пупсика и совершенно не слушает разговоров дядей и тётей. Если в этот момент времени растущие отростки нейронов мозга будут активно и массово образовывать синаптические контакты, то любые подслушанные рассуждения взрослых перейдут в долговременную память. Даже в активно растущем мозге это впечатление будет довольно длительным, поскольку в него вовлечено очень много синаптических связей между нейронами. В подходящих условиях малолетний подслушиватель поменяет полученные сведения на обожание наивных родителей.

Дети более умело, чем попугаи, манипулируют неосознаваемыми речевыми конструкциями. Их мозг больше, чем у птиц, а это заметно расширяет возможности примитивной комбинаторики из непонятных слов. Дополнительным стимулом для развития детского словоблудия является щенячий восторг взрослых, трепетно внимающих истинам попугаев или малолетних балбесов. Их искреннее внимание поддерживает культ личности, гарантирует рост дурацких навыков имитации ума, самомнения и фальшивой доминантности ребёнка. В конечном счёте через несколько лет это приведёт к социальным проблемам подросткового периода развития. Фальшивая гениальность окажется свойством первичного сознания и мозговой пустоты, которая будет заполнена традиционными проблемами.

Трудность состоит в том, что первичное детское сознание формируется преимущественно на основе лимбической системы. Структуры лимбической системы сложились и эволюционировали в несколько раз дольше как неокортекса, так и неостриатума. Они дифференцируются очень рано, вместе с сенсомоторными областями ствола и аналитическими центрами мозжечка головного мозга. Постепенно возникающая кора и обслуживающие её структуры играют вспомогательную роль хранилища слуховой, зрительной и соматосенсорной информации. Более зрелые центры лимбической системы подчиняют своим задачам как корковые, так и неостриарные структуры. Механизм загрузки и извлечения детского личного опыта построен на опережающем созревании лимбической системы. На этом этапе формирования мозга её активность никак не связана с гормональной дифференцировкой, а выбор стратегии поведения определяется адаптивными механизмами биологического выживания и конкуренции.

Следует отметить, что структуры, входящие в лимбическую систему человека, развиваются неравномерно. Существует гетерохрония закладки и последующей дифференцировки отдельных ядер. Это означает, что одни группы нейронов начинают функционировать быстрее, а другие — медленнее. Те центры, которые созревают быстрее, раньше начинают участвовать в запечатлениях, а имплицитная память создаёт первичную поведенческую настройку будущего сознания.

Рассмотрим это явление на конкретном примере с участием одной из древних структур переднего мозга — миндалины (amygdala). Этот комплекс ядер расположен в ростровентральной области переднего мозга человека (Савельев, 2005а). Он входит в состав лимбической системы и является важной частью инстинктивно-гормональной регуляции поведения. Миндалина — большое и неоднородное образование, состоящее из нескольких ядер. При формальдегидной фиксации в мозге взрослого человека она обычно занимает объём около 1000 мм3. При этом известная на сегодняшний день индивидуальная изменчивость довольно велика.

У взрослых людей, независимо от пола и возраста, миндалевидный комплекс может различаться по объёму более чем в 2 раза (Савельев, 2018а). Миндалина имеет довольно чёткие границы, хорошо различимые при магнитно-резонансном сканировании мозга, что позволило провести детальные прижизненные исследования этого интересного центра мозга (Uematsu et al., 2012).

Исследовав 109 человек от рождения до 25 лет, авторы провели количественную оценку объёма миндалины у 57 девочек и 52 мальчиков. Оказалось, что миндалевидный комплекс детей достигает объёма взрослого человека к 10—11 годам. Это означает, что основной центр агрессии лимбической системы формируется на пороге полового созревания. При этом 70—75% объёма, соответствующего взрослому человеку, миндалина достигает только через несколько лет после рождения. Индивидуальная изменчивость миндалины в прижизненных исследованиях оказалась примерно такой же, как и при гистологическом изучении мозга умерших людей. Объём, а следовательно, и число нейронов различались более чем в 2 раза (Uematsu et al., 2012). Вполне понятно, что средние размеры миндалины в прижизненном исследовании оказались несколько больше, чем было известно из гистологических измерений.