Бермуды - Юрон Шевченко

Коляныч, вспомнив политическое положение в стране, завелся и крепко обложил украинский политикум. В тот вечер больше всех досталось президенту. Петерсен тоскливо посмотрел на уже накрытый стол и поддержал речь нового друга фразой, которую разучил с Арнольдом. Показав указательный палец, Петерсен произнес: «Ето мой пальец».

Коляныч, улыбнувшись, сказал:

– Ты неправильно показываешь.

Взял руку Петерсена и сложил fuck. Петерсен улыбнулся и показал fuck телевизору. Коляныч щелкнул выключателем, экран потух, дворники остановились.

– Садись, – предложил хозяин, – сначала вздрогнем, потом попыхтим. Они чокнулись и выпили. Коляныч налил снова, подошел к двери и чуть замявшись, сказал.

– Я закрою на всякий случай, а то опять этот… припрется.

Петерсен уже расслаблялся. Жевал конфету и наблюдал, как хозяин закрыл дверь на ключ и поднял рюмку.

Дверь была обклеена фото генеральных секретарей всех времен и народов, которым Коляныч приделал дивные женские тела. Экспозицию открывали Ленин, Сталин, Троцкий, Калинин, Хрущев в крайне изысканных позах. Генсеки демонстрировали прелести, вырезанные из порножурналов. Был представлен весь соцлагерь, все дружественные режимы. В эту компанию попал и попсовый партизан Че Гевара. Коляныч повесил его рядом с другим симпатягой – Иосифом Броз Тито.

Облагородивший таким образом коммунистическое движение, Коляныч прибил вверху табличку, украденную с электрического столба. Череп с костями и надписью «Не влезай, убьет!».

– Дорогие генеральные секретари, – обратился к двери пьяный Коляныч, – разрешите выпить тридцать пять капель за украинско-шведскую дружбу.

Потом он легонько чокнулся с носом обладателя безукоризненного дамского тела – с дорогим Леонидом Ильичом – и выпил.

Коляныч

Коля родился и вырос на зоне в семье «кума». Палитра его (Колиных) детских воспоминаний состояла из белого снега и государственных красок СССР – серой, грязно-зеленой, сурика, черной. И еще – отсутствие горизонта. Заборы, колючая проволока, лай собак, спины зеков, долгие зимы, низко висевшее тусклое солнце, руки матери, укутывавшей его в противный колючий шарф, вонючий рыбий жир, портрет товарища Сталина. Коле все нравилось – другого мира он не знал. Первое потрясение принесли книги с картинками. Оказалось, что где-то растет дерево пальма, и в теплых водоемах обитают розовые птицы фламинго.

Однажды Коля спросил: «Папа, а почему мы тут живем?» Отец показал на портрет и ответил: «Мы помогаем товарищу Сталину наводить в стране порядок, а жить мы можем где угодно, куда партия пошлет, там и жить будем. Широка страна моя родная. Мы стоим на страже порядка». Сына ответ устроил, и он решил тоже стоять на страже порядка. Отец демобилизовался. Семья переехала на родину матери – Украину. Товарищ Сталин тоже поехал с ними и висел уже в другой комнате, в окна которой стучались вишни и цветы с упоительным названием – мальвы.

Отгремел ХХ съезд, наступила «оттепель», в Москве на выставке в Сокольниках американцы угощали посетителей кока-колой. Папа, вглядываясь в простецкое лицо кукурузного генсека, еще ничего и не поняв, снял со стены товарища Сталина, свои грамоты от НКВД и спрятал в шкаф до лучших времен.

Коля ходил в пятый класс. Однажды папа повез сына на экскурсию в Ригу, там жили какие-то дальние родственники. На Рижском вокзале к ним подошел здоровенный мужик без радости в глазах и тихо сказал: «Вот, сука, мы и встретились». Мимо проходил милиционер, это их спасло. Расстроенный отец купил билет на ближайший поезд домой. И не выходя в город, просидели на вокзале. С Ригой не сложилось. Эта история укоренила в Коле мысль, что порядка очень мало. За него нужно бороться.

Он занялся спортом, пошел в секцию самообороны без оружия. Самбо. С того времени все проблемы Коля решал кулаком. Технику боя оттачивал на улице. Начал с одноклассников, потом переключился на старших. Коля частенько стал появляться дома с набитой мордой. Это бодрило и закаляло. Коля познакомился и подружился с Шурой, тот тоже стремился постигнуть законы гармонии мира. Вдвоем они построили свой район, обложили всех данью, подавили оппозицию, утопив ее в терроре. Через полгода Коля приобрел чешский мотоцикл «Ява», рубаху с тропическими ананасами, печатку величиной с паровозную гайку и поверил в легендарную фразу: «Мужчиной называется человек, у которого есть деньги, все остальные – самцы».

Достигнутое вселило в Колю огромную уверенность. Поэтому на вопрос швейцара валютного бара: «Товарищ, куда вы идете? Это бар для иностранцев!» – Коля с наездом интересовался: «А я кто?»

Друг Шура вскоре отправился в длительную командировку на зону и там продолжил постижение законов гармонии мира. А у Коли появилась невеста. Но через год он получил повестку явиться в военкомат. Родина просила его на службу. Девушка обещала ждать. Коля обещал жениться.

Коля попал на флот. Флот ему очень понравился. Служба на крейсере воскресила его память о зоне и проведенных на ней детских годах. Ограниченное пространство, одинаковые одежда и еда. Слабое «Я» сливалось в могучее «Мы». Становясь частью коллективной деятельности, направленной на поддержку порядка, только теперь мирового, Коля и его корабль в составе эскадры сильно трепали нервы странам НАТО, пугали государство Израиль, терлись бортами с кораблями шестого флота США, заставляя кипеть Средиземное море. И если Джон показывал Коле средний палец. Коля показывал ему в ответ – по локоть.

Три года прошли приятно и быстро. Он возмужал, закалился и превратился в Коляныча. Видного брюнетистого мужчину крепкого телосложения с правильными чертами лица. Его экстерьер не портил густой волосяной покров, начинавшийся сразу же ниже бритой шеи. Казалось, что Коляныч никогда не снимает черной мохеровой футболки. Всем, кто видел его обнаженным, теория Дарвина не казалась такой уж вздорной. Колю факт близости к приматам нисколько не беспокоил, хотя из-за этого ему пришлось отказаться от татуировок, – их негде было делать, разве что на седалищных мешках.

Коляныч на крыльях летел домой. Крылья дрогнули возле буфета железнодорожного вокзала. В буфете был один посетитель.

– О, дембель, ко мне, угощаю.

– Я пью только коньяк, – предупредил Коляныч.

Посетитель согласился.

– Через семнадцать минут мой поезд, – объяснялся он, разливая по стаканам. – Ну, будь! Ты местный? Город у вас чудесный и бабы красивые. Вчера такую бурную ночь провел, копыта до сих пор дрожат!

– С этой? – строго спросил Коляныч и вынул из кармана фотографию невесты.

Парень побледнел.

– Дембель, извини, откуда ж я знал.

Расставались ускоренно. Этим вечером, возвратившись домой из армии, Коляныч, ничего не объясняя, побил девушку-невесту.

Потом у него было много романов, но все они заканчивались одинаково – на прощание Коляныч бил бывших подруг. Именно в тот период, когда у женского населения Коляныч постепенно приобретал репутацию душегуба, он изготовил макет крейсера «Маршал Головко», на котором проходил службу.

Такое времяпрепровождение полностью изменило его жизнь, Коляныч засел за книги, стал собирать каталоги и журналы. Хобби засасывало его в мир уже знакомый. В котором команда и судно – единый организм, организм, наделенный коллективным разумом, как у африканских копытных, морских млекопитающих или перелетных птиц. Мир новых дорог, где орудуют две стихии, а космос к тебе так близко, что его можно потрогать, мир, где ночь отражается миллионом огней чужих портовых городов, мир, в котором нет места визгливым, жадным и глупым бабам. Чем больше Коляныч узнавал людей, тем больше любил свои триеры, драккары, джонки, клипера, фрегаты, броненосцы…

Несколько лет прошли, как один день, в гармонии и радости созидания. В 1991 году коллекция превысила 800 единиц, и ей физически стало не хватать места. Кризис в стране совпал с кризисом в жизни Коляныча. Коляныч работал на семи полставках художником-оформителем, выпуская стенгазеты и обновляя доски почета. А с этого момента доски почета стали напоминать надгробные памятники уходящей эпохе. Коляныч снова стоял, поеживаясь, на свежем ветру новой жизни.

Нужно было заботиться о хлебе насущном. Он ходил по узким проходам, цепляясь за такелаж своих любимцев, и сходил с ума. Весь дом, включая кухню и коридоры, были плотно заставлены кораблями. Коляныч переехал жить в гараж.

Реконструкция кооператива «Бермуды» к тому времени закончилась. Коляныч получил великолепно реконструированную собственность. По его проекту гаражные стены были подняты на два метра. На крыше разместилась стеклянная веранда, по периметру гаража был вырыт подвал, в котором хватило места для санузла с ванной, стиральной машины и кухни с холодильником. Гараж был оснащен кондиционером и бошевской системой отопления. «Какой же я все-таки молодец, что вложил все бабки в эти акции», – думал Коляныч, осматривая свои хоромы.