Бермуды - Юрон Шевченко

– Ваня, что же ты молчишь, тебе, что, фильм не понравился? – спросил Кока.

Вдруг Хунька ударил ребрами ладоней друг о друга, свернул особым способом язык, издал нечленораздельный жуткий звук, загоняя себя в транс. Он врезал Коку по шее, с разгона прыгнул, ударом головы распахнул ворота и скрылся.

На следующий вечер пацаны стягивались к Хунькиному дому. И он явился народу. Во двор вышел терминатор, одетый в фуфайку со вставленной доской, для увеличения плечевого пояса. Из-под ремня торчали два небольших топора и несколько ножей. Ручки ножей также выглядывали и из голенищ его сапог. На левом плече веревкой была привязана медная емкость с керосином. На голове красовалось сомбреро, украшенное черной меткой с Веселым Роджером.

– Ну, как я? – спросил Хунька.

– Клево, – согласился Петька.

– Ну, тогда надорви рукав.

Петька с удовольствием порвал фуфайку.

– Теперь порядок.

И тут с ними поравнялась пара пожилых прохожих. Хунька бросил в лужу кусочек натрия. Он оглушительно взорвался, пара подпрыгнула.

– Идиот, – закричал дедушка.

– Шо-о-о? – Хунька хлебнул из баночки керосин, зажег спичку и метнул в обидчика столб факирского огня. Дедуля, подхватив спутницу, быстро отступил.

– Будем ждать телок после танцев.

Без двадцати одиннадцать появились самые примерные девушки, торопившиеся в общежитие до закрытия. Путь им преграждала страшная фигура. Хунька извергал огонь, издавая жуткие утробные крики. Почуяв запах паленого мохера, ослепленные керосиновыми вспышками, девушки, дико вереща в первобытном страхе, бросились наутек.

Хунька с криком: «Я вам, бля, покажу последний день Помпеи», – преследовал их. Отгонял огненными струями от стайки одну и, забегая то с одной, то с другой стороны, громко стуча копытами, доводил будущую медсестру до обморока.

Его фантазия была безгранична. Когда рабочие зеленхоза обрезали деревья, Хунька несколько часов втаскивал большую ветку клена на каштан. Просидел в засаде еще несколько часов, дожидаясь своего триумфа. Когда молодежь, возвращаясь с танцев, остановилась под деревом, Хунька с диким криком упал с веткой вниз. Эффект превзошел все ожидания.

В спорте он дал свое имя легендарному рекорду, никем не побитому до сих пор. Как-то в кинотеатр привезли боевик про индейцев, кажется, «Золото Маккены». Денег на билеты не хватало. Граф, Хунька и Кока решили выиграть их в очко и продули последнюю мелочь. После небольшого совещания Хунька предложил одноклассникам пари. Они делают ставки, а он дописает до третьего этажа родной школы. В случае Хунькиного фиаско все ставки будут честно погашены в тройном размере. Банк быстро рос. Школьники посчитали это мероприятие выгодным вложением денег. Малых погнали в гастроном за мочегонным лимонадом. Хунька уложил три бутылки и стал ждать позыва. Прошло десять минут. Дозревший Хунька пошел на рекорд.

Граф и Кока следили за порядком. Из десятка участников пари избрали достойных судей. Остальных попросили наблюдать за соревнованием на некотором расстоянии. Хунька проделал гимнастические упражнения, закрыл глаза, сосредоточился, потряхивал кистями рук. Резко отошел на метр от стены, быстро обнажил «снаряд», зажал крайнюю плоть пальцами. Толпа оживилась, увидев раздувавшийся, как резиновый шар, прибор. Все ждали – хватит ли у него атмосфер для рекорда. Толпа затихла. Чуть отклонившись назад, Хунька резко, с разворотом выпрямился, одновременно ослабив пальцы, струя вырвалась наружу и ослабела только на стекле окна третьего этажа, бессильно рухнув на оцинкованный карниз. Вспыхнула овация, никто не жалел потерянных денег – зрелище того стоило. Все хотели пожать руку чемпиону, чемпион держался с большим достоинством. Рекорд принес компании поход в кино и пиво.

Родственники делали все, чтобы придать Хунькиной мозговой деятельности иную направленность. Брат подарил ему мотоцикл ИЖ в надежде, что Хунька увлечется техникой. Действительно, Хунька с друзьями пропал на месяц. А через месяц…

Город увидел бога войны, сошедшего с картин немецкого художника Отто Дикса. Мотоцикл был выкрашен в радикально черный цвет. Той же черной эмалью была покрыта дедова плащ-палатка. Голову украшала немецкая каска времен кайзера Вильгельма. Она была очищена от ржавчины, покрашена всё той же черной эмалью и декорирована козьими рожками. На груди Хуньки висела цепь с оловянным черепом. Он был серьезен и собран. Старуха с косой на заднем сидении создавала бы законченную экспозицию, хотя и без нее всё выглядело более чем убедительно.

О черном мотоциклисте заговорил город. Им даже стали пугать непослушных детей. А когда он с ревом проносился по улицам без глушителя с лицом, спрятанным под черным противогазом, крестились старушки и трухали даже взрослые пацаны. Апофеозом стал проезд около танцплощадки. Оживленная толпа вываливала на улицу, и тогда Хунька разгонял аппарат, потом, держась руками за руль, вставал ногой на сиденье и делал ласточку. Раздавался фирменный дикарский крик, который перекрывал рев мотоцикла.

За езду без номеров его неоднократно пытались остановить работники ГАИ. Хунька давил на газ, приподнимался, приспускал штаны и хлопал себя по заднице, давая понять гаишникам всю безосновательность их намерений. После этого уходил от них одному ему известными шуршами.

В тот роковой день мотоцикл капризничал и не хотел заводиться. Хунька, занятый чисткой свечи, попросил Коку проверить, есть ли в баке бензин. Невежественный Кока открыл крышку бака и зажег спичку, чтобы убедиться в наличии топлива. Бензин был! Сгорел не только мотоцикл, но и сарай. Пожар потушили пожарники, они и вычислили причину возгорания, найдя на пожарище труп мотоцикла. Большой шухер со скандалом и штрафом подвел черту под мотоциклетным периодом.

В который раз собрался расширенный семейный совет. Решили: эвакуировать Хуньку в Клайпеду. Там он закончил какие-то рыболовные курсы и через три месяца ушел в Атлантику. В родной город возвратился через полтора года. И явил третью смену имиджа.

На Хуньке были джинсы «Wrangler», голубая футболка с надписью «Vidima» (производитель унитазов ванн и раковин), при нем был кулек «Marlboro», в середине которого покоилась пластинка «Bee Jes», пачка сигарет с таким же, как у кулька, названием, несколько упаковок жвачки. Но больше всего впечатляла обувка – элемент униформы тореро плюс обязательный аксессуар одежды цыган, проживавших в Лас-Пальмасе. На туфли тиснением был нанесен местный орнамент, они были густо декорированы цветными стеклышками, кусочками меха, желтыми, будто золотыми, пряжками. Ансамбль дополнялся фальшивым ролексом с ремешком из мохнатого хвоста какой-то африканской сволочи. Образ завершали очки-капли с зеркальными стеклами.

В квартире он создал уникальный интерьер. Вошедшего встречали гигантские рога какого-то тропического козла, висевшие над пластмассовым гербом Санта-Круса. Под гербом веером расположились улыбавшиеся безвестные девушки с крупными сиськами и аккуратно подстриженными лобками. Фоном служило синее море с обросшими зеленью коралловыми островами. Старых черно-белых девушек он выбросил, оставив только любимую Мишель Мерсье. Коллекция топоров, ножей и заточек пополнилась сувенирными саблями и кинжалами. Привез он также литр виски «Джек Дениелс», кока-колу, сигареты и большой полиэтиленовый пакет с турецкой жевой. В 1975 году это было крутиссимо. Всё развешав и расставив, Хунька начал водить к себе девчонок на экскурсию.

Первому эшелону очень повезло. За секс с человеком, который вот этими руками трогал капитализм, полагалось: 1. Короткий рассказ о загранице. 2. Рюмка виски. 3. Стакан кока-колы. 4. Прослушивание пластинки братьев Джи. 5. Две сигареты «Мальборо» – до и после. 6. Жева на память.

Хунька внимательно следил, чтобы очередь не занимали дважды. Со временем паек пришлось сильно урезать. Роль виски исполняла тетьдунина самогонка. Закончилась кока-кола, иссякли сигареты, в пачках из-под «Мальборо» обнаруживался «Космос». Не всем доставались и жвачки. Отпуск подходил к концу. Хунька еле успел вылечить триппер, вывести с лобка насекомых и опять поехал ловить рыбу и дефициты…

Арнольд Израилевич прервал рассказ. Опять налили и выпили.

Уже порядочно врезаный Свенсен поменял кассету в диктофоне и, восхищенный услышанным рассказом, потряс «Филипсом».

– Тут материал для диссертации «Особенности национального характера»!

– Слушай, а зачем диссертация? – произнес Опанас Охримович, вытряхивая остатки еды из своей бороды. – Ну, прочитают ее три профессора – и всё. Напиши лучше книгу, я тебе даже название могу подарить – «Десять дней, перевернувших мое сознание».

Свенсен достал блокнот и законспектировал слова Опанаса.

– А как в дальнейшем сложилась судьба господина Хуньки? – спросил славист.