Все радости жизни - Павел Кодочигов

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

После окончания пяти классов (шестого в Шадринске не было) Камаеву и еще двум Сашам, Чистякову и Секачеву, дали направление в пермскую школу слепых, но он не просидел здесь за партой и одного дня — не понравилась директор школы, которая чуть что выходила из себя, топала ногами и кричала. Саша сорвался, нагрубил и на другой день оказался на улице с чемоданчиком в одной руке и палкой — в другой. Что делать? Прежде чем возвращаться в Сухой Лог, решил заехать в Шадринск, в свою школу, — там что-нибудь посоветуют. На вокзале услышал знакомый перестук палки: «Сашка Секачев! Он зачем здесь?»

— Тебя выгнали — я тоже решил уехать, — объяснил свое появление у железнодорожной кассы Секачев. — Из солидарности, — добавил он.

Первое чувство благодарности тут же перехлестнуло другое, и Саша стал уговаривать товарища вернуться в школу:

— Меня выдворили за дело, а ты при чем? Давай-ка…

— Не. Я с тобой, — стоял на своем Секачев.

Подсчитали деньги. Их хватило на то, чтобы купить билеты до ближайшей станции. Сели в поезд, забрались на третьи полки и поехали.

Ночью растолкал милиционер:

— Эй, огольцы, ваши билеты?

Протянули.

— Во дают! Вы от своей станции километров сто отмахали. А ну, слазьте!

— Нам в Шадринск, дяденька!

— Тогда и билеты надо до Шадринска брать. Все дурнее себя ищете? Нету сейчас таких. Слезайте, и на первой станции я вас высажу — пешком потопаете!

— Дождь на улице, и куда они ночью-то? — раздался жалостливый голос проводницы. — Пусть уж едут — темные они.

— А что ты раньше молчала? — взорвался милиционер. — Ладно, лежите там, но чтобы тихо у меня!

Милиционер ушел, а проводница скоро появилась вновь, протянула наверх по куску хлеба:

— Пожуйте, голодные небось…

Семейный разговор проходил трудно, с большими перерывами и тяжелыми вздохами. Сначала выговорились обе тетки — Наталья и Анна, потом за виновника взялся муж Натальи — дядя Доня:

— Значит, из-за упрямства ты свою жизнь и перечеркнул?

— Нет, из-за отношения.

— Ишь ты! Он уже и отношения к себе особого требует! А о том, что его, это отношение, надо заслужить, подумал? Где там! Тяп-ляп — и в лужу… Эх, Саша, Саша, надеялся я, что хоть ты у нас грамотным будешь, а теперь? С пятью классами так и останешься? Тоже, конечно, образование, но…

Все было правильно в этих словах, и потому они били особенно больно. Саша молчал. Ему нечего было сказать в свое оправдание ни дома, ни в Шадринске — поступил действительно неразумно, по-мальчишески. В школе его тоже отругали крепко, но и помогли, определили на работу в Челябинскую область, в районный центр Нязепетровск.

— Это же у черта на куличках, — прервал молчание дядя Доня. — И как ты там один жить думаешь? Были бы глаза, куда ни шло… — Он свернул цигарку, затянулся. — Вот что, парень, поезжай-ка ты лучше в Пермь, повинись, авось и примут обратно.

— Нет, не поеду, — отказался Саша, — а учиться я и в Нязепетровске смогу.

— Там есть школа слепых? — обрадовался дядя Доня.

— Я в обыкновенной буду.

— Ну, Саша, я считал тебя умным, а ты… — дядя Доня подошел к окну и со злостью выбросил цигарку. — Все! Что с ним толковать — выпрягся парень!

В Нязепетровск, большое, раскинувшееся на холмах село, с базаром по воскресеньям, двумя магазинами и столовой в центре, дощатым тротуаром, ведущим к райисполкому, Саша приехал в солнечный и погожий день. Вышел из раскаленного вагона, отдышался и услышал скрип телеги, потом голос мужчины средних лет:

— Тебе куда, парень?

— В артель пимокатов.

— Садись, довезу, все равно пассажиров нет.

В артель Сашу направили культурником — учить слепых рабочих грамоте. Приняли «первого преподавателя» хорошо. Лучший мастер — Петр Полушкин сводил в магазин, показал дорогу в столовую. Другой — Павел Темников устроил на квартиру, однако первая беседа с пимокатами едва не оказалась и последней. Учиться писать и читать артельщики не хотели.

— Нам это ни к чему, — говорили. — Мы валенки и без грамоты катать можем. Да и сам рассуди: наши пальцы грубые и твои точки не почувствуют. Дай-ка букварек пощупать! Так и есть — неровности чувствую, а как они расположены, сам аллах не разберет. Правильно, что в стране неграмотность ликвидируют, это мы одобряем, но это тех, у кого глаза есть, учить надо. А нас-то зачем? Да и поздно уже…

— Учиться никогда не поздно! — запальчиво возразил Саша, — Я сам только в одиннадцать лет начал!

Рабочие засмеялись:

— В одиннадцать! А нам знаешь ли по скольку? У тебя ум еще гибкий был — у нас уже шерстью покрылся.

— Возраст ни о чем не говорит, — не сдавался Саша. — Вначале я тоже не мог запомнить расположение точек, зато сейчас… Вот послушайте.

Прочитал небольшой рассказ из букваря. Попросили прочитать еще. Хорошо, что захватил с собой книжку Чехова. Часа два читал веселые рассказы любимого писателя. И хорошо, что догадался рассказать о Брайле и его системе.

— Да вы знаете, кто это для нас придумал?

— Кто, кто? Ученые небось…

— А вот и нет! Сын сапожника — слепой Брайль. Мальчишкой еще был! И после него ничего лучшего изобрести не могли. Пощупайте решетку. В каждой клеточке всего шесть точек, а в ней можно разместить шестьдесят четыре комбинации!

— У-у-у-у!

— Вот вам и «у-у-у-у»! В алфавите тридцать три буквы, так что и на знаки препинания, и на цифры остается. Разобраться в этих комбинациях и то интересно.

Еще с час уговаривал, пока Петр Полушкин не сказал:

— Ладно, я попробую, но если не получится, не взыщи.

Павел Темников тоже обещал попытаться.

— Ну, если Темников желает, то и мы тоже, — согласились наконец артельщики.

И как-то быстро втянулись в учебу. По вечерам аккуратно собирались в красном уголке, осваивали алфавит — всем вдруг захотелось научиться читать книги самим, читать много и так же быстро, как Саша. Раньше пимокаты не думали о самой возможности чтения и были спокойны. Теперь ими овладело такое нетерпение, что они были готовы учиться с утра до вечера. Саша часто рассказывал о прочитанных книгах, чем, сам того не подозревая, вызывал еще большее прилежание и заинтересованность.

Все хорошо образовалось и как бы само собой, без больших усилий с его стороны. С первой зарплаты купил валенки, рассчитал деньги на питание. Должно хватать при некоторой экономии. Вот если бы еще…

Школа была рядом. Через дорогу от артели сад, за ним и она. Днем он свободен, Сходил в районо, робко попросил, чтобы разрешили учиться. Над ним посмеялись. Пошел в райком комсомола. Там поговорили участливо, позвонили в районо и сказали, что ничем помочь не могут. Через неделю снова пошел в районо. Тот же красивый пожилой голос выговаривал на этот раз раздраженно: «Ты не можешь учиться вместе со зрячими. В наших школах повышенные требования, и потом существуют же специальные школы для слепых. Там и преподаватели имеют определенный опыт, и наглядные пособия соответствующие имеются… Нет, это совершенно немыслимо! Не будут же учителя только с тобой возиться — у них на руках целый класс…»