Все радости жизни - Павел Кодочигов

— Дома никого не было, а видел ли меня кто по дороге, не знаю. Я пообедал, накормил корову, еще немного опнулся и…

— Опнулся? Как это понимать?

— Ну, задержался. А сколько прошло времени, на знаю, я на часы не глядел.

— Где и когда вы в этот день видели Глотову?

— Глотову? Я ее не видел.

— А на ферме?

— Там ее муж с Серегиным пили.

А это как понять? Впрочем, могло быть и так: Белозеров ушел на конный, выпивка продолжалась, и в это время подошла Глотова.

— Когда вы возвращались на ферму после обеда, вы никого из знакомых на улице не встретили?

— Не, только свадьбу видел.

Вот оно! Пора бы привыкнуть к таким остреньким моментам. Ладно, ладно, волнуйся внутри, а лицо должно быть спокойным. А Миронов, значит, сознательно увел подсудимого подальше. Знает дело, знает!

— Где и когда?.

— Да на улице Мира. Они из избы выходили, и кто-то на гармошке играл.

— Подсудимый, вы помните, что я вам задавал этот вопрос? — голос Миронова стал жестким.

— Помню… — растерялся Белозеров.

— А что вы ответили, тоже помните?

— Что ответил?.. Сказал, что не видел.

— А сейчас «увидели»?

— Так вы спрашивали, как я за опилками ездил, а они толклись на улице раньше, когда я на ферму возвращался.

— У прокурора есть вопросы к подсудимому?

— Есть, — кивнул Хомутинин. — Белозеров, вы знакомились с материалами дела?

— Знакомился.

— Показания Савельевой помните?

— Помню.

— Вы говорите, что выпивали Серегин и Глотов?

— Но…

— Да не «но», а кто выпивал на ферме?

— Ну, Серегин и Глотов.

— Савельева же говорит, что с ними была и Глотова. Не можете объяснить, почему она видела трех человек, а вы только двух?

— Не знаю… Глотову я на другой день видел, когда мать пришла с ней ругаться и спрашивала, зачем она на меня врет.

— Только спрашивала?

— Но…

— Опять «но»! А кто на Глотову с вилами кинулся, вы или ваша мать?

— Да врет она! Никто на нее не кидался. Мать только схватила вилы и сказала: «Пырнуть тебе под бок, чтобы не трепала чего не было», и все.

— И все? Хорошо. Вы ездили на тракторах?

— Не…

— Подсудимый Белозеров, этот факт подтверждают многие свидетели. Почему вы его отрицаете?

— Я не ездил… Я не умею.

— Пусть так. Почему вы сбежали с фермы, когда приехали работники милиции?

— Не сбежал я, не сбежал! За опилками ездил. Спросите Савельеву! — почти закричал подсудимый.

— Белозеров, — четко выговорил прокурор Хомутинин, — мы спросим всех, кого надо и о чем надо, а пока суд допрашивает вас.

— Я не сбегал! Я не сбегал! — в отчаянье возразил Белозеров. — О милиции-то узнал, когда с фабрики приехал, а до этого…

— Подсудимый! Ну-ка спокойнее. Если будете так вести себя, мы удалим вас. Понятно? — вмешался Миронов. — У прокурора есть вопросы к Белозерову?

— Пока нет.

— У адвоката?

— Нет.

— Перерыв на пятнадцать минут, — объявил Миронов.

Председательствующим судебных заседаний редко приходится наводить порядок. Обычно люди сидят здесь тихо, проникаясь уважением к строгости и какой-то даже торжественности судебного следствия, творимого на их глазах. Во время допроса Белозерова в зале стояла полная тишина, лишь изредка прерываемая сдержанными вздохами. И эта тишина разом взорвалась, все с облегчением поднялись со своих мест и двинулись к выходу.

Анна Никифоровна подошла к Камаеву.

— Ну что, Александр Максимович? — спросила с надеждой.

— Что-что? Процесс только начинается. Скажите своему, чтобы вел себя потише.

— А он у меня такой: если неправда, ни за что не смолчит — хоть режь его!

— Это хорошо, но в суде не кричат!

— Я скажу, — помолчав, пообещала Анна Никифоровна.

После перерыва Миронов пригласил Савельеву.

В зале легкое движение, словно ветер ворвался в него и прошелестел сухими листьями — от показаний Савельевой зависит очень многое.

— Свидетель, суд вас предупреждает об ответственности за дачу ложных показаний по статье сто восемьдесят первой Уголовного кодекса РСФСР. Эта статья предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет. Распишитесь, пожалуйста, и расскажите, что вам известно по делу. Слушаем вас, — приступил к допросу Миронов.

— Красикову задавили двадцать восьмого апреля. Я в тот день пришла на ферму к семи утра, — голос Савельевой слегка подрагивает, она откашливается. Все нормально — так волнуется почти каждый свидетель. — И вот утром, позднее только, Глотовы и Серегин выпивали. Это точно. Я правду говорю. Глотова пьянее всех была, на ногах стоять не могла, все валилась. Что еще?

— Вы не помните, когда ушли домой?

— Около девяти. Глотовы и Серегин остались на ферме, продолжали пить.

— Вы пошли одна или с кем-нибудь?

— Я ушла одна, вернее, уехала.

— Во что был одет Серегин в то утро?

— Серегин?.. На нем был темный пиджак, какая-то зеленая рубашка и… серые брюки, сапоги…

— Он был на ферме в серых брюках?

— Вроде бы в серых. Ну, они не такие чтобы светлые, не праздничные, грязные, но серые.

— А волосы?

— Волосы у него еще длинные были, прямо на пиджаке лежали. Они у него темнее, чем у Белозерова, Белозеров намного выше Серегина, и я до сих пор не понимаю, как их можно спутать… Я была дома до одиннадцати. Это помню хорошо, потому что работала в саду, а будильник стоял на окне, и я все время на него поглядывала. Потом поехала на ферму, на это ушло минут десять — пятнадцать. На ферме был один Белозеров.

— Скажите, Савельева, от фермы до силосной ямы сколько примерно метров?

— Да это рядом, метров двести — двести пятьдесят. Я нагрузила силос, ну, сколько я его грузила? Минут двадцать — тридцать. Стала выезжать и встретила Белозерова — он спускался в яму. Я разгрузилась и поехала второй раз. Белозеров к тому времени нагрузился, и мы опять с ним встретились…

Сколько ни допрашивали Савельеву Миронов, народные заседатели, особенно прокурор, она дала те же показания, что и на предварительном следствии. Первое волнение ее прошло, женщина отвечала спокойно и уверенно.

— Свидетель Савельева, вы грузили силос минут двадцать — тридцать. Не мог в это время Белозеров увезти Глотову в поселок, совершить наезд и вернуться? — приступил к допросу адвокат.

— Нет.

— Почему?

— Так Глотовой в это время уже не было, а потом я бы услышала трактор.

— Кстати, вы видели трактор, когда вернулись после обеда?.

— Вот этого не помню, — после некоторого раздумья ответила Савельева. — Утром он стоял, а потом не обратила внимания.