Европад - Любовь Зиновьевна Аксенова

— Не скажи! Можно сколько хочешь читать о Чечне, но все эти статьи дают грубо искаженную картину. Впечатления очевидца ничем не заменишь.

— В двух словах не расскажешь… «Теория, друг мой, сера, но зелено вечное древо жизни».

— Ты на словах не экономь. Время есть. Вечер только начинается. Сейчас я новый чайник заварю. Может, сначала примем по стопарику?

— Нет, никак не могу. У меня и так жирная печень. После вчерашнего маюсь.

«Чай со слоном, некогда труднодоступная мечта русского интеллигента», — отметил Дмитрий.

Гриша хлопотал возле плиты, отсыпал точно по мерке, кипятил, процеживал. Одним словом, священнодействовал. Чай — одно из немногих его умений. Гость тем временем в который раз осматривал нехитрую обстановку в кухне.

Друг жил в стандартной однокомнатной квартире на Гражданке. В остальной России «на гражданке» — антоним «в армии». В Питере не так. Это просто район города в окрестностях Гражданского проспекта. Досталась Грише квартира от бабки-блокадницы. Успела прописать внука незадолго до смерти. Осчастливила до конца дней.

Обстановка в кухне, впрочем, как и в квартире в целом, была самая примитивная. Сборная стенка в комнате, творение умельцев из Прибалтики. Стол, пара стульев. Кресло-кровать. Книжные полки. Все как у людей. Телевизор с небольшим экраном, но японский и нестарый, видек. Компьютер пока в разделе мечтаний. «Надо будет подарить перед отъездом. Денег не возьмет, но перед возможностью шарить в Интернете не устоит».

Гриша уже справился с чайником, поставил на стол вазу с печеньем. Похоже, бабкина, хрустальная, из Чехословакии, скорей всего. Перешел к расспросам:

— Скажи, в чем главная проблема для эмигранта?

— Ты что, тоже в ту степь смотришь?

Гриша слегка смутился, но постарался виду не подать.

— Да нет… Куда уж мне. Поздно эту бодягу начинать. Хотя, если поискать, немецких дедушек и еврейских бабушек в роду найти можно.

Справились с одной чашкой чая. Принялись за вторую.

— Расскажи, как у вас с преступностью. Нас она совсем заела. Смотришь западные фильмы, везде горы трупов и море крови. Что здесь, что там.

— Отношения к действительности не имеет. Если чем и стоит восхищаться на Западе, так безопасностью жизни. Особенно в Европе. Канаде. В Нью-Йорке чуть хуже. В Берлине, городе с населением три с лишним миллиона, погибает один человек в день. Репортеры с ног сбиваются, чтобы вытащить на первую полосу убийство. Получается не всегда. Чаще всего — любовные драмы. Ревность, отвернутая любовь. Редко — школьники с неустойчивой психикой начинают действовать по американским образцам, открывают стрельбу по учителям и одноклассникам. В этом смысле — тишь да благодать.

Без водки разговор плыл лениво и благопристойно. Ни хрена, ни редьки, ни огонька. Словно неторопливая жвачка для тех, кому уже нечего переваривать. Сидели, как на школьном уроке.

— Конечно, для меня это теоретический вопрос, но все-таки. В чем главная проблема для эмигранта: перемена климата, ностальгия, трудности с работой?

— Все проблемы укладываются в четыре слова: чужой язык, чужая культура. Законы сформулированы так, чтобы мы как можно дольше оставались внизу. На местных работали. Только оказавшись в другой стране, понимаешь, как много значит язык в нашей жизни. Это — как воздух. Часто ли мы о нем вспоминаем? В эмиграции люди долгое время способны выразить лишь самые простые мысли, произнося их с русским акцентом. Это позволяет спросить о цене в магазине, показать больное место врачу, но не более того. Уже сказать, что болит под ложечкой, что боль тупая, острая, жгучая, терпимая, бывает трудно. Мы кажемся окружающим глупее и примитивнее, чем есть на самом деле, и постепенно такими становимся. Есть закон биологии: если орган не используется, он атрофируется. Мозги без языка не работают. Старшее поколение достаточно быстро замыкается в рамках семейных проблем, русских газет и ТВ. Результат известен. Быстрое старение, смерть. Что значит образованному человеку остаться без театра, поэзии, изящной шутки и анекдота?

— Да, пожалуй, это трагедия…

— Еще какая! Помимо того — джунгли. Законными методами в любой момент без копейки оставят. Способов — миллион. Не успеваю отслеживать. На каждого простофилю — по новому методу. Веяние времени, что ли… Как у Окуджавы: «На каждого умного — по дураку, все поровну, все справедливо». Ледниковый период в сердцах человечества. Мороз час от часу крепчает. «Распалась связь времен». Скоро без адвоката в сортир сходить нельзя будет. Раньше этим славилась Америка. Теперь в затылок ей дышит Европа.

— Что из этого следует?

Дмитрий взглянул на часы. «Время сегодня какое-то странное. Неживое. Сидим, сидим, а ночи нет. Или потому что без водки?»

— То и следует. Пока существуют страны-изгои и люди третьего сорта, всегда будет горючий материал для больших и малых пожаров. Для террора и грабежей банков, для насилия и закрытых границ.

— Не очень ли мрачно?

— Светлее не получается. «Считай всех честными, живи с ними, как с мошенниками», — учил тебя кардинал Мазарини? Между прочим, Алекс излагает очень впечатляющие истории.

— Расскажи.

ГЛАВА 9

КОЛЛЕКЦИЯ АЛЕКСА

— Видишь ли, у Алекса хобби. Мне кажется, я кое в чем сумел разобраться. Это огромная картотека. Способы отъема денег.

— Но зачем?

— Зачем он собирает эту коллекцию? Трудно сказать. Но, думаю, в ней-то собака и зарыта. Знай я об