Европад - Любовь Зиновьевна Аксенова

в ту же схему: «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой». Нас догоняет СССР. Ничего не попишешь. Но при чем здесь Франция, та же Германия? Я недавно читал, как обокрали ювелирный магазин в Париже с помощью пылесоса. Четверо мотоциклистов вплотную подъехали к витрине, разбили кувалдой стекло, отсосали с полки бриллианты и скрылись. Такого рода историй все больше. Грабят в дневное время, быстро, со вкусом. Там же, в Париже, двое хорошо одетых мужчин зашли с букетом гвоздик в ювелирный салон, вынули из цветов баллончик, распылили его, разбили витрину, схватили горсть драгоценностей и умчались на дорогущем автомобиле, припаркованном прямо у дверей. За два месяца обчистили десять ювелирных салонов. Как в кино.

— Вот и ответ на твой вопрос. Это ремесло стало престижным благодаря кино. Думаешь, раньше не грабили?

— Грабить грабили, но по-другому. Признаться, что живешь воровством, было стыдно. Считалось признаком дурного тона. Теперь это делают дерзко, с мастерством, азартом, выдумкой, играючи. Появилась новая профессия. Относятся к ней не как к язве, чуме, болезни общества, нет, как к обычному способу зарабатывать деньги — большие и, главное, моментальные. Ее не стесняются… Впрочем, спекуляция на бирже или отъем денег путем построения «законных пирамид» разве лучше? Ни о стыде, ни о морали нет речи ни здесь, ни там. Никто об этом не заикается, даже газеты. Алекс считает, во всем виноваты деньги. Бумажки так опосредованы от результатов труда, что стали самоцелью. Теперь никто не вспоминает, сколько труда затрачено на костюм или хлеб. Все думают о том, сколько стоят деньги. Деньги самодостаточны. Они все. Есть зелень — есть пуговицы, яблоки, костюмы, дома, машины, власть, человеческие жизни. Нет ее — нет ничего. В нашем мире фикция победила вся и всех. Мы со своими бумажками стали жить в виртуальном мире. Реальные ценности как бы существуют без нас, сами по себе, только через посредство денег. Новая эпоха. Возможно, новая цивилизация. Шиллер безнадежно устарел, когда писал, что любовь и голод правят миром.

— Какой же рецепт? Сжечь деньги? Вернуться к бартеру? Помнишь, бунты луддистов против машин? Все равно капитализм победил. Здесь то же самое. Бороться с деньгами — чушь. Ностальгия по феодализму, советской власти или прошлому тысячелетию. Деньги помогли нам стать теми, кто мы есть.

— Тогда не спрашивай «почему». Просто живи, добывай валюту, молись, чтобы так было и дальше.

Зазвонил телефон. Гриша выдернул шнур из розетки: «Ну их!»

— Я не собираюсь устраивать революций. Я думаю: все в акцентах. Выбрать деньги целью или средством. Сократ когда-то сказал: «Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть». Теперь говорят: «Америка живет, чтобы работать», считай: чтобы делать money, Европа работает, чтобы жить, — добывает money, чтобы их тратить.

— В обоих случаях деньги оказываются целью. Разница на втором этаже: аккумулировать проклятые бумажки или их развеивать. При входе в фойе одно и то же — Остап Бендер с его бессмертным: «сначала деньги, потом стулья».

— Мы пришли к тому, с чего начали. Почему люди рубят капусту, ясно. Хотят жить. Но раз она стала новой энергией планеты, энергией, которая нужна для человеческого существования, чего удивляться, что всяк лезет из кожи вон, чтобы ею завладеть? Чем больше, тем лучше… При этом каждый дурак понимает, что честным путем миллион не добыть. Если трудом праведным не наживешь даже палат каменных, что говорить о миллионе? С другой стороны, миллионеров и миллиардеров развелось столько, что смешно не быть среди них. Слово «миллионер» стало синонимом словосочетания «человек с руками и головой». Вся пропаганда на это направлена, все СМИ работают на эту идею. Живи — не зевай.

— Поэтому все больше людей на планете включаются в погоню за миллионом. Те, кто так не думают, становятся анахронизмом, мастодонтами, реликтами прошлых эпох. Чем больше холявных миллионеров рождается в единицу времени, тем быстрее растет жажда обогащения, тем труднее ей противостоять. Да и нужно ли пытаться повернуть историю вспять? Жулик теперь не исключение, норма нашего времени. Каждый обыватель созрел или дозревает до мироощущения подлинного мошенника. Хочешь колбасы?

— Нет. На ночь есть не стоит. Давай лучше покурим. Ты знаешь знаменитое правило «тридцати процентов»? Как только в обществе появилась мода на что-то и тридцать процентов ее поддержали, считай — все: она в одночасье станет всеобщей. Каждый из нас в душе подошел к этой черте или уже перешел свой Рубикон. Борьба честности с нечестностью идет не только в обществе, в душах людей. Рубеж становится все более относительным, он мешает жить тем, кто приехал на Запад из бывшего СССР или очутился в новой России после того, как там поработали «демократы». Даже самые стойкие чувствуют: надо или умирать, или подчиняться моде.

— Два вопроса: кто борется с мошенниками и почему общество это делает?

— Ответ на второй очевиден. В истории с пирамидой ясно: выигрывают первые. Нужны вторые, третьи и так далее. Бараны для стрижки. Сильные пусть выживают, со слабыми идет сражение, в котором они погибают. Попадают в тюрьмы. Когда говорят о результатах борьбы с мошенниками, называют имена обреченных, растоптанных, пойманных. Сильные продолжают идти своим курсом, мы ничего о них не знаем из сводок криминальной полиции. Ответить на твой первый вопрос тоже нетрудно: такие же мошенники. Ловлю преступников они превратили в бизнес. Стригут на этом свою капусту. Ни воры, ни охотники за их черепами не руководствуются «надденежными ценностями», все они рабы тех бумажек. Индейцы или австралийские аборигены захотели сохранить свой микрокосм, мораль, духовные сущности. И что? В цивилизацию белых не вписались. Или — или, tertium non datur.

— Почему же ты не идешь за Алексом?

— То, что он делает, — утопия. Погоня за вчерашним днем, когда все мы были добрые и наивные. Его друзья — современные Дон Кихоты. Я не хочу сражаться с ветряными мельницами. Тем более что от моих движений ветер только задует сильней, ветряки заработают быстрей. Я просто стану полезен прохвостам. Так что «мой стакан не велик, но я